Он сложил фотографии в конверт и вместе с остальными бумагами засунул в папку, а папку — в портфель, аккуратно закрыл его и положил на сиденье кресла, туда, где его оставил владелец. Майкл пробыл в кабинете у Блока еще несколько минут, но не обнаружил там больше ничего достойного внимания. Майкл выключил лампу и, пройдя через комнату, направился к выходу в коридор. Он был уже почти у самой двери, когда услышал звук поворачивающегося в замке ключа. Он замер на месте и затем быстро отступил к двери на балкон. Едва Майкл успел закрыть ее за собой, как дверь в гостиную отворилась.

— Ах, какая прелесть! — восторженно сказал в темноте женский голос.

— Полковнику нравится жить в роскоши, — послышался сиплый ответ.

Дверь закрылась, и ее тут же заперли изнутри. Майкл стоял на балконе, прижавшись спиной к стене. Повернув голову, он решил заглянуть в комнату. Сапог нашел себе подружку и завел ее в номер Блока, рассчитывая, по-видимому, охмурить шикарной обстановкой. Майкл и сам был неплохо знаком с искусством обольщения, ему не составило труда догадаться, что Сапог выведет девицу на балкон и перегнет ее через перила. Вряд ли ему стоило здесь задерживаться.

Майкл перелез через ограждение и ступил на полуобвалившийся карниз. Нащупывая на стене зазоры между камнями и крепко цепляясь за них израненными пальцами, он пустился в обратный путь. Куски кладки карниза крошились и осыпались, но ему нужно было поскорее перебраться на балкон к апартаментам Сэндлера. Он слышал, как восторженный женский голос сказал:

— Высоко-то здесь как, правда?

Открыв балконную дверь, Майкл проскользнул в нее и осторожно закрыл за собой. Апартаменты Сэндлера были зеркальным отображением номера Блока, с той лишь разницей, что камин здесь был сложен из красного камня и портрет фюрера над ним тоже был несколько другим. Все было тихо: видимо, Сэндлер еще веселился в «Бримстоне». Майкл бесшумно направился к выходу и увидел, что у самой двери стоит большая клетка с соколом. На Блонди не было колпачка, закрывающего глаза, и ее темный взгляд был устремлен на него.

— Привет тебе, маленькая стерва! — сказал Майкл и постучал по прутьям клетки. Сокол дрожал от ярости, перья на шее птицы воинственно топорщились, и она злобно зашипела на него. — Следовало бы, конечно, свернуть тебе шею и сожрать, а косточки выплюнуть на пол, — продолжал Майкл. — Ну да ладно, отложим до следующего раза.

Он взялся за ручку двери.

В воздухе прозвенело высокое, чуть слышное «пим-м-м!». Что-то звякнуло. Майкл взглянул на клетку и с ужасом увидел, что с потолка стремительно опускаются противовесы. Тонкая цепь натягивалась. Майкл с опозданием понял, что только что он неосторожно оборвал тонкую проволоку, привязанную к двери. Времени на раздумья у него не было, потому что цепочка подняла дверцу клетки и Блонди, оказавшись на свободе, метнулась к нему. Ее острые когти со свистом рассекали воздух.

В то время как Майкл балансировал на карнизе отеля, Джерек Блок смеялся до слез. Веселье было в самом разгаре. На сцене в очередном номере была задействована женщина-лилипут и вместе с ней неуклюжий славянин, который, очевидно, раньше юродствовал в какой-нибудь глухой, богом забытой российской деревушке. Его телесное орудие было огромным, и в ответ на взрывы хохота в зале он тоже глупо посмеивался, как будто бы понимал, в чем заключалась шутка. Блок посмотрел на часы; он пресытился зрелищем оргий, происходивших на сцене, и настало время, когда все зады — вне зависимости от того, были они большими или маленькими, — перестали вызывать у него интерес. Он наклонился к Чесне и положил ей руку на колено. Жест этот нельзя было назвать отцовским.

— Твой барон, должно быть, начисто лишен чувства юмора.

— Он плохо себя почувствовал, — отозвалась Чесна. Ей тоже было не по себе. Она устала от притворных улыбок.

— Пойдем, хватит пивных увеселений. — Он встал и взял ее за локоть. — Я угощу тебя шампанским.

Чесну чрезвычайно обрадовала возможность покинуть зал. До окончания представления было еще далеко — в программе предполагались импровизированные номера при непосредственном участии зрителей, — но сам «Бримстон» никогда ничего не значил для Чесны, это был просто удобный способ войти в общество и поддерживать связи и знакомства. По пути к бару она позволила полковнику Блоку взять себя под руку, думая при этом, что барон, наверное, сейчас пробирается в его апартаменты, а возможно, уже отправился в обратный путь. Может быть, этот человек — каким бы ни оказалось его настоящее имя — и безумец, но, с другой стороны, он не смог бы так долго оставаться в живых, учитывая его столь рискованную профессию, если бы был просто легкомысленным. Они сели за столик, Блок заказал большую бутылку шампанского и снова взглянул на часы. Он попросил официанта принести ему телефон.

— Работа? — осведомилась Чесна. — В такой час?

— Ничего не поделаешь. — Блок закрыл крышку циферблата и бережно положил часы в карман мундира. — А теперь, Чесна, я хочу услышать от тебя все о твоем бароне: где вы познакомились, что тебе о нем известно. За все время нашего с тобой знакомства я и думать не мог, что ты решишься на такое безрассудство.

— Безрассудство? — Чесна удивленно вскинула свои светлые брови. — Что вы имеете в виду?

— Все эти графы, князья и бароны — дешевка. Конечно, они умеют ухаживать и к тому же одеты с иголочки, как манекены в дорогом магазине. В наше время любой проходимец, в чьих жилах течет капля благородной крови, может выдать себя хоть за чистое золото, а на самом деле окажется лишь чугунной чушкой. Тебе следует быть осторожнее, — заключил Блок и предостерегающе поднял указательный палец. Официант тем временем принес телефон и принялся подключать его. — У меня сегодня уже был разговор с Гарри на этот счет, — продолжал Блок. — Ему кажется, что твой барон… — как бы это получше сказать? — что ему от тебя нужно нечто большее, чем настоящая, большая любовь.

Она ожидала услышать продолжение; сердце в груди дрогнуло и стало биться чаще. Длинный нос Блока что-то унюхал.

— Ты говоришь, что вы с бароном познакомились совсем недавно, так? И тем не менее вы собираетесь пожениться? Ну так вот, Чесна, позволь мне перейти к сути дела: ты красивая и состоятельная женщина, у тебя хорошая репутация в рейхе. Сам Гитлер любит смотреть твои фильмы, и это при том — Бог не даст соврать, — что больше всего фюреру нравится видеть на экране самого себя. А ты никогда не задумывалась о том, что барон хочет жениться не на тебе, а на твоем состоянии и славе?

— Задумывалась, — ответила она, тут же пожалев, что поспешила с ответом. — Но барон любит меня и принимает такой, какая я есть.

— Но как ты можешь быть уверена в этом, если вы знакомы так недавно? К чему такая спешка? Почему бы не погодить со свадьбой, не отложить ее хотя бы до осени? — Блок снял трубку с аппарата, и Чесна смотрела на то, как он набирает номер. Она знала, что это был за номер, и внутри у нее все похолодело от ужаса. — Полковник Блок, — сказал он в трубку. — Медицинскую службу, пожалуйста. — Он снова обратился к Чесне: — Отложите свадьбу на три месяца, всего на три месяца. Разве это срок? Должен сказать, что ни Гарри, ни я не разделяем твоего выбора. И взгляд у барона нерасполагающий, я бы сказал, хищный взгляд. В нем есть что-то настораживающее. Прошу прощения! — Он снова переключил внимание на телефон. — Да это Блок. Как прошла операция?… Хорошо. Значит, он поправится?… Но говорить-то он сможет?… И когда этого можно ожидать?… Нет, не через сутки! Слишком долго! Самое большее двенадцать часов! — Голос его звучал властно. Выслушивая доводы невидимого собеседника на другом конце провода, он обернулся к Чесне и подмигнул ей. — А теперь послушай меня, Артур! Я хочу, чтобы Франкевитц…

Это было настолько неожиданно, что у Чесны перехватило дух. Ей показалось, что на шее у нее медленно стягивается стальной обруч.

— …смог давать показания через двенадцать часов. Да, именно так! И никаких разговоров! — Он бросил трубку на рычаг и раздраженно отодвинул от себя телефон. — Так вот, мы ведь говорили о бароне. Три месяца. За это время мы сможем разузнать о нем решительно все. — Он пожал плечами. — В конце концов, это моя работа.