Проходя мимо первого этажа, она напоролась на очередное осложнение: вниз спускались две сёстры. Она снова натянула налицо улыбку, две сёстры улыбнулись в ответ и кивнули, и Мэри спокойно прошла мимо, только ладони взмокли. Появилась дверь с большой цифрой «Два». Мэри вошла в нее, скользнув взглядом по черной изоленте, придерживающей язычок замка, чтобы тревога не сработала. Она была в родильном отделении, и кроме нее, никого не было в коридоре от лестницы и до поворота к сестринскому посту.

Мэри услышала тихий звон и решила, что это кто-то вызывает сестру. По коридору, как вой сирены, плыл детский плач. Теперь или никогда. Она выбрала палату 24 и вошла с таким видом, будто была хозяйкой всей больницы.

В постели сидела молодая женщина, кормившая грудью новорожденного. На стуле рядом с кроватью сидел мужчина, следивший за этим процессом с неподдельным интересом. Они оба обернулись к вошедшей в комнату шестифутовой сестре, молодая мать улыбнулась и сказала:

«У нас все просто отлично».

Мужчина, женщина и ребёнок были черными. Мэри остановилась. Потом сказала:

— Я вижу. Просто хотела проверить.

Она повернулась и вышла. Не годится привозить Лорду Джеку черного ребёнка. Она прошла через коридор в палату 23 и обнаружила там белую женщину в постели, разговаривающую с молодой парой и мужчиной средних лет, а по всей палате стояли букеты и воздушные шарики. Ребенка в палате не было.

— Привет! — сказала молодая мать. — Как вы думаете, можно мне принести ребёнка?

— Не вижу, почему бы и нет. Сейчас за ним пойду.

— Эй, а вы дама мощная, правда? — спросил мужчина, сверкнув в улыбке серебряным зубом.

Мэри улыбнулась ему в ответ, но глаза ее остались холодны. Она повернулась, вышла и направилась к двери с голубым бантом и номером 21.

Она начала нервничать. Если и здесь не выйдет, то можно считать задание проваленным.

Она вспомнила Лорда Джека, который ждёт ее у Плачущей леди, и зашла внутрь.

Мать спала, прижав к себе ребёнка. На стуле у окна сидела пожилая женщина и вышивала.

— Привет, — сказала женщина, сидевшая на стуле. — Как жизнь?

— Спасибо, чудесно. — Мэри увидела, что мать открывает глаза. Ребёнок тоже зашевелился, его веки затрепетали и приоткрылись, и Мэри увидела, что глаза у мальчика светло-голубые, как у Лорда Джека. У нее подпрыгнуло сердце. Это карма.

— Ой, я задремала. — Лаура моргнула, пытаясь разглядеть сестру, стоявшую над кроватью. Большая женщина с невыразительным лицом и каштановыми волосами. На форменном платье жёлтый значок — «улыбка». На табличке написано Дженет кто-то. — А сколько времени?

— Время взвешивать ребёнка, — сказала Мэри. Голос прозвучал чуть напряженно, и ей пришлось им овладеть. — Это займет всего минуту.

— А где папа? — спросила Лаура у матери.

— Он спустился купить новый журнал. Ты же знаешь, он без чтения не может.

— Разрешите, я возьму ребёнка взвесить? — Мэри протянула руки, чтобы его взять.

Дэвид просыпался. Первой его реакцией был открыть рот и тоненько, высоко заплакать.

— Кажется, он опять есть хочет, — сказала Лаура. — Нельзя ли мне его сперва покормить?

«Слишком большой риск — может войти настоящая сестра», — мелькнула мысль у Мэри. Все с той же улыбкой она сказала:

— Это недолго. Давайте сразу, чтобы не тянуть с этим.

— Ладно, — сказала Лаура, хотя ей не терпелось его покормить. — Я вас прежде не видела.

— Я работаю только по выходным, — ответила Мэри, протягивая руки.

— Тише, тише, не плачь, — сказала сыну Лаура. Поцеловав его в лобик, она ощутила персиковый аромат его плоти. — Ах ты мой драгоценный, — сказала она и неохотно положила его сестре на руки. Тут же ей захотелось выхватить его обратно. У сёстры были большие руки, и Лаура заметила у нее под ногтем темно-красную кайму. Снова посмотрела на табличку. Лейстер.

— Вот и мы, — сказала Мэри, качая ребёнка на руках. — Вот мы и пойдем, мой сладкий. — Она пошла к двери. — Я сразу принесу его назад.

— Поосторожнее с ним, — сказала Лаура. «Руки бы ей вымыть», — подумала она.

— Не сомневайтесь.

Мэри уже была почти за дверью.

— Сестра! — позвала Лаура.

Мэри остановилась на пороге, ребёнок продолжал плакать у нее на руках.

— Вы не могли бы принести мне апельсинового сока?

— Конечно, мэм.

Мэри отвернулась, вышла из палаты и увидела, что черный отец из палаты 24 идет по направлению к сестринскому посту. Она положила ребенку палец в рот, чтобы он не кричал, прошла на лестницу и спустилась по ступенькам.

— У нее руки грязные, — сказала Лаура матери, заметила?

— Нет, но это самая крупная женщина, которую видели мои глаза. — Она увидела, как Лаура, устраиваясь на подушках, вздрогнула от внезапной боли. — Как ты?

— Похоже, о’кей. Слегка еще побаливает. На самом деле ей казалось, что она родила мешок затвердевшего цемента. Во всем теле ныло и болело, мышцы бедер и спины подергивало судорогами. Живот уже не разбухал, но она вся еще была обвислой и полной жидкости. Тридцать два шва между бедрами, где доктор Боннерт разрезал плоть ее влагалища, чтобы дать Дэвиду проход, были источником постоянного раздражения.

— Я думала, что сестрам положено держать руки в чистоте, — сказала она, когда наконец устроилась.

— Я отправила отца вниз, — сказала мать Лауры. — По-моему, нам надо поговорить.

— О чем поговорить?

— Ты знаешь. — Она наклонилась на стуле. — О проблемах, которые у тебя с Дугом.

«Конечно же, она почувствовала», — подумала Лаура. Радар ее матери редко ошибался.

— Проблемы. — Лаура кивнула. — Да, проблемы действительно есть.

— Я бы хотела узнать, в чем дело. Лаура знала, что от этого разговора не уйти. Рано или поздно сказать придется.

— У Дуга роман, который тянется с октября, — начала она и увидела, как мать слегка ахнула.

Лаура принялась рассказывать все подряд и пожилая женщина внимательно слушала, а тем временем сына Лауры несли по коридорам, где паровые трубы шипели, как разбуженные змеи.

Мэри Террор, держа палец во рту малыша, шагала по коридору к двери грузовой площадки. Перед прачечной она остановилась возле бельевых тележек. В одной из них на дне лежали полотенца, и она положила ребёнка между ними и укрыла его. Ребёнок отрыгнул и захныкал, но Мэри уже взяла тележку и пошла, толкая ее перед собой. Проходя через прачечную, где работали негритянки, Мэри увидела прачку, пропустившую ее в здание.

— Все еще не нашли дороги? — окликнула ее женщина сквозь шум стиральных машин и гладильных прессов.

— Нет, теперь я знаю, куда иду, — ответила Мэри и улыбнулась на ходу. Ребёнок заплакал перед самым выходом, но это был тихий плач и шум прачечной его заглушил. Мэри открыла дверь. На улице поднялся ветер и дождь падал серебряными косыми иглами. Вытащив тележку на погрузочную платформу, Мэри вынула ребёнка, все еще завернутого в полотенце, сбежала по бетонным ступенями к фургону, купленному два часа назад за триста восемьдесят долларов в магазине подержанных машин «Друга Эрни» в Смирне. Плачущего ребёнка она положила на пол возле пассажирского сиденья, рядом с обрезом. Потом завела мотор, который тарахтел, как молотилка, и заставлял трястись весь фургон. Взвизгнули дворники, заелозив по стеклу.

Мэри Террор подала назад, отъехала от грузовой площадки, развернулась и поехала прочь от больницы, носившей имя Бога.

— А теперь — тихо, — сказала она младенцу. — Ты уже у Мэри.

Младенец продолжал плакать.

Ему еще придется узнать, кто из них главный.

Мэри оставила больницу позади и свернула на фривей, где влилась в море металла в серебряном падающем дожде.

— Привет! — У сёстры были рыжие волосы и веснушчатые щеки, и вся она лучилась улыбкой. Табличка сообщала, что ее зовут Эрин Кингмен. Она быстро взглянула на коляску рядом с кроватью. — А где Дэвид?

— Какая-то сестра понесла его взвешивать, — ответила Лаура. — Наверное, около пятнадцати минут назад. Я попросила ее принести апельсиновый сок, но она, может быть, занята.