— Льюис? Логан? — подсказывал Рэмси. — Ларсон? Лестер?

— Лестер, вот оно! — воскликнула мать Лауры.

— Нет, не так, — не согласилась Лаура. — Что-то очень похожее.

— Подумайте хорошенько. Постарайтесь представить себе эту табличку с именем.

— А я говорю, Лестер! — настаивала мать Лауры. — Я знаю, что говорю! — Ее лицо пылало от гнева. — Господи Иисусе! Это так у вас охраняют больницу? Пускают сумасшедших красть младенцев?!

Рэмси оставил это без ответа.

— Представьте себе табличку, — сказал он Лауре, которой сестра, прикладывала ко лбу мокрую губку. — Посмотрите на фамилию. Похоже на «Лестер». Какое слово?

— Лестер, я вам говорю! — настаивала Мириам. Лаура видела табличку мысленным взором, белые буквы на синем фоне. Она увидела имя, и потом из тумана выплыла фамилия.

— Лейстер, по-моему. — Она произнесла по буквам. — Л-е-й-с-т-е-р.

Рэмси схватился за рацию.

— Юджин, это Рэмси. Позвони в архив, пусть проверят фамилию Лейстер. — Он тоже повторил ее по буквам. — Пришли мне распечатку, когда проверят. Полиция уже выехала?

— По сверхсрочному режиму, — ответил голос без тела.

— Отдайте моего ребёнка, — сказала Лаура, ничего не видя из-за слез. До нее не дошло еще, что случилось. Это все какая-то отвратительная и мерзкая шутка. От нее прячут Дэвида. Что за жестокие люди? Она повисла на грани безумия, удерживаемая только крепким пожатием сёстры. — Пожалуйста, принесите мне моего ребёнка. Сейчас принесите. О’кей? О’кей?

— Найдите моего внука! — Мать Лауры выкрикивала прямо в лицо Рэмси. — Вы меня слышите? Если моего внука не найдете, я вас так по судам затаскаю — пожалеете, что на свет родились!

— Полиция уже в пути. — Голос Рэмси звучал натянуто. — Все под контролем.

— Черта с два у вас все под контролем! — кричала пожилая женщина. — Где мой внук? Вам понадобится чертовски хороший адвокат!

— Тише, — прохрипела Лаура, но ее голос потерялся в крике матери. — Пожалуйста, веди себя потише.

— Что у вас тут за охрана? Вы даже не знаете, кто тут сестра, а кто — нет? Сюда каждый-всякий может зайти с улицы и таскать детей?

— Мэм, мы делаем все, что можем. Вы не способствуете разрешению ситуации.

— А вы — способствуете? Господи, ведь абсолютно неизвестно, кто взял моего внука! Это может быть любая сумасшедшая!

Лаура заплакала, безнадежно, с невыносимой болью. Мать продолжала разоряться, Рэмси стоял, глядя напряженным взглядом, в окно стучал дождь.

Пискнула рация.

— Рэмси, — отозвался он, и Мириам перестала кричать. Голос из рации сказал:

— Вы нужны в прачечной, пронто[265].

— Уже иду. — Рэмси выключил рацию. — Миссис Клейборн, я ненадолго вас покину. Ваш муж в больнице?

— Я… Я не знаю…

— Можно с ним связаться? — спросил Он у матери Лауры.

— Это наша забота! Вы делайте свою работу и найдите ребёнка!

— Оставайтесь с ними, — сказал Рэмси двум сестрам и быстро вышел.

— Прочь от моей дочери! — услышала Лаура выкрик матери.

Пожатие сёстры ослабло и исчезло, оставив Лауру с пустой рукой. Над ней стояла мать.

— Все будет в хорошо. Ты меня слышишь? Погляди на меня.

Лаура посмотрела на мать расплывающимся взором. Глаза жгло.

— Все будет в порядке. Они найдут Дэвида. А мы на эту проклятую больницу подадим иск на десять миллионов долларов, вот что мы сделаем. Дуг знает хороших адвокатов. Господи, да мы разорим эту больницу, вот что мы сделаем. — Она отвернулась от Лауры, схватила трубку и стала набирать номер дома на Мур-Милл-роуд.

Включился автоответчик. Дуга не было дома. Лаура лежала на постели, свернувшись во внутриутробной позе, прижимая к себе подушку калачиком.

— Отдайте моего ребёнка, — прошептала она. — Отдайте моего ребёнка. Отдайте моего ребёнка.

Голос ее пресекся. Она не могла говорить. Ее тело, пустой сосуд, томилось по ребенку. Она зажмурилась изо всех сил, отгородившись от света. Ее заполнила тьма. Она лежала, брошенная на милость Бога, или судьбы, или удачи. Мир вращался вокруг нее, свернувшийся тугим шариком боли, и ребёнка у нее украли, и Лаура боролась с криком, который мог разорвать ее душу на кровавые клочки.

Крик победил.

«Вы абсолютно уверены, что никогда раньше не видели эту женщину?»

— Да, уверена.

«Она называла вас по имени или по фамилии?»

— Нет, я думаю… нет.» Она назвала имя ребёнка?»

— Нет.

«Был у нее акцент?»

— Южный, — ответила Лаура. — Но немножко другой. Не могу сказать.

Она отвечала на вопросы сквозь туман транквилизатора, и голос лейтенанта полиции по фамилии Гаррик плыл к ней по гулкому туннелю. В комнате были еще два человека; Ньюсом — человек с угловатым лицом, глава службы безопасности больницы, и молодой полисмен, ведущий протокол. Мириам допрашивали в соседней комнате, а Франклин и Дуг, возвратившийся после выпивки в баре неподалеку от своего офиса, сидели в кабинете администрации.

Лауре очень трудно было сосредоточиться на вопросах Гаррика. Транквилизаторы сыграли с ней странную штуку: тело и язык охватила слабость, а мысли неслись по подъемам и впадинам стремительных американских горок.

«Южный акцент? В чем другой?»

— Не дальний Юг, — сказала она. — Не Джорджия.» Вы могли бы описать эту женщину для полицейского художника?»

— Кажется, да. Да. Могу.

Еще один полицейский вызвал Ньюсома из палаты. Он вернулся через несколько минут в сопровождении человека мальчишеского вида в темно-сером костюме, белой рубашке и черном галстуке в белую крапинку. Они шепотом посовещались, Гаррик встал со стула рядом с кроватью и вновь прибывший занял его место.

— Миссис Клейборн, меня зовут Роберт Киркланд. Федеральное бюро расследований.

От этих слов ее вновь охватила паника, но выражение лица осталось спокойным и сонным из-за транквилизаторов. Только блеск в глазах выдавал ее первобытный ужас. В голове дьявольскими созвездиями закрутились сценарии с требованиями выкупа и убитыми жертвами похищений.

— Пожалуйста, скажите мне… — Язык ее вдруг налился свинцом. — Скажите… зачем она взяла моего ребёнка?

Киркланд помедлил, его ручка нависла над жёлтым линованным блокнотом. Лаура подумала, что у него глаза похожи на одностороннее стекло, через которое не разглядеть, что внутри.

— Эта женщина не работает сестрой в этой больнице, — сказал он ей. — В списках персонала нет никакой Дженет Лейстер, и с такой фамилией здесь работал только один рентген-техник в восемьдесят четвертом году. — Он сверился с заранее сделанными записями. — Чернокожий мужчина, возраст тридцать три года, в настоящий момент живет по адресу: 2137, Оукхейвен-драйв в Коньерсе.

Его непроницаемый взгляд вернулся к ней.

— Мы проверяем архивы всех больниц. Она могла когда-то работать сестрой, могла просто купить форму или взять ее напрокат. Мы проверяем все пункты проката маскарадных костюмов. Если она взяла форму сёстры напрокат, и клерк списал ее адрес с водительских прав — и этот адрес верен, — то нам повезло.

— И тогда вы быстро ее найдете? Вы сможете найти ее и моего ребёнка?

— Мы действуем с той скоростью, с которой получаем информацию. — Он опять сверился со своими записями. — В нашу пользу работают ее рост и размеры, выходящие за пределы обычных. Но следует иметь в виду, что форма могла быть ее собственной, и тогда ее не будет ни в одном списке клиентов проката. Она могла купить ее год назад или взять напрокат за пределами города.

— Но ведь вы ее найдете? Вы не дадите ей уйти?

— Нет, мэм, — ответил Киркланд. — Мы не дадим ей уйти.

Он не сказал ей, что эту женщину впустила в больницу работница прачечной, и преступница, очевидно, вынесла ребёнка в бельевой корзине. Он не сказал ей, что нет описания автомобиля, что прачка не помнит лица женщины, но две вещи были примечательны: рост шесть футов и приколотый к карману значок — «улыбка». Киркланд допускал, что женщина приколола этот значок для отвлечения внимания от своего лица. Она действовала быстро и знала, что делает; это было не случайной работой на авось. У него было записано, что на ней была белая форма с темно-синей отделкой — те цвета, что у подлинных сестер. Та форма, которую они пытаются выследить. Женщина действовала, «как будто была на работе», — так это сформулировала Мириам Бел. Прачка сказала так: «Она выглядела, как сестра и вела себя как сестра». Наверняка похитительница заранее произвела разведку в больнице, потому что знала, как войти внутрь и уйти незамеченной. Но был еще один интересный момент: женщина точно также заходила в палаты 23 и 24. Пришла она специально за ребёнком Клейборнов или искала наугад, какого ребёнка украсть? Важно ли ей было украсть именно мальчика? Если да, то почему?