— Но такая страшная тяжесть непременно смяла бы обшивку, — напомнила Яна.

— Я не сказал, что на корпусе нет ни царапины. Какое давление способны выдерживать такие лодки?

— Судостроительные заводы давали гарантию безопасного погружения на триста с небольшим футов, — Яна отпила кофе. — Отдельным лодкам удавалось даже уходить под воду на шестьсот футов и возвращаться лишь с незначительными повреждениями обшивки. Некоторые спускались даже глубже — правда, их тут же сминало.

— Значит, это зависело от самого судна?

— На разных верфях — да даже в разные годы — могли использовать сталь разной упругости. Но вот что: даже если ваша теория верна, она не объясняет, как лодка поднялась на поверхность.

— Верно, — согласился Мур, — не объясняет. Но, может быть, взрыв запустил двигатель, например?

Яна улыбнулась.

— Вряд ли. Впрочем, существует та возможность, что в лодке скопились газы. Видите ли, подводная лодка погружается и всплывает с помощью сжатого воздуха; заполнение балластных цистерн воздухом, вытесняющим воду, заставляет лодку всплывать, затопление морской водой — погружаться. Очень похоже на работу легких, если вы в состоянии представить дышащую субмарину. Капитан может управлять скоростью подъема или спуска, регулируя заполнение камер воздухом или водой. Еще Леонардо да Винчи приходила мысль о подводных военных кораблях, но эта идея была настолько раньше своего времени, что модель он так и не построил. Как бы то ни было, сомневаюсь, что механизм подачи сжатого воздуха в резервуары еще исправен. Конечно… — она на миг умолкла, постукивая пальцем по столику, — …в резервуарах уже мог быть воздух, но его не хватало, чтобы сместить навалившуюся сверху огромную тяжесть. Тяжесть сдвинулась, и лодка стала подниматься. Возможно, когда на нее, как вы предполагаете, рухнул выступ шельфа, кто-то из команды включил подачу сжатого воздуха — но опоздал.

Кухарка, все еще бурча что-то о позднем часе, принесла супницу с буйабесом, полную тушенных с помидорами и перцем кусочков рыбы и крабьего мяса. Мур сразу начал есть, но Яна, прежде чем вверить свой желудок экзотической пище, осторожно зачерпнула ложку на пробу.

— Конечно, — продолжала она, попробовав кусочек, — все системы на всех лодках дублировались. Одна управлялась механически, другая вручную. Но я очень сомневаюсь, что к тому времени на борту еще оставались руки, которые могли оперировать рычагами. Я полагаю, команда покинула лодку через аварийный люк или, может быть, через торпедные аппараты.

Мур оцепенел с полной ложкой у рта. Он медленно положил ее в тарелку. Внутри у него все ощутимо напряглось.

— Нет, — вдруг севшим голосом выговорил он.

— Что? — переспросила Яна, поднимая глаза и пугаясь при виде его помрачневшего лица.

— Нет, — повторил Мур. — Все было совсем не так.

Сперва Яна не поняла, о чем он, потом ее осенило. Конечно. Скелеты.

— Сколько их осталось? — спросила она.

— Я… точно не знаю. Не думаю… что видел их все.

— Вы прошли от носа до кормы?

Он помотал головой.

— Только до штурманской рубки.

— Мне нужно будет пройти по всему кораблю, — сказала Яна. — Я уже видела скелеты на затонувших судах.

— Там не скелеты, — бесстрастно сообщил Мур. — Не скелеты. — Он заморгал и внимательно заглянул ей в лицо. — Зачем вам ее видеть?

— Если она в приличном состоянии и ее можно отбуксировать, может быть, ею заинтересуется Британский музей — как реликвией времен войны, — сказала озадаченная его поведением Яна. — Что, кстати, будет означать крупные пожертвования нашему фонду.

— Ясно. — Мур отодвинул тарелку с недоеденным буйябесом. — Значит, вам понадобится спуститься внутрь лодки?

— Правильно. Я осмотрю ее на предмет повреждений, сделаю снимки и диктофонные записи. Меня прислали сюда определить, нужна ли спасательная бригада.

Мур увидел, как ее глаза чуть-чуть сузились, и понял: она проникла за его маску, подметила его страх. Он отчетливо ощутил присутствие железного склепа в миле с лишним от того места, где они сидели. Яна внезапно потупилась и занялась едой. Расскажи ей, велел он себе. Расскажи ей, что ты видел. ДА! ВИДЕЛ! Это не было ни галлюцинацией, ни следствием кислородного голодания мозга! Ты видел их! ТЫ ИХ ВИДЕЛ!

В этот миг Мур сообразил, что еще немного — и он соскользнет в пропасть безумия. Что он ей скажет? Что видел живых мертвецов, которые старались схватить его и швырялись молотками и гаечными ключами? Что Смерть в последний миг почему-то передумала, или что она все-таки прибрала души команды, но выпустила на волю злобную ярость, вдохнувшую в их тела странную пародию на жизнь? Нет. Пресвятая Дева, нет.

— Сколько… — начал Мур. — Сколько человек было в команде такой лодки?

— От сорока пяти до пятидесяти человек, — ответила Яна, и ей показалось, что ее новый знакомый слегка побледнел. Он знал что-то важное, что-то, что непременно должна была знать и она. Нужно выяснить, что это.

Боже мой, чуть не вырвалось у Мура. Он взял свою чашку, сообразил, что кофе давно выпит, и поставил ее обратно на блюдце. Пятьдесят. Пятьдесят. Пятьдесят. Число стучало у него в висках. «Держитесь подальше от лодки, — сказал Бонифаций. — Держитесь подальше от Корабля Ночи». Корабль Ночи. Порождение тьмы, таящее тьму. Труба перископа заманила его в глубины, где он должен был выполнить возложенную на него ими задачу. Заприте ставни, окна, двери. Пять десятков зомби прячутся во мраке от враждебного солнца. И ждут. Ждут.

Ждут.

Яна сказала:

— Я хотела бы взглянуть на лодку сейчас.

Стоит страху закрасться в душу, и человек погиб. Страх заявляет о себе, чтобы прочно поселиться в мозгу, распахнуть перед глазами всю глубь коридоров ужаса, дразнить чувства присутствием чего-то неведомого, до чего как будто бы не штука дотянуться — но лишь как будто бы. По дороге к верфи Мур понял: страх — пожар, зажженный глазами и загадочными словами Бонифация, — быстро распространился по деревне. Везде появились засовы на дверях и ставни на окнах; кое-где на стенах виднелись наспех намалеванные вудуистские символы — охранные талисманы. До сумерек оставалось несколько часов, поэтому на улицах еще попадались редкие прохожие, а в гавани рыбаки готовили сети к утру понедельника, но атмосфера переменилась. Прилегающие к бару кварталы почти обезлюдели, и нигде не было видно ребятишек — никто не носился по пляжу, никто не играл в мяч между рыбацкими лачугами.

Ворота не починили, и Мур въехал на верфь через пролом. Несколько мгновений он лавировал среди сваленных грудами досок, мусора и бочек из-под солярки, потом проехал мимо склада — и сбросил газ. Двери склада были открыты, одна деревянная створка, сорванная с петель, лежала на песке, а у входа были в беспорядке раскиданы бочки, канистры и разбитые ящики. Мур знал, что складу полагается быть надежно запертым. Он поехал дальше, к доку.

Подъезжая, он тотчас увидел распахнутую настежь дверь, а за ней, в темноте, — покореженный корпус лодки. Он остановил машину и показал Яне на док:

— Она здесь.

Яна обошла пикап, залезла в багажник и раздернула молнию спортивной сумки.

— Здесь есть электричество? Дуговые лампы?

— Нет, — ответил он, не сводя глаз с квадрата черноты, зная, что за ним. — Док полностью обесточен.

Яна открыла сумку, вынула фотоаппарат в футляре и вспышку, застегнула молнию, открыла футляр, прикрепила к «Никону» вспышку и повесила аппарат себе на грудь.

— А теперь, — сказала она, — посмотрим на вашу драгоценную реликвию.

Они долго стояли в смрадной темноте, пока их глаза не начали различать четкие контуры огромного корабля. Доисторическое чудовище, подумал Мур. Яна закашлялась, прикрывая рот рукой.

— Хлор, — пояснила она. Ее спокойный голос эхом отразился от металла. — Батареи подтекают. — Разглядев наконец лодку от носа до кормы, Яна затаила дыхание, шагнула вперёд, моргнула и сделала такое движение, словно хотела коснуться ее.