Ноги не слушались. Земля была совсем близко, почти у самого его носа, открывающиеся перспективы были самыми безрадостными. Споткнувшись в очередной раз, он проехался по снегу на животе, с трудом вновь поднялся на ноги и попробовал опять пуститься наутек, но даже это оказалось делом непростым, ему никак не удавалось управлять движением сразу всех четырех лап. Позади себя он слышал тяжелое дыхание берсеркера, чувствовал близость врага и понимал, что тот, должно быть, успел изготовиться для прыжка. Михаил сделал обманное движение влево, тут же метнулся вправо и вновь потерял равновесие. В этот момент берсеркер прыгнул и проскочил мимо, взрывая лапами снег и изо всех сил пытаясь на лету изменить направление. Хоть и не без труда, Михаилу удалось наконец подняться на ноги, густая жесткая шерсть на спине встала дыбом; он резко отшатнулся в сторону, удивляясь, какой необычайно гибкой вдруг сделалась его спина. Он слышал, как где-то совсем рядом с ним щелкнули клыки; берсеркер едва не вцепился ему в бок, но, к счастью, и на этот раз он промахнулся. Михаил остановился и, чувствуя, как у него дрожат лапы, развернулся, оказавшись напротив рыжего зверя. Берсеркер набросился на него, храпя, выдыхая пар из ноздрей, роняя на землю капли алой крови. Михаил стоял на широко расставленных лапах, казалось, еще совсем немного, и его сердце не выдержит этого бешеного ритма, разорвется или выскочит из груди. Берсеркер, ожидая, видимо, от противника, что тот снова попытается уйти от него, внезапно остановился, глубоко провалившись лапами в снег. И тогда Михаил, слегка попятившись, как это обычно делает человек, выбирая себе побольше места для разбега, оттолкнулся от земли сильными задними лапами и бросился вперед.
За время секундного полета он успел широко разинуть пасть — это получилось скорее инстинктивно, во всяком случае, тогда ему показалось, что все вышло само собой. Всего через мгновение он сомкнул челюсти на морде берсеркера, чувствуя, как легко проходят они сквозь шкуру и плоть, впиваясь в хрящи и кости. Вцепившись мертвой хваткой в противника, он тут же хищно замахнулся лапой, которая, описав в воздухе стремительную дугу, полоснула когтем берсеркера по морде, захватывая и уцелевший глаз.
Ослепленный зверь взвыл, содрогаясь и извиваясь всем телом, изо всех сил стараясь стряхнуть с себя маленького черного волка, но Михаил держался крепко. Берсеркер для начала резко отпрянул назад и тут же навалился на него всей своей тушей. Михаил почувствовал, как у него треснуло ребро, нестерпимая боль пронзила все его существо, но и на этот раз, благодаря глубокому снегу, позвоночник остался цел. Берсеркер снова поднялся с земли, увлекая за собой и Михаила. Молодой волк разжал челюсти и, выпустив из зубов окровавленную морду врага, начал потихоньку отползать прочь; боль от сломанного ребра была нестерпимой, у него перехватило дыхание, и ему никак не удавалось вздохнуть полной грудью.
Берсеркер кружил по снегу, то и дело подскакивая и рассекая когтями воздух. Он метался из стороны в сторону, пытаясь вновь разыскать Михаила, и в конце концов ударился с размаху головой о ствол старого дуба. Ошалев от боли, зверь, хищно щелкая зубами, снова принялся кружиться на одном месте. Михаил отступил, давая врагу больше места, и наконец оказался рядом с Франко. Он стоял, опустив плечи, стараясь как-то облегчить боль в ребрах. Берсеркер негодующе захрипел; на снег упали темные сгустки крови. Он остался неподвижно стоять, медленно поводя головой из стороны в сторону и пытаясь учуять запах противника.
Рыжевато-бурая волчица метнулась из-за сугроба прямо к берсеркеру. Рената вцепилась ему в бок, и было видно, как под ее острыми когтями на снег сползают кровавые полосы поросшей рыжей шерстью плоти, а сам берсеркер, не ожидая нападения, не устоял на ногах и ввалился в заросли колючего кустарника. Прежде чем он успел нанести ответный удар, Рената отскочила в сторону и тут же настороженно обернулась. Еще одна волчица со светлой шерстью и небесно-голубыми, словно холодные льдинки, глазами накинулась на берсеркера с другой стороны. Алекша, не теряя времени, вонзила когти в другой бок рыжего волка; когда же тот обернулся, чтобы схватить ее, Алекша быстро отскочила прочь и поскакала по снегу, а Рената, подбежав сзади, вцепилась зубами в одну из задних лап берсеркера. Сжав челюсти, она мотнула головой, и кость хрустнула. Рената отступила назад, а рыжий волк заскакал на трех лапах. Алекша устремилась вперед, ухватившись зубами за уцелевшее ухо берсеркера, оторвала его и в то же мгновение ловко отпрыгнула назад, не позволяя врагу задеть себя. Движения огромного рыжего зверя тем временем становились все медлительнее и неувереннее. Он сделал несколько шагов в одну сторону, остановился и затем заковылял в другую, оставляя за собой тянущийся по снегу кровавый след.
Но он был еще очень силен. Михаил неподвижно стоял, глядя на то, как Рената и Алекша гоняли рыжего волка по сугробам, кусая и раздирая когтями его лохматую шкуру. В конце концов берсеркер попытался позорно бежать с поля боя, волоча за собой сломанную лапу. Рената снова набросилась на него, сбила волка с ног и перекусила ему переднюю лапу, а Алекша ухватила его за хвост. Берсеркер еще пытался встать, и тогда Рената вонзила свои острые когти в брюхо ненавистного врага и одним ударом вспорола его. Берсеркер дернулся и, судорожно извиваясь, остался лежать на залитом кровью снегу.
Рената подалась немного вперед, склонилась над ним и прихватила зубами горло рыжего волка. Берсеркер не пытался сопротивляться. Михаил видел, как у Ренаты под шкурой перекатываются упругие мускулы, но неожиданно она выпустила противника и отошла от него. Рената и Алекша выжидающе глядели на Михаила.
Сначала он ничего не понял. Почему Рената не перегрызла берсеркеру горло? Но затем ему стало ясно, отчего обе волчицы вдруг сразу потеряли всякий интерес к своей жертве: они уступали это право ему.
— Давай, — хрипло прошептал Франко.
Он сидел на снегу, зажимая окровавленными ладонями рану на плече. Тут Михаил удивился еще больше, чем прежде: даже став волком, он по-прежнему без труда понимал человеческую речь.
— Убей его, — продолжал Франко, — он твой.
Рената и Алекша терпеливо ждали, а пушистые снежные хлопья, медленно кружа в воздухе, неслышно ложились на землю. Михаил снова взглянул в их сторону; именно этого они и ожидали от него. Неуверенно переставляя ноги, он подошел поближе и встал над поверженным волком.
Берсеркер был в два раза больше его. Это был старый волк, и в шерсти у него местами начинала проглядывать седина, а могучие мускулы после недавнего боя были изранены. Заслышав приближение Михаила, рыжий волк слегка приподнял голову, словно прислушиваясь к биению его сердца. Из пустых глазниц текла кровь, сломанная лапа подергивалась.
Он молил о смерти. Михаил понял это.
Берсеркер глухо застонал, это был вопль томящейся души. Михаилом овладело новое чувство, вовсе не жестокость, нет; скорее всего, это было нечто вроде жалости.
Наклонив голову, он глубоко вонзил клыки в горло и крепко сжал челюсти. Берсеркер не шевельнулся. И тут Михаил уперся передними лапами в тушу рыжего волка и рванул вверх. Он еще не успел осознать пределов собственной силы, не знал, что он будет способен на такое; все это было похоже на то, как разрывается тонкая яркая обертка на рождественском подарке. Берсеркер забился в снегу, отчаянно дергая лапами, наверное, вовсе не для того, чтобы отогнать от себя смерть, а, скорее всего, спеша поскорее свести последние счеты с жизнью. Михаил попятился; пережитое потрясение оказалось настолько сильным, что он даже забыл о том, что в зубах он все еще держит кусок окровавленной плоти, заросшей рыжей шерстью. Ему доводилось и раньше наблюдать за тем, как другие приканчивают своих жертв, перегрызая им горло, но еще никогда ему не дано было самому познать это чувство — ощущение верховной власти над жертвой.
Рената задрала голову к небу и протяжно завыла. Алекша тут же присоединилась к ней, забирая еще выше; их голоса звучали в унисон, и мелодия эта неспешно плыла над заснеженным лесом. Михаилу показалось, что он понимает, о чем эта песня: враг убит, стая одержала победу, и в ней только что родился новый волк. Он выплюнул на снег застрявший в зубах клок шкуры берсеркера, но вкус крови распалил его еще больше. Все теперь казалось гораздо яснее и четче, цвета, звуки и запахи воспринимались совсем по-иному, и это одновременно и пугало, и радовало. Вместе с новым состоянием пришло и ясное осознание того, что до сего времени, до этого своего самого первого превращения он и не жил вовсе, а лишь влачил жалкое существование; теперь же ему удалось пожить настоящей, подлинной жизнью, он был исполнен новых жизненных сил, окончательно уверившись в том, что волчья шкура, заросшая черной, жесткой шерстью, перекатывающиеся под ней железные мускулы должны отныне сделаться его новым телом, раз и навсегда заменив собой легкоранимую, тонкую, бледную оболочку беззащитного мальчика.
