Зомби вдруг остановились, внимательно наблюдая за ним; потом их взгляды скользнули дальше, в полумрак, — и они увидели. В следующий миг они ринулись вперёд, отчаянно размахивая руками, пытаясь добраться до динамита и вырвать стремительно сгорающие запальные шнуры. Мур в бешенстве взмахнул дубинкой и почувствовал, что дерево обломилось у самой его руки, а его самого швырнула назад чудовищная, нечеловеческая сила. Теперь осталось всего несколько секунд, секунд, рассыпающихся на доли. Считанные секунды. Скорее. Скорее. Скорее.

Мур стоял насмерть, не уступая ни дюйма. Из рассеченного лба текла кровь, но он голыми руками остервенело дрался с наседавшими на него страшными существами, расшвыривая их в стороны, круша кулаками хрупкие кости.

Сквозь толпу живых мертвецов пробралась уже знакомая Муру фигура — высокая, с набрякшими кровью глазами: Вильгельм Коррин. Тусклое свечение запальных шнуров озарило лицо без подбородка. Коррин медленно, словно его терзала ужасная боль, выступил вперёд, поднял руку и вытянул палец, указывая на Мура. Потом кисть скрючилась, превратилась в лапу, жадно потянулась к нему. Остальные неподвижно следили за своим командиром.

Но вдруг рука остановилась в нескольких дюймах от горла Мура. Коррин, замерев, смотрел на горящий фитиль. Он едва заметно откинул назад голову и прикрыл глаза, спрятав за веками дьявольский пронизывающий взгляд, словно в ожидании смерти, которая милостиво положит конец его мучениям.

За миг до того, как жар опалил Мура, у молодого человека на долю секунды возникло такое чувство, будто его коснулась чья-то прохладная, добрая рука, возникшая из стены тумана. Он крепко сжал эту руку. В последний миг ему показалось, что он смотрит в морскую даль и видит вдалеке красивую яхту, он должен плыть к этой яхте, должен, потому что прочел на плоской срезанной корме знакомое имя, потому что они ждали его.

Грянул взрыв, и море расступилось. Кип и Яна, отчаянно стараясь удержаться на бурлящих волнах, оглянулись. Желтое зарево было таким ярким, что стало больно глазам; в небо, оставляя огненные следы, взлетели зазубренные обломки. Нос траулера смело, и великанский кулак обрушился на Корабль Ночи, с чудовищной силой вминая металл у ватерлинии. Под пронзительный скрип железа обрушилась носовая палуба, рубку почти оторвало от надстройки. В воздух, к черному небу, крутясь, летели стальные пластины обшивки. Части леерного ограждения разбросало во все стороны. Вновь взревело пламя, в нем исчезла рубка «Гордости»; второй взрыв оглушил их. Бочки с горючим высоко подбросило; падая, они взрывались над самой водой, накрывая субмарину ливнем огня. На глазах у Кипа подводную лодку сбросило с рифа, покореженный дымящийся корпус развернулся в их с Яной сторону и, увлекаемый бурлящими потоками, набирая скорость, двинулся на них.

А потом палуба провалилась, боевая рубка рухнула, отломились перископы. Кип почувствовал, что их тащит назад, и неистово заработал ногами. Возник водоворот; Корабль Ночи закружило по краю огромной черной воронки, лодка задрала нос и с шумом, похожим на вопль умирающего зверя, начала погружаться в пучину. Грохот океана заглушил предсмертные крики.

Лодка сложилась пополам, железо обшивки вминалось внутрь, превращая ее в огромный бесформенный ком. Кип вдруг понял, что происходит именно то, чего старался добиться Бонифаций, когда смял в комок отлитую из воска лодку и швырнул ее в огонь.

Корабль Ночи высоко задрал объятую пламенем корму, и лодка исчезла в водовороте. Море с громким шипением омыло горячий металл. Блеснули, отразив огонь, заклепки на вздыбленной корме.

На плот обрушилась вода, загоняя его вглубь; Кип вцепился в дверь и, работая ногами, вынырнул на поверхность.

И, вынырнув, увидел, что лодки нет.

Равнина моря пестрела островками огня, но водоворот постепенно исчезал. На поверхность вырвалась целая туча пузырей, и водоворот исчез. Море сомкнулось над лодкой, похоронив ее в своей пучине.

Кип и Яна, прерывисто дыша, из последних сил цеплялись за свой деревянный плот. Кип тряхнул головой, чтобы прийти в себя. Полетели брызги. Яна лежала как неживая, но одной рукой по-прежнему крепко держалась за его плечо. Кип слышал, как сильно бьется у нее сердце.

На горизонте, на фоне оранжевой полоски неба, темнел широкий плоский берег. Кип неуверенно заморгал. Что это? До берега было около двух миль, но течение уже несло их к нему. «Биг-Дэнни-Ки», — хрипло сказал Кип. Яна рядом с ним пошевелилась и подняла голову.

Они заработали ногами и медленно, потому что море еще было неспокойным, поплыли в сторону суши. Кип оглянулся через плечо, пытаясь найти то место, где затонула подводная лодка, но пламя уже догорало, ориентиры пропали. Чудовище погибло, и незачем было оглядываться. Теперь все его мысли были о будущем — ведь он представлял закон на Кокине, там ждали люди, за которых он отвечал, люди, видевшие в нем ту силу, которая — он знал это — непременно найдётся в самой глубине его естества.

Кип окинул взглядом море, и вдруг ему показалось, что он заметил что-то на теплеющем горизонте — маленькую яхту под всеми парусами, бегущую навстречу солнцу, в распахнутый перед ней бескрайний небесный простор.

Глаза ему застлали слёзы, и он отвел взгляд, понимая, что вскоре яхта исчезнет вдали.

Наступил вечер. Тупо уставившись в угол, он вдруг обнаружил плясавших в очаге демонов. Они изрыгали пучки искр прямо в глаза мальчику, сидевшему у самого огня со скрещенными ногами. Мальчик спокойно наблюдал за хаотической игрой пламени. Что-то загадочное таилось в этих завихрениях огня. Не смотря на свои 9 лет и отсутствие Папы, он чувствовал себя по-взрослому уверенно, наблюдая за дьявольской пляской огненных демонов.

«Пока меня не будет, — сказал Папа, скручивая могучей рукой моток веревки в аккуратные витки, — ты будешь главой дома. Ясно?» — «Да, Папа.» — «Не забывай вовремя приносить Маме дрова. Складывай их у стены, тогда они будут суше. В общем делай все, что она попросит, ясно?» — «Да, Папа, я все сделаю.»

Образ отца еще долго стоял перед его мысленным взором: суровое обветренное лицо и тяжёлая ладонь на плече. Его ладонь как бы предупреждала мальчика: сынок, я ухожу на серьезное дело. Не забывай о Маме и будь осторожен.

Мальчик также безмолвно с ним соглашался.

Утром он увидел дядюшку Джозефа, впрягавшего двух старых лошадок — серую и белую — в семейный фургон. Родители мальчика находились возле запертой на засов тяжелой кованной двери. Папа, в шерстяной шапке и тяжелом тулупе из овчины, держал на плече огромный моток веревки. Тулуп ему подарила Мама на Рождество в прошлом году.

Мальчик лениво возил ложкой в супе, пытаясь подслушать разговор родителей. Но все было тщетно, так как они специально понизили голоса до шепота, чтобы никто ничего не слышал. Мальчик понимал, что если бы даже он и услышал что-либо, то он все равно ничего не понял, о чем это они там шепчутся. Все эти взрослые секреты давно раздражали его.

«Это нечестно! Нечестно! — Мальчик запустил пальцы в суп и вытащил оттуда кусочек мяса. — Если меня оставляют за главу дома, то разве не должен я быть в курсе всех секретов?»