Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Внизу застучали кулаком в дверь. Мэтью упал лицом вниз. Его трясло, мышцы дергались — яд рождал лягушек у него под кожей. И все же он пытался ползти по полу. Еще пять секунд — и сила мышц покинула его вместе с силой воли.

Рипли стоял над Мэтью, лежащим на животе, с открытыми глазами, хватающим воздух ртом.

— Корбетт! — заорал еще чей-то голос. Загремела дверная ручка, которую дергали вверх-вниз. Рипли нагнулся и стал переворачивать Мэтью на спину.

Что-то тяжело ударило в дверь.

Рипли уже перевернул его. Мэтью в ледяной тюрьме подумал, что надо бы закрыть глаза руками. Даже попытался, но ничего не произошло. «Я тону, — подумал он. — Бог мой… я не могу дышать…»

И снова что-то ударило в дверь, раздался треск дерева. Мэтью почувствовал, как дрогнул под ним пол.

Рипли захватил в горсть его волосы. Свет пламени мелькнул на кончике спицы, повисшей над центром правого глаза Мэтью. Рипли превратился в размытое пятно, белую тень, настоящий призрак. Острие спицы пошло вниз, будто горя синим огнем.

Мэтью увидел, как Рипли повернул голову. Темная тень охватила убийцу.

Рот у Рипли раскрылся, и вдруг огромный кулак ударил его в лицо, челюсть смялась, наружу брызнули зубы и кровь. Миг у размытого Рипли держалась безобразная кривая улыбка, один глаз вытаращен в ужасе, другой белый, как рыбье брюхо, и снова лицо исчезло, закрытое кулаком. На этот раз Рипли выпал из луча зрения Мэтью, мелькнув в воздухе призраком.

Мэтью дышал с трудом, прерывисто. Он глотал воздух, ловил его остатки, лежа во льду замерзшего пруда.

— Корбетт! — Кто-то над ним стоял, лица не разобрать. — Корбетт!

— Он умирает? — спросил другой голос. Над Мэтью плавала зеленая лампа.

Лицо отодвинулось. Наступила тишина, только Мэтью продолжал судорожно вдыхать мелкие порции воздуха, потому что больше ничего делать не мог. Сердце замедлялось. Замедлялось…

— Господи! — крикнул кто-то. — Зед, бери его! Питерсон, вы знаете, где живет доктор Мэллори? На Нассау-стрит?

— Да, сэр.

— Бегите туда со всех ног! Предупредите, что мы несем жертву отравления. Быстрее!

Глава 34

— Выпейте это.

Мэтью отшатнулся. Но не очень далеко — потому что кулем лежал на влажных простынях, руки вдоль туловища. К губам поднесли чашку, от которой шел пар, но Мэтью даже в таком сумеречном состоянии плотно стиснул зубы.

— Это всего лишь чай. Английский чай. С медом и чуточкой рома, кстати. Давайте пейте.

Мэтью перестал сопротивляться, и Джейсон Мэллори снова поднес чашку к его губам и держал, пока она не опустела.

— Ну вот, — сказал доктор Мэллори. — Не так уж и плохо?

Заплывшими глазами Мэтью посмотрел на доктора, сидящего на стуле возле кровати. Рядом со стулом восьмиугольный столик, на нем свеча с полированным жестяным рефлектором. Мэтью разглядывал лицо Мэллори. Вся остальная комната была погружена во тьму.

Ощущение было такое, будто мозг разбили, как зеркало, а потом его склеивал чужой человек, не очень понимающий, какой кусок памяти куда вставлять. Рэйчел Ховарт стояла когда-нибудь, красивая и непокорная, перед хохочущей толпой индейцев в длинном доме племени сенека? Магистрат Вудворд накладывал стрелу и пускал ее в черный ночной лес? Берри прислонялась головой к его плечу под звездами и рыдала от разбитого сердца?

Все перепуталось.

Более того, болели кости, даже сами зубы болели. Мэтью не мог встать с кровати, не мог даже поднять руки, лежащие многопудовой тяжестью, и у него осталось ужасающее воспоминание, как женщина подкладывает под него горшок и приговаривает: «Ну-ка, делай свои дела как хороший мальчик!»

Он вспомнил, что его прошибал пот, но помнил, что дрожал от холода. Потом горел. Потом… ему лили холодную воду на спину? Кто-то давил толчками на грудь, снова и снова, да сильно так… он плакал? Как плакала Берри? И кто-то прямо в ухо требовал: «Дыши, Мэтью! Дыши!»

А, да. Он вспомнил, как пил этот чай. Не английский чай точно. Густой, острого вкуса, и…

«Еще, Мэтью. Пей сейчас же. Ты сможешь. До дна».

Сердце. Он помнил, как стучало сердце, будто хотело вырваться из груди и поскакать по полу, разбрызгивая кровь. Он обливался потом, лежал в мокром тряпье, и…

«Еще чашку, Мэтью. Давайте, Грейтхауз, разожмите ему рот».

— Как себя чувствуете? — спросил Мэллори.

Мэтью издал какой-то звук — среднее между свистом и пусканием ветров.

— Вы знаете, где вы?

Мэтью ничего не видел, кроме лица доктора, освещенного рефлектором свечи. Доктор был худощавым красивым мужчиной, и в лице его сочетались черты ангела — длинный римский нос и искрящиеся глаза цвета морской зелени, и дьявола — густые темные брови дугой и полные губы, казалось, готовые в любой момент взорваться жестоким смехом. Обветренное лицо свидетельствовало о суровом огне тропического солнца. Волосы темно-каштановые, зачесанные назад и увязанные в хвост. Подбородок квадратный и благородный, манеры спокойные, зубы все на месте. Голос низкий и дымный, как рокот далеких пушек.

— Вы в процедурной моего дома, — ответил он сам, когда Мэтью промолчал. — Вы знаете, сколько времени вы здесь?

— Нет.

Мэтью сам был поражен, насколько слаб его голос. Как летит время: вчера молодой человек, сегодня — кандидат в «Парадиз».

— Сейчас утро третьего дня.

— Сейчас день?

А почему темно? Ведь должны же здесь быть окна?

— Когда я последний раз смотрел на часы, была половина третьего. Утра.

— Ночная сова, — просипел Мэтью.

— За ночных сов вы могли бы Бога молить. Благодаря ночной сове по имени Эштон Мак-Кеггерс вас доставили ко мне быстро.

— Я помню… — Что же он помнит? Одноглазый призрак, выходящий из стены? Укол в шею сбоку? Да, это. Сердце снова забилось, и вдруг прошиб пот. Кровать стала тонуть, как лодка. — Рипли. Что с ним сталось?

— Ему нужно новое лицо. Сейчас он находится в арестантском отделении больницы на Кинг-стрит. Вряд ли он в ближайшее время сможет говорить. За это можете благодарить раба Мак-Кеггерса.

— А Зед как туда попал?

— Если коротко — вышиб дверь. Насколько я понимаю, невольник сидел на крыше Сити-Холла и увидел свет в ваших окнах. Он передал это — тем способом, очевидно, которым он это делает, — своему хозяину, который решил зайти к вам с бутылкой бренди отметить ваше возвращение. Потом передал что-то насчет звуков разбитого стекла. Так что опять-таки можете возблагодарить ночных сов, белой и черной масти.

— Почему… — начал Мэтью.

— Что почему?

— Секунду. — Мэтью должен был снова сложить вопрос, который рассыпался на губах. — Почему меня принесли именно к вам? Есть врачи и поближе к Стоун-стрит.

— Есть, — согласился Мэллори, — но никто из них не странствовал по миру так много, как я. И никто из них ничего не знает про лягушачий яд на том дротике, который вас ранил, и тем более как купировать его нежелательное действие.

— Как?..

— Я должен угадывать вопрос?

— Как вы… купировали?

— Прежде всего я понял, что это — что это должно быть, — по духовой трубке, которую нашел в вашей конторе Эштон, ну и, конечно, по вашему состоянию. Я полгода провел в экспедиции в джунглях Южной Америки, где видел, как туземцы охотятся с помощью таких трубок и дротиков. И не раз видел, как они валят даже ягуаров. Конечно, есть множество видов тех лягушек, которых они называют «лягушки отравленных дротиков», одни сильнее, другие слабее. Яд у них выпотевает на коже. Похож на желтовато-белое тесто. Как в том фарфоровом флаконе, что был в кармане у вашего юного негодяя.

Мэтью вспомнил пустое место в буфете, где висела когда-то трубка. Его имя тоже было в реестре жертв, но не вычеркнутое — ждало, пока Рипли сделает свое дело и доложит о результате.

— Яд плохо переносит хранение, — продолжал Мэллори. Его лицо при свечах казалось желтоватым. — Где-то за год он теряет исходную смертоносность. Но он по-прежнему может вызвать у человека паралич или хотя бы как следует напугать. Задача врача состоит в том, чтобы поддержать у отравленного дыхание и не дать сердцу остановиться. Что, собственно, я и делал с помощью своего чая.

642
{"b":"901588","o":1}