Волки тоже умеют улыбаться, только по-своему, по-волчьи.

Через пару минут стоявший в карауле часовой услышал, как где-то совсем рядом хрустнула ветка. Он замер. Похоже, что за этой елью кто-то стоит. Или нет? Он вскинул винтовку.

— Стой! Кто идет?

— Свои, — сказал Майкл. Он отбросил сломанную ветку и вышел с поднятыми руками из-за дерева.

Столь неожиданное появление в лесу голого, избитого человека так поразило часового, что он закричал что есть мочи:

— Эй! Скорее сюда! Скорее!

— Что там еще за шум? — сказала Чесна.

Она, Бауман и еще двое бросились на помощь часовому. Фонари осветили заросли, и их пересекающиеся лучи выхватили из темноты Майкла Галлатина.

Чесна застыла на месте.

— Но это просто немыслимо! — прошептал Бауман.

— Не время для формальностей. — Голос Майкла был слабым и срывался. Превращение, а потом еще и восьмимильная пробежка отняли у него последние силы. Все вокруг закружилось и поплыло перед глазами. Теперь можно было позволить себе немного расслабиться. Он был на свободе. — Я… наверное, сейчас упаду, — сказал он. — Может… кто-нибудь все же успеет… меня поймать?

Колени у него подогнулись.

Чесна успела.

Первое, что бросилось ему в глаза, когда он очнулся, была зелень и золотистый свет: солнце, пробивающееся сквозь густую листву. Ему вспомнился лес его юности, царство Виктора и их стаи. Но это было давно, и Майкл Галлатин лежал не на соломенной подстилке, а на постели, застеленной белыми простынями. Потолок над головой тоже был белым, а стены светло-зелеными. Пели малиновки, и Майкл выглянул за окно. Он увидел переплетения ветвей и голубое небо.

Но он никак не мог забыть о костлявых трупах в огромной братской могиле. Такое не забывается, навсегда остается в памяти, напоминая о том, на что способен злой человеческий гений. Майкл хотел закричать, поскорее забыть об этом кошмаре, но глаза его оставались сухими. Зачем кричать, если пытки остались позади? Время слез прошло. Наступило время для трезвых мыслей и восстановления сил.

Все его тело нестерпимо болело. Ему казалось, что даже мозг у него весь в синяках. Майкл заглянул под одеяло и увидел, что он по-прежнему голый. Тело его напоминало стеганое лоскутное одеяло в черно-синих тонах. На раненое бедро были наложены швы, а кожа смазана йодом. Все остальные порезы и ссадины на теле — включая и те, что остались от зубьев вилки Блока — тоже были обработаны. Его отмыли от нечистот конуры, и Майкл подумал, что, кем бы ни был этот человек, он заслуживает почетной медали. Волосы его вымыли; кожу на голове немного щипало, может быть от шампуня против вшей. Его побрили, но у него уже успела вырасти новая, жесткая щетина, и это заставило его всерьез призадуматься, сколько же он пролежал в забытьи.

Пока что Майкл твердо знал одно: ему страшно хотелось есть. Он видел выступающие из-под кожи ребра, руки и ноги сделались совсем худыми, мышцы ослабли. На столике рядом с кроватью стоял серебряный колокольчик. Майкл позвонил и стал ждать, что будет.

Не прошло и десяти секунд, как дверь распахнулась, и в комнату вошла Чесна ван Дорне; ее лицо сияло, на нем не осталось и следа от угольной пыли; золотые локоны рассыпались по плечам. Прекрасное видение, подумал Майкл. Радость его не омрачил даже серый костюм и пистолет в кобуре у пояса. Вслед за Чесной вошел седой мужчина в роговых очках; на нем были темно-синие брюки и белая рубашка с закатанными рукавами. Он поставил на столик у кровати черный докторский саквояж.

— Как ты себя чувствуешь? — деловито спросила Чесна, остановившись у двери.

— Пока что живой, — хриплым шепотом ответил он. Каждое слово давалось ему с трудом. Майкл попробовал сесть на кровати, но доктор заставил его лечь. Наверное, это было не труднее, чем уложить в постель больного ребенка.

— Это доктор Стронберг, — объяснила Чесна. — Он позаботится о тебе.

— И заодно убедится, насколько безграничны возможности медицинской науки. — Голос Стронберга напоминал треск гравия в бетономешалке. Присев на краешек кровати, он извлек из саквояжа стетоскоп и слушал, как бьется сердце пациента. — Дышите глубже. — Майкл не стал возражать. — Еще. Теперь задержите дыхание. Выдохните медленно. — Он хмыкнул и отложил инструмент в сторону. — Немного хрипите. Скорее всего, легочная инфекция. — Под язык Майклу скользнул градусник. — Ваше счастье, что вы держите себя в форме. Иначе последствия двенадцати дней в Фалькенхаузене на хлебе и воде могли бы оказаться намного серьезнее.

— Двенадцати дней? — воскликнул Майкл, потянувшись за градусником.

Стронберг оттолкнул его руку:

— Оставьте его в покое. Да, двенадцати дней. Ну разумеется, у вас еще куча других недугов: легкий шок, сломанный нос, ушиб плеча, один синяк на спине от удара, что едва не отбил вам почки, и рана на бедре; еще немного — и могла начаться гангрена. На ваше счастье, процесс удалось вовремя остановить. Хотя мне и пришлось удалить немного тканей; какое-то время вы не сможете наступать на эту ногу.

«Боже мой!» — думал Майкл, и при одной мысли о возможности потерять ногу, подставив ее под скальпель и пилу, его бросило в дрожь.

— Потом еще кровь в моче, — продолжал Стронберг, — но я не думаю, что почки серьезно повреждены. Мне пришлось вставить катетер, чтобы отвести жидкость. — Он вынул градусник. — Температура еще держится, — сказал он вслух. — Но она ниже, чем вчера.

— А как долго я пробыл здесь?

— Три дня, — сказала Чесна. — Доктор Стронберг хотел, чтобы ты отдохнул.

Майкл чувствовал привкус горечи во рту. Лекарства. Скорее всего, антибиотики и транквилизаторы. Доктор тем временем готовил еще один шприц.

— Этого больше не надо, — сказал Майкл.

— Не валяйте дурака. — Стронберг ухватил его за руку. — Вам очень повезло, что, проведя столько времени среди всей этой грязи и заразы, вы не подхватили дизентерию, тиф и бубонную чуму.

Стронберг воткнул иглу, и Майкл ничего не мог с этим поделать.

— А кто меня вымыл?

— Я ополоснула тебя из шланга, — сказала Чесна.

— Спасибо.

Она пожала плечами:

— Я не хотела, чтобы ты перезаразил моих людей.

— Они здорово справились с работой. Я в большом долгу перед ними. — Он вспомнил запах крови на лесной дороге. — А кого ранили?

— Айснера. В руку. — Она нахмурилась. — Постой, а откуда ты знаешь, что кто-то ранен?

Майкл не знал, что ответить. «И правда, откуда я это знаю?»

— Я не знал наверняка, — сказал он. — Просто там так много стреляли.

— Да. — Чесна пристально разглядывала его. — Нам повезло, что обошлось без потерь. А теперь, может быть, ты все-таки расскажешь, почему ты отказался ехать с Бауманом и как потом набрел на лагерь, ведь это больше восьми миль от Фалькенхаузена. Ты что, бежал? И вообще, как ты нас нашел?

— Как там Лазарь? — спросил Майкл уходя от ответа. — Мой друг. У него все в порядке?

Чесна кивнула.

— Он привел с собой целую армию вшей. Пришлось обрить его наголо, но он сказал, что убьет всякого, кто прикоснется к его бороде. Он в более тяжелом состоянии, чем ты, но жить будет. — Она удивленно вскинула светлые брови. — Так ты все же расскажешь мне, как ты нас нашел?

Майкл припомнил, как спорили Чесна с Бауманом той ночью, выходя из палатки на поляне.

— На меня тогда что-то нашло, — объяснил он. — Я погнался за майором Кролле. Смутно припоминаю, что было потом.

— Ты его убил?

— Он… о нем позаботились.

— Продолжай.

— Я взял мотоцикл Кролле. На нем я выехал за ворота. Пуля, наверное, пробила бензобак, и мне удалось проехать всего несколько миль. Я бросил мотоцикл и шел пешком через лес. Потом я заметил свет ваших фонариков и вышел на него.

Редкостная чушь, думал про себя Майкл, но это было первое, что пришло ему в голову.

Чесна помолчала, не переставая пристально разглядывать его, а потом заговорила снова: