Вдыхая густой запах крови, чувствуя озноб во всем теле, Михаил скакал по снегу, перепрыгивая через сугробы и дурачась, в то время как две волчицы старательно выводили каждая свою арию. Глядя на них, он тоже задрал кверху голову и широко разинул пасть, и пусть его пение больше походило на воронье карканье, чем на стройную волчью мелодию, в конце концов, у него впереди еще целая жизнь и уйма времени для того, чтобы научиться петь. Но вот песня двух волчиц начала затихать, последние ее аккорды отдались эхом среди деревьев, и тогда Рената начала превращаться, вновь принимая человеческий облик. Всего сорок секунд, не больше, ушло у нее на то, чтобы превратиться из поджарой волчицы в обнаженную женщину с обвислой грудью. Переждав превращение, она опустилась на колени рядом с Франко. Алекша тоже занялась собой, и Михаил, затаив дыхание, зачарованно следил за каждым ее движением. Суставы вытягивались на глазах, руки и ноги становились длиннее, светлая шерсть исчезала, уступая место длинным светлым волосам, тут же разметавшимся по плечам, и образуя маленький островок золотистых волос между бедрами. И вот наконец она встала со снега, выпрямившись во весь рост. Обнаженная Алекша была неотразима. Пройдя по снегу, она опустилась на колени возле Франко, и, продолжая глядеть на нее, Михаил вдруг почувствовал непривычную тяжесть в паху.
Рената осмотрела изуродованную ногу Франко и сурово нахмурилась.
— Что, совсем дела плохи? — с трудом выговаривая слова, слабым голосом спросил у нее Франко.
— Помолчи, — бросила ему Рената.
Она зябко поежилась, по ее посиневшей от холода коже побежали мурашки; нужно было поскорее отнести Франко домой, пока они все тут не замерзли. Она посмотрела в сторону Михаила, все еще остававшегося волком.
— Хватит, превращайся обратно, — строго приказала она. — Теперь нам будут нужны руки, а не клыки.
«Как же это так? Зачем обратно? — думал он. — И когда? Теперь, когда у меня все получилось, нужно будет снова возвращаться туда?»
— Помоги мне, — сказала Рената, обращаясь к Алекше, и они вдвоем попытались поднять Франко с земли. — Ну, чего ты ждешь? Да помоги же ты нам! — обернулась она к Михаилу.
Он всей душой не желал этого превращения. Ему становилось дурно от одной лишь мысли о том, что сейчас надо будет снова вернуться назад, в свое прежнее беззащитное тело с тонкой бледно-розовой кожей. Но это должно было произойти, и в первое же мгновение после того, как к нему пришло это осознание, он почувствовал, как превращение вновь нисходит на него, увлекая за собой, на этот раз в противоположном направлении, превращая его из волка в обыкновенного мальчика. К тому времени Михаил уже достаточно хорошо уяснил себе: превращение всегда начинается с мысли о нем. Закрыв глаза, он представил свою кожу белой и гладкой, мысленно пожелав, чтобы вместо когтей на руках появились пальцы, представив, как, поднявшись со снега, он выпрямится и останется стоять на двух ногах, как и подобает человеку. Так оно и получилось. Стоило Михаилу лишь задуматься об этом, как в тот же миг черная шерсть, когти и клыки исчезли, и вместе с этим пришло мгновение ослепляющей, нестерпимой боли, заставившей его тут же опуститься на колени; сломанное волчье ребро становилось ребром человека, но оно так и осталось сломанным, и было достаточно одного неловкого движения, чтобы обломки его сместились, задев острыми концами друг друга. Михаил схватился за бок и, когда боль понемногу улеглась, встал со снега. Ноги в коленях предательски дрожали. Скулы, хрустнув напоследок, заняли свое привычное положение, последние черные шерстинки уходили обратно в поры, а кожа зудела и чесалась. От разгоряченного тела поднимался пар, и Михаил стоял в его белых клубах. Он услышал, как Алекша вдруг засмеялась. Взглянув вниз, он увидел, что, несмотря на боль и холод, неожиданно пережитое возбуждение не оставило его. Михаил поспешно прикрылся руками и густо покраснел. Он слышал, как Рената строго сказала:
— Сейчас не время. Лучше помоги нам.
Вместе с Алекшей они пытались поднять Франко; собрав последние силы, Михаил поспешил им на подмогу.
Они донесли Франко до белокаменного дворца, по пути Михаилу удалось подобрать оброненную на снег накидку и торопливо набросить ее на плечи. Одежда Ренаты и Алекши валялась в сугробе рядом со стеной дворца. Они не спешили одеться, для начала нужно было снести Франко по крутой коварной лестнице вниз и положить его у костра. Когда Рената отправилась наверх за одеждой, Франко с трудом открыл налитые кровью глаза и здоровой рукой крепко ухватил Михаила за ворот, заставляя его наклониться поближе.
— Спасибо, — только и успел проговорить Франко. Пальцы его разжались, и рука безвольно упала. Он снова впал в забытье.
Михаил почувствовал у себя за спиной какое-то легкое движение. На него пахнуло свежестью раннего морозного утра; это была она. Он оглянулся и чуть было не уткнулся носом в маленький островок золотистой поросли между стройными бедрами подкравшейся к нему вплотную Алекши.
Она смотрела на него сверху вниз, и в глазах ее то и дело вспыхивали и тут же гасли красноватые отблески пламени костра.
— Ну и как тебе это? Нравится? — спросила она тихим голосом.
— Я… — ощущение тяжести в паху начинало возвращаться, — я не знаю.
Она понимающе кивнула и еле заметно, одними уголками губ улыбнулась.
— Еще узнаешь, очень скоро узнаешь. Я все равно дождусь.
— Да что же это такое! Отстань от мальчика, Алекша! — возмущенно воскликнула Рената, спускаясь по лестнице. — Он ведь еще ребенок! — И она швырнула Алекше ее одежду.
— Нет, — упрямо отозвалась Алекша, все еще глядя на него сверху вниз. — Нет, он уже не ребенок.
Одним изящным, чувственным движением она набросила себе на плечи длинную накидку, но вовсе не спешила запахнуться в нее. Их взгляды встретились, и, чувствуя, как пылает, заливаясь краской стыда, разгоряченное лицо, Михаил опустил глаза, переводя взгляд ниже.
— Бесстыжая! Да раньше тебя за такое сожгли бы у позорного столба! — отчитывала Рената девушку. Затем, оттолкнув Михаила, она снова склонилась над Франко, прижимая горсть чистого снега к изувеченной ноге.
Онемевшими от холода пальцами Алекша наконец запахнула на себе полы сшитой из звериных шкур накидки и затем слегка дотронулась до двух кровоточащих шрамов, оставшихся на спине у Михаила от когтей берсеркера; поднеся ладонь к глазам, она разглядывала перепачканные его кровью пальцы, словно принюхиваясь, а затем быстро слизнула ее.
Виктор и Никита вернулись часа четыре спустя. Они собирались рассказать, что их опасные поиски ни к чему не привели: берсеркер наследил в каждой из пещер, а после они еще попали в пургу, которую им пришлось пережидать, просидев целую ночь на узком каменном выступе на склоне скалы. И, вне всякого сомнения, так или почти так они и рассказали бы дожидавшейся их возвращения стае обо всем, что с ними случилось, если бы не натолкнулись на мертвого рыжего волка на снегу и если бы им не пришлось увидеть по дороге домой следы недавней кровавой расправы. Виктор внимательно слушал рассказ Ренаты о том, как они с Алекшей услышали вой берсеркера и, выбежав на улицу, обнаружили Михаила, сошедшегося с ним в неравной схватке. Виктор ничего не сказал, но по всему было видно, что он гордится своим учеником. С того дня он уже больше не относился к Михаилу как к беспомощному ребенку, а видел в нем равного себе.
Потом здесь же, у костра, Франко пришлось подставить изуродованную правую ногу под острый как нож кусок кремня. Кости были раздроблены, так что оставалось лишь перерезать истерзанные мышцы и остатки кожи. Пот лился с Франко в три ручья, он не выпускал рук Ренаты из своих и, пока Виктор орудовал кремнем, крепко сжимал в зубах палку. Михаил помогал удерживать Франко на полу. Но вот наконец дело было сделано, и отрезанная нога лежала на каменном полу. Стая собралась тут же. Все сидели молча, вдыхая запах свежей крови.
Снаружи снова начал жалобно завывать ветер. Над заснеженными просторами России кружила злая вьюга. Сидя на полу, обхватив руками колени, Виктор тихонько спросил:
