Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— И все же кто есть ликантроп в глазах Господа?

Все молчали. Никто не знал ответа.

Немного погодя Михаил встал и, держась за все еще болевший бок, начал подниматься вверх по лестнице. И вот он стоял наверху, под потоками холодного ветра, врывавшегося сюда сквозь выбитые окна. Снег белел у него в волосах, ложился на плечи, и могло показаться, что всего за эти несколько секунд он превратился в седого старика. Задрав голову, Михаил взглянул вверх, на облупившийся потолок, где все еще были видны потускневшие от времени и непогоды лики святых, и тыльной стороной ладони вытер кровь с губ.

Часть VII. Клуб «Бримстон»

Глава 33

Германия была родиной самого дьявола, в этом Майкл Галлатин был уверен.

Он сидел рядом с Мышонком на груженной сеном повозке, неторопливо катившей по дороге. На них была сильно заношенная одежда, а на лицах темнела успевшая отрасти за две недели пути жесткая щетина. Майкл разглядывал военнопленных, занятых на порубке деревьев по обеим сторонам дороги. Большинство заключенных были истощены и производили впечатление дряхлых, немощных стариков. Но есть у войны и еще одно особое свойство: она не различает возраста, не щадит никого, и поэтому подчас бывает затруднительно с первого взгляда отличить подростка от человека взрослого или даже пожилого. Облаченные все как один в мешковатые серые робы, военнопленные не переставая махали топорами, что делало их похожими на древние, износившиеся механизмы. Приставленные к заключенным конвоиры — нацистские солдаты, вооруженные автоматами и винтовками, — находились рядом со стоявшим у обочины грузовиком или же прохаживались вдоль дороги. Они курили и непринужденно разговаривали между собой. Вдали что-то горело: над восточным горизонтом висело густое облако черного дыма. Бомбовый удар! Майкл сразу же догадался об этом. По мере того как близилось время высадки союзных войск в Европе, в небе над Германией все чаще появлялись бомбардировщики союзников.

— Стой! — Один из конвоиров вдруг вышел на дорогу, преграждая путь повозке, и возница — боец немецкого Сопротивления, осмотрительный парень по имени Гюнтер — тут же с силой натянул вожжи. — Приехали! Давай выгружай этих дармоедов из своего тарантаса! — продолжал разоряться совсем юный лейтенантик, обладатель командного голоса и самодовольной, откормленной физиономии. — У нас тут для них имеется кое-какая работенка!

— Это добровольцы, — принялся весьма учтиво и с достоинством объяснять ему Гюнтер, несмотря на то что на нем была линялая и выгоревшая на солнце одежда фермера. — Я должен доставить их в Берлин. Их там ждет предписание.

— Тогда я своим приказом предписываю им сию же минуту отправиться на дорожные работы, — с ходу возразил лейтенант. — Отставить разговоры! Выгружай их! Да поживее!

— Фу ты, черт! — чуть слышно проворчал Мышонок.

Майкл приподнялся на сене. Рядом с ним сидели Дитц и Фридрих, двое бойцов немецкого Сопротивления, сопровождавшие их от деревни Зулинген, до которой они добрались четырьмя днями раньше. На возу под сеном были спрятаны три автомата, два «люгера», полдюжины ручных гранат и один противотанковый гранатомет.

Гюнтер хотел было еще что-то возразить, но лейтенант продолжал вертеться вокруг их повозки, не переставая орать:

— Хватит! Вылезайте! Все вылезайте! Я кому сказал! А ну, пошевеливайтесь! Что, боитесь растрясти свои жирные задницы?!

Понимая, что спорить бесполезно, Фридрих и Дитц тут же сошли с повозки. Майкл последовал за ними. Самым последним из повозки вылез Мышонок. Тогда лейтенант повернулся к Гюнтеру:

— Тебя это тоже касается! Убирай к чертовой матери с дороги свой вонючий тарантас и следуй за мной!

Гюнтер хлестнул вожжами лошадей и, отогнав повозку в сторону, оставил ее под соснами. Майкл, Мышонок, Гюнтер и двое других их спутников подошли к стоявшему на обочине грузовику, где им выдали топоры. Майкл огляделся по сторонам, успев насчитать кроме юного лейтенантика еще по меньшей мере тринадцать немецких солдат. Военнопленных, валивших сосны, было больше тридцати.

— Значит, так! — рявкнул лейтенант. — Вы двое — сюда, — махнул он рукой, указывая Майклу и Мышонку направо. — Остальные — туда! — Гюнтер, Дитц и Фридрих были отправлены на противоположную сторону дороги.

— Э-э… Прощу прощения, господин офицер, — робко заговорил Мышонок. — Э-э… а что мы там будем делать?

— Деревья рубить, что же еще?! — Презрительно прищурившись, лейтенант взглянул сверху вниз на маленького, грязного, заросшего щетиной Мышонка. — Ты что, слепой или туп до невозможности?

— Нет, господин офицер. Я просто хотел узнать у вас, почему…

— Ты здесь будешь просто делать то, что тебе прикажут! А теперь давай катись отсюда и принимайся за работу.

— Да, господин офицер.

Сжимая в руке топор и с трудом переставляя ноги, Мышонок поплелся за офицером, Майкл последовал за ним. Трое же их спутников перешли на другую сторону дороги.

— Эй, ты! Недомерок! — прокричал лейтенант. Мышонок остановился, замирая от страха на месте и втягивая голову в плечи. — Единственная польза, которую сможет извлечь из тебя немецкая армия, — засунуть тебя в пушку вместо снаряда и потом выстрелить!

Стоявшие поблизости солдаты громко расхохотались, очевидно, эта шутка показалась им ужасно остроумной.

— Так точно, господин офицер, — смиренно ответил Мышонок и зашагал дальше, направляясь к лесу.

Майкл занял место между двумя заключенными и тоже принялся махать топором. Пленные ни на мгновение не отрывались от своей работы, и могло показаться, что они вообще не обратили на их появление никакого внимания. Из-под топоров во все стороны летели сосновые щепки, а запах свежей смолы смешивался с терпким запахом пота. Майкл заметил, что на робах многих заключенных были намалеваны желтой краской шестиконечные Звезды Давида. Здесь работали одни мужчины. С лиц их не сходило выражение безразличного равнодушия ко всему, отрешенные взгляды устремлены прямо перед собой, мыслями они были далеко отсюда, хоть ненадолго перенесясь в совсем другой мир — мир воспоминаний. Топоры взлетали и опускались, выстукивая свой неизменный ритм. Майкл срубил тонкое деревце и отступил назад, утирая ладонью потный лоб.

— Работай, работай, нечего сачковать! — приказал какой-то солдат, в этот момент оказавшийся позади него.

— Я не заключенный, — ответил Майкл, — а гражданин рейха, и поэтому со мной тебе придется разговаривать уважительно… сынок, — добавил он, потому что на вид прикрикнувшему на него солдату было не больше девятнадцати лет.

В ответ солдат недовольно нахмурился. Наступила тишина, нарушаемая лишь глухим стуком топоров; затем, презрительно хмыкнув и не выпуская из рук автомат, он отправился дальше, вдоль длинной шеренги работавших на лесной опушке заключенных Майкл вновь принялся за работу. Лезвие топора сверкало серебряным блеском. Он скрипел зубами от охватившей его досады. Уже двадцать второе апреля. Целых восемнадцать дней прошло с тех пор, как они с Мышонком выбрались из Парижа, отправившись в путь по маршруту, который подготовила для них Камилла и товарищи из французского Сопротивления. За эти две с лишним недели они достаточно попутешествовали, пересекая владения Гитлера: и в повозке, запряженной волами, и в вагоне товарного поезда, и по реке на лодке. По пути ночевали где придется: в погребах, на чердаках, в пещерах, в лесу и даже в устроенных в стенах тайниках. В довершение им пришлось поститься — провиант, который удавалось раздобыть их помощникам, был весьма скуден. Когда же становилось совсем невмоготу и голод брал свое, Майкл старался под любым предлогом на некоторое время покинуть Мышонка, чтобы, уединившись, сбросив с себя одежду, отправиться на охоту, не брезгуя никакой добычей. И все же и Майкл, и Мышонок за это время потеряли в весе килограммов пять каждый, и теперь, исхудавшие, с запавшими глазами, они производили впечатление заморенных голодом людей. Но именно это по большей части и делало их похожими на немцев из гражданского населения, по крайней мере на тех, кто за это время попадался Майклу на глаза. Провиант был нужен армии, и он вывозился для поддержания солдат, находившихся в составе оккупационных войск в Норвегии, Голландии, Франции, Польше, Греции, Италии, и конечно же для тех, кому выпало воевать в России, в то время как в самой Германии с каждым днем умирало от голода все больше ее граждан. Не обращая внимания на такие пустяки, Гитлер мог гордиться своей железной волей и железным сердцем, которые больше всего способствовали крушению его же страны.

58
{"b":"901588","o":1}