Что-то вдруг ударило по крыше вагона. Затем послышался похожий звук, но вес того, кто его издавал, явно отличался от первого.

— Что это? — Гантт адресовал свой вопрос Лоусону, хотя на деле он прекрасно понимал, что это может быть. — Один из них наверху!

— Двое, — возразил Лоусон. Он уже догадывался, что будет дальше.

Удар огромной силы обрушился на крышу. Они пытались прорваться внутрь. Весь вагон задрожал и застонал, словно в знак протеста. Следующий удар был нанесен… затем третий и четвертый — сюда явно прорывались два перевертыша, работающих лапами, когтями и трансформированными кулаками. Твари почти проложили себе путь к пиршеству. Крыша трескалась так, словно два ненасытных ребенка дрались за коробку с конфетами. Кулаки опускались, как молоты на наковальню, но Лоусон понимал, что никаких молотов им не требовалось.

Рустер порылся в карманах пальто, чтобы отыскать больше патронов для своей винтовки. Он приготовился выстрелить, устроившись на полу.

— Не надо, они этого и ждут, — предупредил его Лоусон, и на этот раз бойкий юноша предпочел не спорить.

Вдруг на крышу приземлилась третья тварь. Еще немного, и они прорвутся. Крепления крыши начали выгибаться. Рустер все же выстрелил… дважды, однако вампиры даже не подумали поумерить пыл.

— Ну, ладно… — произнес Тревор, обращаясь, по большей части, к самому себе, потому что понимал, что крыша не выдержит и двадцати секунд дальнейшего сопротивления. Он поднялся и оказался за дверью до того, как Энн или кто-либо другой успел даже заметить его движение. Он двигался так быстро, как только мог, и даже вампиры, поглощенные своей работой не заметили его.

Оказавшись снаружи, он мигом взлетел по металлической лестнице, открывшей доступ на крышу.

Три крылатых ужаса, громивших крышу на куски, повернулись к Лоусону, как только его ботинки застучали по поверхности. Среди перевертышей было двое мужчин и одна женщина — все с серой плотью, жилистые, одетые в остатки лохмотьев старой одежды. У женщины были длинные серебряные волосы, а у одного из мужчин отсутствовала левая рука, начиная от локтя.

Тревор успел подумать, что, возможно, этого человека обратили тогда же, когда и его самого — после сражения в Гражданской Войне. Эта мысль успела едва мелькнуть и угасла, потому что все внимание Тревора было сконцентрировано на том, чтобы выстрелить. Одно из существ протяжно завизжало и начало выгорать изнутри. Оно свалилось с крыши, череп его во время падения деформировался и вдавливался, идя красными трещинами, внутри которых разгорался праведный огонь. Его крылья несколько раз взмахнули, закручивая новые вихри снега.

Остальные двое бросились на своего врага.

Женщина оказалась быстрее. Она запрыгнула на Тревора, как хищная пума, прежде чем он успел прицелиться в нее. В то же время зазвучали выстрелы со стороны скал справа и слева. Пули пролетали мимо, пока Лоусон и его жуткая противница с огромной скоростью перемещались из стороны в сторону по крыше. Когтистые лапы твари пытались выцарапать Тревору глаза. В следующее мгновение подоспел и второй перевертыш.

Отчаянным усилием Лоусону удалось столкнуть женщину с крыши. Ее когти утащили с собой большую часть его жилета… как и дерринджер, что лежал во внутреннем кармане.

Раздался новый выстрел.

Правая рука чуть выше локтя вспыхнула резкой болью, выбив из Тревора сдавленный стон, но он не позволил себе сконцентрироваться на боли, потому что необходимо было уйти от атаки когтистых лап второго перевертыша. Правая рука повисла плетью.

Тревор выхватил второй кольт левой рукой, вновь уклонился от когтей, метивших в его лицо, почувствовал, как новая боль обожгла ему шею в районе затылка, но то была лишь царапина.

Резко вдохнув, Лоусон прицелися и левой рукой выстрелил прямо в череп твари.

Искаженное лицо вампира начало гореть в опасной близости от глаз Тревора. Он попытался сделать шаг назад, и в этот момент ему в правый бок угодила еще одна пуля, заставившая его издать отрывистый, полный боли вздох.

Вместе с болью в глубине души Тревора взметнулся страх. В висках застучала отчетливая мысль, что, возможно, здесь и оборвутся их с Энн жизни…

Даже при том, что он — пусть и истощенный длительной жаждой — был достаточно силен по меркам вампиров, их все равно было слишком много. Он замечал, что все больше крылатых перевертышей срывается со скал и выскакивает из леса. Он до сих пор не понимал, как они могли научиться изменяться и превращаться в эту мерзость, но это не меняло факта, что они это могли, а он — нет.

Снова началась пальба. Энн, Рустер и Эрик пытались отстреливаться из вагона.

Сбитая с крыши вампирша вернулась к своему врагу с новой решимостью. Ее когти схватили его за плечи, заставив раны вновь взорваться болью, и сейчас эта агония — вечная спутница человеческой природы — была совершенно некстати… Клыки твари тянулись к шее Тревора. Они почти сомкнулись на его горле, когда он сумел уткнуть ствол кольта левой рукой прямо в подбородок вампирши и выстрелить, прошив ей голову насквозь.

Даже умирая, она держалась за него, как за последний оплот безопасности, однако освещенная пуля начала действовать, и тело женщины принялось выгорать. Глазные яблоки провалились, рот остался зияющей дырой, полной красного жара. Крылья все еще рассекали воздух в стремлении поднять своего противника над крышей вагона.

Тревор пытался сопротивляться, но твари все же удалось поднять его на шесть футов, прежде чем святое серебро обратило в прах ее черные крылья.

Упав на крышу, Тревор едва не задохнулся от боли, но все же сумел прицелиться и выстрелить в существо, несущееся к нему справа, однако пуля лишь оцарапала деревья.

Часть выгорающей вампирши все еще продолжала цепляться за его плечи. Тревор постарался стряхнуть с себя тварь, и, наконец, ему это удалось.

Слишком много пуль свистело поблизости, и непозволительно много уже настигли Тревора… нужно было уходить.

Еще один выстрел оцарапал металл, когда Лоусон с мучительным стоном заставил себя перекатиться по крыше и свалиться в снег, чудом не переломав ребра от падения с большой высоты, а лишь заработав пару сильных ушибов.

Вставай! Вставай немедленно!

Он вложил всю силу в то, чтобы вновь развить огромную скорость, бросился в вагон, запер за собой дверь и, как раненый зверь, упал в укрытие между сидениями, где из его груди вновь вырвался сдавленный болезненный стон, а тем временем чернильно-черный ихор вытекал наружу, источая запах адской серы…

— Боже, что с ним?

— Он ранен?

— Он же не умрет?.. Он ведь… один из них…

— Отойдите! — голос Энн прорвался сквозь отрывистые возгласы перепуганных пассажиров. Лоусон почуял ее приближение сквозь плотно закрытые в борьбе с болью глаза. Девушка опустилась на колени рядом с ним, в ее дыхании слышалось волнение. — Тревор? Тревор, ты меня слышишь? Можешь определить, насколько все плохо? Я могу тебе помочь?

О, она могла помочь. Пульсация крови по ее венам пробуждала непреодолимую жажду, Лоусон даже не сразу понял, что глаза его открылись, и уже несколько мгновений он вглядывается в вену на шее Энн. Осознав это, он вновь резко выдохнул и отвернулся в попытке совладать с собой. Девушка вздрогнула, пытаясь понять, что предпринять.

— В порядке… — прошептал он, переведя дух. — Все в порядке. Не так серьезно, как… может показаться.

Лоусон натянуто улыбнулся, однако лицо Энн осталось серьезным. Она вновь сосредоточилась на противниках. Обстрел временно прекратился, и пока что за окнами слышалось только завывание ветра.

— Скольких тебе удалось убить?

— Парочку, — усмехнулся Лоусон, вновь сморщившись от боли и приложив левую руку к особенно болезненной ране на боку. От застывшего ихора рубашка на месте ран покрылась черной твердой коркой. — Проклятье…

— Я могу что-нибудь сделать? — поморщилась Энн.