Майкл отчаянно рвался — на свободу. Солдаты наступали со всех сторон. Взглянув на Мышонка, он увидел, что изо рта у него вытекает тонкая струйка крови.

— Пожалуйста, пожалуйста, — с трудом выдохнул Мышонок, — не дай им пытать меня.

Майкл освободил руки от ноши и выхватил из-за пояса «люгер». Он подстрелил одного солдата, другие залегли. Два его следующих выстрела не попали в цель, а вот четвертая пуля со звоном отскочила от железной каски. Майкл прицелился в белевшее перед ним лицо и нажал на спусковой крючок. Магазин «люгера» был пуст.

Сквозь колючие заросли прорезалась автоматная очередь, после которой Майкл и Мышонок оказались присыпанными землей.

— Не убивайте их, идиоты! — раздался чей-то голос. Это был Джерек Блок, выбравший себе укрытие на вершине холма. И тут же он прокричал: — Бросайте оружие, барон! Вы окружены! Одно мое слово — и вас разнесут в клочья!

Майкл изнемогал. Он снова взглянул на Мышонка, проклиная себя за то, что втянул его в опасную переделку. Мышонок умоляюще глядел на него, и Майкл вдруг вспомнил, как давным-давно такими же, полными мольбы глазами на него смотрел Никита — умирающий волк, лежавший на рельсах.

— Барон, я жду! — крикнул Блок.

— Не дай… не дай им пытать меня, — прошептал Мышонок. — Я не выдержу… и расскажу обо всем. — Его исцарапанная колючками ладонь ухватила Майкла за руку, и он вдруг слабо усмехнулся. — А знаешь… до меня только что дошло… что ты мне так и не назвал своего настоящего имени.

— Меня зовут Михаил.

— Михаил… — повторил Мышонок. — Как архангела, да?

«Черный ангел, — подумал Майкл про себя. — Ангел, несущий смерть». Он вдруг почему-то вспомнил, что оборотни никогда не умирали от старости; также не суждено было умереть от старости маленькому человечку, которого он называл Мышонком.

— Барон! Пять секунд, и мы открываем огонь!

В гестапо знают, как не дать Мышонку умереть. Его напичкают лекарствами, а потом станут пытать и замучают до смерти. Это будет страшная и мучительная смерть. Майкл понимал, что его ожидает та же участь, но он привычен к боли и, если подвернется подходящий случай, постарается выбраться, чтобы продолжить свою миссию.

Да будет так! Майкл отшвырнул в сторону «люгер».

Взяв Мышонка обеими руками за голову, он подтащил его к себе. Горькие слезы покатились по его исцарапанным щекам «Как ангел, — с горечью думал он! — О да. Проклятый ангел».

— Ты… ты обещаешь позаботиться обо мне? — тихо спросил Мышонок, впадая в забытье.

— Да, — сказал Майкл. — Обещаю.

Мгновением позже снова послышался голос Блока:

— Выползайте оттуда! Оба!

Из колючих зарослей показался человек. Майкл, с головы до ног перепачканный в грязи и крови, в изнеможении лежал на земле, и шестеро вооруженных солдат направили на него стволы автоматов. Блок спускался по склону в сопровождении Сапога.

— А где еще один? — Заглянув в заросли, он увидел лежавшее на земле безжизненное тело. — Вытащить! — приказал он солдатам, которые с готовностью бросились в заросли. — Встать! — Блок обернулся к Майклу. — Барон, ты слышал, что я сказал?

Майкл медленно встал с земли и в упор, вызывающе глядел в глаза Джереку Блоку.

— Куда девалась сучка? — спросил полковник.

Майкл не ответил. Он с душевным содроганием слушал, как рвется одежда Мышонка об острые колючки, когда солдаты волокли его из зарослей.

— Отвечай, куда ты дел свою сучку? — Блок приставил ствол своего «люгера» пониже левого глаза Майкла.

— Заткнись, мудак, — ответил ему Майкл, заговорив по-русски. Он видел, как побледнел Блок, услышав это. — Все равно ты меня не убьешь.

— Что он сказал? — Полковник озирался по сторонам, ища переводчика. — Ведь это по-русски? Ведь по-русски же, да? Что он сказал?

— Я сказал, — продолжал Майкл на своем родном языке, — что ты сосешь член у осла и пердишь на каждом углу.

— Что, черт подери, он говорит? — разорялся Блок. Взгляд его остановился на Сапоге. — Ты ведь побывал на русском фронте! Что он сказал?

— Я… э-э-э… мне кажется, он сказал., что у него есть осел и петух, который поет.

— Он что, пытается шутить или же просто сошел с ума?

Майкл громко рыгнул, и Блок отступил на пару шагов назад. Майкл посмотрел в сторону, на лежавший на земле труп Мышонка. Один из солдат пытался разжать его крепко сжатую в кулак правую руку. Пальцы не поддавались. Вперед вышел Сапог и со всего размаху опустил ногу в кованом сапоге на руку Мышонка. Кости пальцев треснули, ломаясь как спички. В ладони Мышонка был зажат Железный крест.

Сапог наклонился, чтобы поднять медаль с земли.

— Если ты только прикоснешься к нему, я тебя убью, — сказал ему по-немецки Майкл.

Этот голос — спокойный и уверенный — заставил Сапога застыть на месте. Он недоуменно заморгал, рука его, готовая отнять у покойника последнюю драгоценность, замерла. Майкл в упор глядел на Сапога, чувствуя, как в жилах у него закипает жаркая кровь дикого зверя. Он был близок к превращению… очень, очень близок. Стоило только захотеть…

Пистолет Блока описал в воздухе короткую дугу и со всей силой врезался Майклу в пах. Майкл упал на колени, корчась от нестерпимой боли.

— Ну что же вы, барон? — с упреком сказал Блок. — Угрозы только унижают вас и ваше аристократическое достоинство, или вы не согласны со мной? — Он кивнул Сапогу, и тот зажал Железный крест в кулаке. — Знаете, барон, очень скоро нам с вами представится возможность продолжить наше близкое знакомство. Может быть, тогда вы сбавите тон и запоете по-иному, и это случится прежде, чем я разделаюсь с вами. Поднимите его, будьте так любезны, — обратился он к двоим стоявшим неподалеку солдатам, и те подхватили Майкла и поставили на ноги. Сильная боль в паху согнула его пополам; даже став волком, он не смог бы уйти далеко. Кроме того, время было неподходящим, да и место тоже. Он подавил, дикий зов, и его голос затих, как эхо.

— Ладно. Пора идти.

Блок зашагал вверх по склону, солдаты повели Майкла, толкая его впереди себя. Еще несколько солдат шли по сторонам от него, держа оружие наготове. Немного поодаль шел Сапог, сжимавший в кулаке Железный крест, а другие солдаты волокли к дороге тело Мышонка. Майкл больше не оглядывался на Мышонка: бедный маленький человечек умер, и теперь ему уже не придется испытать уготованных ему пыток.

Задрав голову, Блок посмотрел в высокое голубое небо и сверкнул своей серебряной улыбкой.

— А замечательный все-таки сегодня день, не правда ли? — сказал он, ни к кому не обращаясь.

Он оставит в лесу вооруженный отряд и бросит все силы на поиски Чесны. Вне всякого сомнения, эта сучка не успеет далеко уйти. В конце концов, она ведь всего только женщина. Блоку было неприятно, что он дал провести себя, но, с другой стороны, он с нетерпением ожидал того момента, когда Чесна окажется у него в руках. Раньше он изображал из себя ее милого доброго дядюшку, но тогда он всерьез считал, что она предана рейху; теперь же его отношение к предательнице, действовавшей с таким размахом, будет, несомненно, менее семейным, но с профессиональной точки зрения более привычным. Но какой скандал! Нужно любой ценой не дать ему выплеснуться на страницы газет! А также скрыть от любопытствующих глаз и ушей Гиммлера. Итак, спрашивается: где допрашивать барона?

Ну да! Конечно же!

Он видел, как солдаты втолкнули барона в кузов и заставили его лечь на пол, заломив ему руки за спину. Один из солдат сел рядом, приставив к горлу Майкла дуло автомата.

Блок отошел, чтобы дать указания водителю грузовика, а солдаты продолжали прочесывать лес в поисках «золотой девушки» Германии.

Обоняние подсказало Майклу направление, в котором они ехали, прежде чем он увидел местность. Он лежал в кузове грузовика на железном полу, руки его были придавлены к полу весом собственного тела, а вокруг сидели вооруженные солдаты. Над кузовом крытой машины был натянут серый холст, пропускавший внутрь лишь узкую полоску света. Он не мог точно сориентироваться, но был уверен, что они едут не в город, а, скорее всего, в противоположную сторону; дорога, по которой ехал теперь грузовик, была слишком ухабистой для колес легковых берлинских машин. Нет, эта колея была проложена шинами грузовиков и тяжелых машин. Боль пронзала придавленные к полу руки Майкла каждый раз, когда машину подбрасывало на ухабах.