— Ах ты сука, — прошептал он… и подумал, что где-то внутри пирамиды какое-то существо (или существа), может быть, говорит на языке иного мира то же самое в его адрес.

— Я ее видел! — выпалил какой-то поджарый седой мужчина с золотым зубом прямо в лицо Роудсу. — Видел, как она тута летала, чес-слово!

Пухлая женщина в рабочем комбинезоне носком теннисной туфли ткнула Ганнистона в бок. «Помер, что ль?» — спросила она. Ганнистон вдруг сел, и женщина проворно отскочила.

К горящему вертолету начал стекаться народ. Роудс пригладил пятерней волосы — и вдруг оказалось, что он сидит, привалясь спиной к грубому камню стены книжного магазина, хотя как у него подогнулись колени, полковник не помнил. Он весь пропах кровью Тэггарта; ее запах смешивался с другим, кислым, вернувшим Роудса в юность, на зеленые холмы Южной Дакоты. Полковнику представилось, будто он солнечным летним днём ловит кузнечиков. Он не забыл острый запах табачно-коричневой жижи, которую кузнечики оставляли на пальцах, — «кузнечикова кака», называл он ее. Теперь Роудс был покрыт ею с головы до ног. Эта мысль вызвала язвительную улыбку, которая очень быстро растаяла, стоило вспомнить разорванное на куски тело Тэггарта.

— Заклевала ее ваша птаха, — глубокомысленно заметил какой-то плешивый старик, а из обугленной машины вырвался очередной сгусток пламени.

— Черт, да отойдите же от них! Немедленно назад! — Через толпу зевак проталкивался Эд Вэнс, прибежавший с Селеста-стрит. Однако даже после такой короткой пробежки шериф стал красным как рак и тяжело отдувался. При виде окровавленных Роудса с Ганнистоном он остановился. «Мать честная!» Он взглядом отыскал пару мужчин покрепче.

— Хэнк и ты, Билли, идите-ка сюда! Поможете им добраться до больницы.

— Да мы целы, — выговорил Роудс. — Просто немного порезались, вот и все. — Он увидел посверкивающие на предплечьях микроскопические кусочки стёкла и подумал, что ему предстоит долгий поединок с пинцетом. Подбородок и лоб Роудса украшали глубокие порезы. Тот, что на лбу, казался опасным, но пока было не до ран. — А вот нашему пилоту не повезло. — Полковник повернулся к Ганнистону. — Ты в порядке?

— Ага. Вроде бы. — То, что Ганни сидел не на переднем сиденье, защитило его от основной массы осколков, однако на кистях рук капитана было несколько порезов, а из плеча торчала двухдюймовая щепка. Ганни ухватил ее, выдернул и выкинул.

Роудс попытался встать, но ноги не слушались. Ему помог подняться мужчина помоложе, в красной клетчатой рубашке, и Роудс сказал:

— Староват я стал для таких развлечений.

— Ага. Я так с каждой минутой, мать ее за ногу, делаюсь все старше! Вэнс, наблюдавший за воздушной дуэлью, был совершенно уверен, что вертолет или шлепнется на дома Инферно, или врежется в Первый техасский банк. Он взглянул на здание, увидел слизь в том месте, где летучее чудовище ударилось о стену, и вспомнил, как прикинувшееся Хитрюгой Кричем существо выглянуло в окно и сказало: «Эта штука мне не нравится». — Послушайте, полковник, надо поговорить. Хорошо бы сейчас же.

Роудс осторожно разминал сведенные судорогой руки.

— Надеюсь, если я скажу, что с разговором придется погодить, вы меня поймете.

— Нет, сэр, — сказал Вэнс. — Сейчас.

Полковник заметил настойчивость в голосе шерифа.

— В чем дело?

— Думаю, лучше немного пройтись, — Вэнс жестом пригласил Роудса следовать за ним, и тот на негнущихся ногах захромал по Кобре-роуд. Вертолет еще изрыгал черный дым и красные языки пламени, и Роудсу показалось, будто он чувствует запах горящего трупа Джима Тэггарта. Когда они оказались там, где никто не мог их услышать, Вэнс сказал: — По-моему, у меня был этот… близкий контакт. Около двадцати минут назад я встретился с кем-то похожим на Хитрюгу Крича… только черта с два это был Хитрюга.

Роудс выслушал историю, не перебивая, и наконец очнулся от потрясения, которое упорно возвращало его мысли к серой руке и искромсанному телу. Живые были важнее, и если засевшая в черной пирамиде тварь сумела прокопать под рекой тоннель к домам Инферно, она могла объявляться везде, где ей вздумается. Чем бы она ни была, здешний кусок техасской пустоши она только что превратила в поле битвы.

— Что, черт возьми, нам делать? — спросил Вэнс, закончив рассказ.

— Убежать точно нельзя, — спокойно отозвался Роудс. — Некуда. — Он вспомнил слова Дифин «я же-лать поки-дать» и то, в какое неистовство она пришла, когда поняла, что здесь нет межзвездных средств сообщения. Она умоляла, чтобы ее увезли отсюда, а он не послушался. Должно быть, она знала, что за ней гонится другой звездолет. Но почему? И кем — или чем — было то существо, которое Дифин назвала Кусакой?

Роудс потрогал подбородок и поглядел на окровавленные пальцы. Его бежевая трикотажная футболка превратилась в мозаику кровавых пятен. Почти вся кровь была Тэггарта. Полковник чувствовал себя нормально — разве что оставалась легкая дурнота. Неважно. Отдых и швы — потом. Надо идти. Он сказал:

— Проводите меня в дом Крича.

В Инферно, разбуженном крушением вертолета, воцарилась тишина. Те, кто бродил по улицам, судача о пирамиде и гадая, не настал ли Судный день, разошлись по домам, заперли окна и двери и оставались там, в лиловатом полумраке. Иные отправились под защиту стен баптистской церкви, где на алтаре горели свечи и Хэйл Дженнингс с несколькими добровольцами раздавали в их свете сэндвичи и холодный кофе. «Отщепенцы» потянулись в свою крепость в конце Трэвис-стрит. Бобби Клэй Клеммонс пустил по кругу косяк, но почти всем хотелось просто посидеть, поболтать, прихлебывая пиво, и высказать мыслишку-другую насчет того, откуда взялась пирамида и что она тут делает. Сью Маллинэкс и Сесил Торсби в «Клейме» готовили сэндвичи с холодным мясом для тех своих завсегдатаев, которые забредали в кафе, страшась оставаться один на один с темнотой.

В больнице Том Хэммонд твердой рукой держал фонарь над операционным столом, а Эрли Мак-Нил и Джесси трудились над искромсанной рукой мексиканца по фамилии Руис, который, шатаясь, пришёл с другого берега реки через несколько минут после приземления пирамиды. Рука свисала на красных мышечных волокнах, и Эрли понимал, что ее придется отнять. Он процедил сквозь хирургическую маску: «Ну-с, господа, поглядим, есть ли у меня еще порох в пороховницах», и потянулся за костной пилой.

Пожарные за рекой сдались. Руины мастерских и складов на автодворе Кейда все тлели, в хаотических нагромождениях обломков раскрывало алые глаза пламя. Мэк Кейд ругался на чем свет стоит, обещая поотрывать пожарным головы и подвесить их к связке ключей вместо брелоков, но шланги без напора воды превратились в дряблое полотно, а подходить к пирамиде ближе, чем это было необходимо, никому не хотелось. Пожарные собрали снаряжение и оставили Кейда под неистовый лай доберманов бесноваться в бессильной ярости подле своего мерседеса.

Дым пропитал воздух, залег в низине у Змеиной реки и серым туманом повис на улицах, заслонив луну и звезды. Но время шло, и стрелки наручных и электрических часов подползали к полуночи.

Внимание миссис Сантос, которая по указанию доктора Мак-Нила покинула клинику, чтобы найти доноров-добровольцев, привлек большой жёлтый «кадиллак», припаркованный в самом конце Селеста-стрит, откуда открывался вид на реку. Седая женщина за рулем зачарованно смотрела на пирамиду. Миссис Сантос знала, чья это машина. Она подошла, постучала в стекло. Селеста Престон опустила окно, наружу поплыл прохладный кондиционированный воздух.

— Больнице нужна кровь, — сухо сообщила миссис Сантос. — Доктор Мак-Нил не велел мне возвращаться без шести добровольцев. Не поможете?

Селеста ответила не сразу. Пирамида, воздвигшаяся на автодворе Кейда, небесная решетка и тварь, у нее глазах разбившаяся о стену банка, совершенно ошеломили ее. Расставшись с Вэнсом, она поехала было домой, но что-то заставило ее сбавить скорость, свернуть направо, на Сёркл-Бэк-стрит, и проехать мимо жалких останков мечты Уинта. Старина Уинт, небось, уже ворочается в гробу на Юкковом Холме, подумала она. Мало того, что Инферно околел, поскуливая, как сдыхают сотни других изживших себя техасских городишек. Нет, Господу понадобилось для верности еще разок стукнуть по гвоздям в крышке гроба. Или, может быть, это было делом рук Сатаны. В воздухе и в самом деле пахло пеклом.