Через холст внутрь кузова проникал сильный запах. Солдаты, очевидно, тоже учуяли его; некоторые беспокойно заерзали на своих лавках и начали нервно перешептываться. Вонь все усиливалась. Нечто похожее ему довелось ощутить в Северной Африке, когда он обнаружил трупы британских солдат, сожженных из огнемета. Этот густой сладковатый запах горящей человеческой плоти невозможно забыть, он остается в памяти навсегда. К нему примешивался запах горящего дерева. «Сосна, — догадался Майкл. — То, что горит быстро и жарко».

Один из солдат вскочил со своего места и бросился к заднему борту грузовика, его рвало. Прислушавшись к шепоту двух других, Майкл сумел уловить лишь одно слово: «Фалькенхаузен».

Теперь он знал, куда ведет эта дорога. Концентрационный лагерь Фалькенхаузен. Детище Блока.

Тяжелый запах постепенно исчез. Наверное, сменился ветер, думал Майкл. Но что же там жгли? Грузовик ненадолго остановился. Сквозь низкий рокот мотора слышался стук молотков. Затем они поехали дальше и через сотню ярдов снова остановились. Послышался резкий окрик:

— Выгружайте заключенного!

Холщовые створки кузова были откинуты. Майкла вытащили из грузовика на свет, и он стоял перед немецким офицером в форме майора СС, толстым человеком в черном мундире, трещавшем по швам. У него было мясистое красное лицо со взглядом прозрачным и твердым, словно алмаз, но лишенным природного блеска. Из-под черной фуражки виднелся ежик коротко остриженных волос. На ремне у пояса висела кобура с пистолетом системы «Вальтер» и черная резиновая дубинка.

Майкл огляделся по сторонам. Сколоченные из досок бараки, стена из серого камня, из-за которой виднелись зеленые макушки высоких деревьев. Строились новые бараки, заключенные в полосатых робах сбивали доски, а вооруженные автоматами конвоиры расположились в тени. Витки колючей проволоки образовывали внутренние заграждения, и на углах внешней каменной стены возвышались деревянные смотровые вышки. Отсюда Майклу были видны деревянные въездные ворота и над ними каменная арка, которую он уже видел однажды — на вставленной в рамку фотографии в гостиничных апартаментах Блока. Над лесом медленно плыла темная дымка. Майкл снова учуял запах горящей человеческой плоти.

— Смотреть вперед! — Нацистский майор ухватил Майкла за подбородок, чтобы развернуть его голову.

Один из солдат ткнул Майкла в спину дулом автомата. Другой сорвал с него пиджак, а затем и рубашку, рванув ее с такой силой, что жемчужные пуговицы разлетелись во все стороны. Ремень был выдернут, брюки спущены, с него сорвали белье. Дуло автомата ткнулось ему в почки. Майкл знал, чего они от него хотят, но продолжал пристально смотреть в бесцветные глаза майора, твердо стоя на земле обеими ногами.

— Снимай ботинки и носки, — приказал ему майор.

— А что, разве мы с вами уже помолвлены? — спросил Майкл.

Из чехла была извлечена резиновая дубинка, конец которой уперся Майклу в подбородок.

— Снимай ботинки и носки, — повторил майор.

Краем глаза Майкл уловил какое-то движение слева от себя.

Он повернул голову и увидел Блока, который в сопровождении Сапога теперь направлялся к нему.

— Смотреть вперед! — скомандовал майор и, взмахнув дубинкой, обрушил короткий, стремительный удар по ране на бедре Майкла.

Глубокая рана снова начала кровоточить, и ногу пронзила острая боль. Майкл упал на колени в известковую пыль, покрывавшую землю толстым слоем. В лицо ему смотрело дуло автомата.

— Барон, — сказал Блок, — должен вам заметить, что отныне вы находитесь в нашем королевстве. И поэтому, может быть, вы все-таки соизволите слушаться майора Кролле?

Майкл медлил; пульсирующая боль в бедре не унималась, на лице его выступила испарина. Последовал сильный пинок в спину подошвой кованого сапога, и он растянулся в пыли во весь рост. Сапог поставил ногу ему на спину, навалившись на позвоночник всей своей тушей. Майкл заскрежетал зубами.

— Ведь вы, барон, наверное, уже не прочь приступить к сотрудничеству с нами, — продолжал Блок. А затем он обернулся к Кролле. — Он русский. А вы ведь знаете, каким упрямым может оказаться это сучье отродье.

— Мы научились быстро излечивать такой недуг, как упрямство, — сказал Кролле.

И пока Сапог прижимал Майкла к земле, двое солдат стащили у него с ног ботинки и носки. Он остался совершенно голым, и запястья у него за спиной сковали железные браслеты наручников. Солдаты подняли его с земли и пинками погнали впереди себя. Майкл не сопротивлялся; кроме как к новым ранам и переломанным костям это все равно ни к чему не привело бы, к тому же он чувствовал себя измотанным после поединка с Сэндлером и пробежки по лесу. У него не было времени на то, чтобы оплакивать Мышонка или скорбеть по поводу постигшей его самого участи; эти люди были намерены ценой любых пыток выколотить из него всю информацию, которая могла оказаться ему известной. Майклу было на руку то, что они сочли его советским шпионом, потому что его присутствие здесь вынудит их по большей части вести речь о Восточном фронте.

Это был большой концлагерь. Слишком большой. Повсюду были понастроены дощатые бараки, стены большинства из них были выкрашены зеленой краской, а множество пней от срубленных деревьев говорило о том, что когда-то на месте Фалькенхаузена шумел лес. Майкл видел бледные, изнуренные лица заключенных, глядевших на него через узкие, забранные глухими решетками окна. Мимо него вооруженные автоматами и резиновыми дубинками конвоиры прогнали группку тощих, наголо обритых заключенных. Майкл заметил, что робы подавляющего числа заключенных были отмечены желтыми звездами Давида. Казалось, что окружающим его нагота представлялась чем-то обычным, и внимания на это никто не обращал. Немного поодаль Майкл увидел нечто походившее на лагерь в лагере, там были выстроены бараки, обнесенные колючей проволокой. Человек триста или четыреста заключенных выстроили на пыльном плацу, громкоговоритель монотонно вещал что-то о тысячелетии рейха. В глубине лагеря, слева от себя, он заметил приземистую постройку из серого камня; из двух ее труб валили клубы темного дыма, поднимающегося над лесом. Слышался грохот и железное лязганье, но Майкл так и не понял, откуда доносится шум. Изменивший направление ветер донес до него другой запах: не смрад паленого человеческого мяса, а зловоние немытых, потных тел. Ко всему этому примешивалась и вонь гниющей и разлагающейся плоти, человеческих испражнений и крови. Какие бы дела здесь ни творились, думал Майкл, глядя на столбы поднимающегося над трубами дыма, цель их состоит в уничтожении людей, а вовсе не в содержании под стражей.

По дороге, идущей от серой каменной постройки, ехали три грузовика. Кролле сделал знак водителям остановиться и подвел Блока и Сапога к заднему борту первой машины. Кролле говорил с Блоком, и Майкл видел, как красная физиономия майора прямо-таки сияет от неподдельного восторга.

— Качество превосходное, — доносились до него слова Кролле. — Продукция Фалькенхаузена уверенно держит первенство среди подобных предприятий всей нашей системы. — Кролле приказал солдату спустить на землю из кузова один из заколоченных сосновых ящиков. Солдат усердно принялся сдирать крышку, вытаскивая гвозди. — Сейчас вы сможете воочию убедиться, что я продолжаю поддерживать высокие стандарты качества, в свое время установленные здесь вами, господин полковник, — заискивающе лебезил перед Блоком Кролле, и Майкл отметил, что Блок довольно кивнул и заулыбался: лесть жополиза пришлась ему по душе.

Наконец был выдернут последний гвоздь, и Кролле запустил руку внутрь.

— Вот, видите? Я никогда не поверю, что какой-то другой лагерь сможет добиться подобного качества.

В руке Кролле держал пригоршню каштановых волос. Это были вьющиеся женские волосы. Кролле самодовольно усмехнулся и, наклонившись, запустил руку поглубже. На этот раз он держал густые, пшеничного цвета, локоны.

— Посмотрите, какая красота! — воскликнул майор. — Из этого сырья выйдет роскошный парик, который наверняка будет высоко оценен. Я также весьма рад сообщить вам, что выход продукции увеличился на целых тридцать семь процентов. И во всей партии нельзя обнаружить ни единой вошки. Новый распылитель против вшей — это просто мечта, подарок богов!