Вес улыбнулся бледными губами:

— Я и так уже наполовину мертв. Так что, это особого значения не имеет.

В этом была какая-то ледяная логика, пронзившая Сильвера. Только полумертвый способен выйти на бой с вампирами. Живому не выдержать — он слишком боится потерять жизнь. Он отказался помочь Палатазину, и тот отправился навстречу верной смерти. Он вспомнил торжествующий крик Цицеро «Хозяин жив»! Да, Палатазин — или тот, кто был Палатазином, уже наверняка сейчас мертв, и число подданных Хозяина увеличилось еще на одного. Только наполовину умершие, те, кто видели свой конец впереди и уже приняли этот факт как неизбежность, только они осмеливаются, только они могут найти в себе силы сопротивляться.

Сильвера поднял руку к лицу. Она тряслась как у старика.

Сколько ему еще осталось жить? Два года? Может, три? Неизлечимая болезнь, так сказали врачи. Амиотропный литеральный склероз. Болезнь Лу Гехрига. Сначала атрофия мышц, распространившаяся на предплечья и дальше. Медленное угасание неделя за неделей. В больничной кровати, в нищем госпитале для бедных. Сестра с недовольным лицом. Питание через ноздри. Медленно ползет время. Кал и моча под себя. Неизлечимый больной. Сотрясение в доме собственной плоти, которая сгнила, но отказывается рухнуть, пока все достоинство жителя дома не будет вышвырнуто вместе с резиновыми клеенками и катетерными трубками.

«Неужели я хочу умереть вот так?» — спросил он себя. Теперь он видел, что возможность выбрать смерть — это был дар Бога. Ему дана возможность умереть с достоинством, а не дрожащей горой воняющей плоти. Иначе тысячи, возможно, миллионы будут поглощены просто потому, что ему больше нравится умереть на постылой больничной кровати?

«Хозяин жив!» — сказал Цицеро. И Сильвера знал, что это правда. Где-то в замке, в холмах Голливуда, притаился повелитель, плетя планы следующего ночного нападения на город. Ужас постепенно все туже скручивался в желудке. Палатазин, вне сомнений, был убит. Кто, кроме него, догадывается, что Хозяин прячется в замке Кронстин? И хотя страх продолжал подпрыгивать у него в животе, какая-то холодная решимость охватила Сильверу. Каким образом можно добраться до замка сквозь такую бурю? Он в самом деле не знал, как найти дорогу, как найти сам замок. В холмах — сотни дорог. А люди, которые останутся здесь? Он не мог их оставить на произвол судьбы. Ночью вернутся вампиры, и число их во много раз увеличится. Нужно вознести молитву и просить у Господа наставления.

— Я должен найти Соланж, — мрачно сказал Вес. — Мне все равно, что я должен буду сделать и куда я должен буду идти.

— Не будьте глупцом. С поломанными ребрами вам не уйти далеко в любом случае. А вы даже не знаете, куда идти, где искать. Просто задохнетесь песком где-нибудь на задворках. — Он замолчал, потому-что в глазах Веса вспыхнула злость. — Извините, — тихо сказал Сильвера. — Еще воды?

Вес покачал головой:

— Нет. Я… хочу немного поспать… — Отлично. А я должен немного подумать, с вашего позволения…

Он обошел Веса, не оборачиваясь, потому-что успел заметить, как исказилось лицо молодого человека, и услышал его нервный сдавленный всхлип.

Мальчик, лежавший на диване, вдруг громко вскрикнул и поднял голову.

Джо, сидевшая у его постели, подалась вперёд и положила руку на плечо мальчика.

Все хорошо, — успокаивающе сказала она. — Тебе никто не причинит вреда. Не вставай, полежи.

— Нет! Дом горит! Они горят, оба! — Глаза его блуждали, руки рвали простыню.

— Уже утро, — сказала Джо, чуть сильнее нажимая на плечо, чтобы не дать ему вскочить с постели. — Все уже кончилось, все, что случилось ночью. Теперь все будет хорошо.

— Что? — Он смотрел на нее изумлённо, — вы кто?

— Я — Джо, а это Гейл. А как тебя зовут?

— Я… — Он нахмурился, потрогал голову. Рана была покрыта широкими бинтами из индпакета. — Болит, — сказал он. — Меня зовут… Томми.

Все, кроме собственного имени, казалось смутным и далеким. странные, перевернутые воспоминания проносились сквозь мозг, словно в тысяче искаженных зеркал. — Голова очень болит, — сказал он.

— Еще бы. Но это хороший признак. В тебя стреляли.

— Стреляли? Пулей?

— Да, но тебя только поцарапало. Ну, а теперь успокойся и снова приляг. Ты ведь не хочешь, чтобы снова пошла кровь?

Он позволил снова уложить себя на подушку. Между висками внутри черепа возвращающимся эхом пульсировал гром. Его тошнило. Он пытался вспомнить свою фамилию и адрес. И почему он лежит здесь, на этом диване, и рядом сидит эта незнакомая женщина. Он сосредоточил внимание на одном осколке отражений, из тех, что вихрем проносились сквозь сознание. На кровати лежат два накрытых простыней человека. Очень неподвижно. Что-то больно ударило в затылок, он содрогнулся, вскрикнул, и кривое зеркало памяти разлетелось на множество осколков. Он решил больше не думать об этих зеркалах воспоминаний. Пока не думать.

— Он уже давно ушёл, сказала Гейл, стоявшая у окна. В голосе ее чувствовалось напряжение натянутого выше меры каната. В окне можно было разглядеть только крутящиеся бело-желтые потоки.

— Он знает, что делает, — ответил Джо. Что-то холодное словно лапой сжало сердце, но она отогнала неприятное чувство и расправила одеяло, которым был укрыт мальчик. «Какой же ужас пришлось ему пережить прошлой ночью?» — подумала она про себя.

Секунду спустя Гейл воскликнула:

— Вот он! — и открыла входную дверь. В комнату ворвался песчаный вихрь, в центре его стоял Палатазин, лицо было закрыто куском простыни, словно он был арабом-пустынником. Он переступил порог, неся картонную коробку с осиновыми кольями, которую только что извлёк из багажника брошенного «фалькона». Гейл быстро закрыла дверь — ей пришлось изо всех сил налечь на нее. Палатазин положил коробку на пол, размотал защищавшую голову и лицо ткань. Ткань защищала от песка достаточно хорошо, чтобы можно было дышать сквозь сжатые зубы. Но пробиваться сквозь такой ураган, как тот, что бушевал снаружи, было все равно, что плыть сквозь клей. при этом в лицо тебе постоянно бросали целые ведра песка. рубашка Палатазина промокла насквозь от пота.

— Ты видел там кого-нибудь? — спросила Гейл.

— В пяти футах от моего носа уже почти не ничего разобрать, — сказал он. — Я прошел почти рядом с машиной, и только потом сообразил, что нахожусь рядом. Но одно преимущество у нас есть. Дружище-сосед с винтовкой, тоже ничего не видит. Как мальчишка?

— Несколько минут назад пришёл в себя, — сказала Джо. — Сказал, что его зовут Томми.

Палатазин подошел к дивану, рассматривая мальчика.

— Думаешь, он выздоровеет? Он так бледен!

— Ты бы тоже побледнел, если бы тебя чиркнуло пулей через весь затылок. — Она подняла со лба мальчика холодный компресс и потрогала лоб, наверное, в двадцатый раз за прошедший час. — Жара нет, но вдруг у него сотрясение? Правда, говорил он вразумительно.

Палатазин кивнул, его густые брови нахмурились, потом он повернулся к окну. очень хорошо, что мальчишка жив, конечно, но теперь он отвечает за жизнь еще одного человека. Что с ними случится, когда он отправится в путь? Взять их с собой? Об этом не могло быть и речи. В случае, если Джо начнет протестовать, он ей напомнит, как она едва не погибла вчера, чуть не задохнувшись в бурю. Он очень сильно сомневался, что сам сможет пересечь Голливуд.

— Машину уже полностью засыпало, — сказал он Гейл. — Некоторые дюны высотой не уступают домам.

— И все-таки вы намерены отправиться в убийственную экспедицию к замку Кронстина?

Он ответил, не глядя на нее:

— Я должен сделать все, что могу.

Палатазин показал на кобуру с пистолетом, лежавшую на спинке кресла.

— Это я вам оставлю… И остаток святой воды. Когда я туда наверх доберусь, то мне понадобятся только молоток и колья. Я уверен, что король вампиров каким-то способом контролирует песчаную бурю. Когда король будет уничтожен, ураган уйдет в океан. А пока предводитель вампиров существует, ураган будет крутить над городом и еще даже усилится до наступления ночи…