Она включила телевизор, сделав звук потише, и посмотрела десятичасовые новости Айова-Сити. Там был репортаж об аварии и беседа с водителем молоковоза, человеком с окровавленной повязкой на лбу и остекленевшим взглядом, говорившим, что он одной ногой побывал в могиле.

— Я увидел этот фургон и ту машину, они, значит, меня догоняют, а патрульная машина сзади, — объяснял водитель дрожащим голосом. — Все трое, значит, гонят за восемьдесят. Фургон, значит, у меня прямо на хвосте, и я хочу вырулить в правый ряд, значит, и тут — бум! Этот на «БМВ» стукает мне в цистерну, и все было, вот как она написала.

Обозреватель сообщил, что дорожная полиция и полиция штата разыскивают тёмно-зелёный фургон с номером штата Джорджия.

Слушая окончание новостей, Диди взяла отрывной блокнот с изображением мотеля и треснувшего колокола, оттиснутыми вверху, и карандашом мотеля написала: Мэри Террор. Потом слово «Фристоун» и три имени, которые запомнила давным-давно: Ник Хадли, Кейт Кавано и Дин Уокер. Под третьим именем она нарисовала кружок, вставила в него две точки в виде глаз и дужкой обозначила рот: «улыбка», как на том круглом значке, что был на свитере Мэри на лесопилке.

Полицейские будут вынюхивать машину Мэри: Завтра они будут ловить ее на всех крупных перекрестках и магистралях. Но попутно они могут высматривать и угнанный «катлас» с плейбойским зайчиком на заднем стекле. Совсем не повредит соскрести его со стёкла и избавиться от подвесных игральных костей и, пока она стоит в холодной тьме, поменяться номерами с каким-нибудь из припаркованных снаружи автомобилей. Многие ли смотрят на свои номерные знаки морозным серым утром? Ножницы могут помочь вывернуть крепежные винты — так же, как помогли отогнуть державшие бриллиант дужки. А если нет, то нет.

Диди оторвала листок блокнота и положила его в карман вместе с бриллиантом. Она уничтожила следующие два листка, на которых оттиснулся след карандаша. Надев свитер и перчатки, она осмотрела руку Лауры — кровь проступила сквозь марлю, но ничего нельзя было сделать, кроме как прикладывать лед, — и вышла на стоянку сделать то, что подсказало ей, что инстинкты подпольщика ее не покинули.

Свиньи ищут тёмно-зелёный фургон с номерами штата Джорджия?

«Отлично», — подумала Мэри. Она дремала, положив ноги на диванчик, и телевизор стоял перед ней в уютной маленькой комнате. Когда свиньи найдут фургон в сарае у Роки Роуда, ее с Барабанщиком уже и след простынет.

Желудок ее был полон. Два сандвича с ветчиной, большая миска картофельного салата, чашка горячего овощного супа, банка яблочного пюре и почти полный пакет печенья. Она покормила Барабанщика молочной смесью, подогрев ее на плите, что он по достоинству оценил, дала ему срыгнуть, поменяла памперсы и положила спать. Он отключился, как выключенная лампочка, на кровати, которой поделились с ним Роки Роуд и Черри Ванилла.

Мэри смотрела телевизор сквозь полуприкрытые веки. Свиньи искали, как сообщил диктор десятичасового выпуска новостей из Айова-Сити, в шестнадцати милях к западу от фермерского дома, куда она сама себя пригласила. Имя на почтовом ящике гласило «Баскин». В Атланте Мэри покупала мороженое в «Баскин и Роббинс». Любимое у нее было «Роки Роуд». Он и выглядел, как Роки Роуд: темноволосый и невысокий, коренастый с достаточно большим животом, чтобы быть медлительным растяпой. Его жена была маленькой блондинкой с розовыми щечками. Настоящая Черри Ванилла. Четырнадцатилетний сын был темноволос, как его отец, но более жилист. Фадж Рипл — вот как она назвала бы его, если бы он был мороженым.

На панельных стенах висели семейные фотографии. Все улыбаются. Теперь уже не улыбаются. В гараже две машины: коричневый пикап с нашлепкой университета Айова на заднем бампере и тёмно-синий джип «чероки». «Чероки» был просторен и бак заправлен почти доверху. Все, что надо будет ей сделать, — это перетащить из фургона свои, чемоданы, детские вещи и свои записи группы «Дорз», и она будет готова двинуться дальше. Дополнительный приз — ящик с оружием Роки Роуда. У него было три винтовки и револьвер «смит-вессон» тридцать восьмого калибра и патронов ко всем полно. Револьвер составит компанию ее «магнуму», когда она переберется в «чероки».

Мэри приняла душ. Вымыла голову, выскребла лицо и тщательно промыла раны раствором протирочного спирта и теплой мыльной воды, который заставил ее задохнуться от боли. На вид хуже всего была рана на руке с красными краями и блеском костей внутри покрытого коростой мяса; и по пальцам время от времени пробегала судорога, словно она когтила воздух. Но болело сильнее всего разорванное бедро, до сих пор сочащееся кровью — болело так, будто ходишь босиком по бритвенным лезвиям. Колено побагровело и распухло, а синяки тянулись до самого бедра. Мэри наложила на рану вату, взяла бинты из аптечки и намотала поверх ваты, и завязала руку и ляжку полосками разорванных простыней. Затем она надела один из шерстяных халатов Роки Роуда, достала пива из холодильника и поуютнее устроилась в кабинете, чтобы провести ночь.

Дальше передавали сводку погоды. Блондинка с волосами, собранными в шлем, скрепленный лаком для волос, стояла перед картой и показывала, как шторм набирает силу в северо-западной Канаде, потом должен захватить район Айова-Сити — Сидар-Рэпидз через тридцать шесть — сорок восемь часов. Хорошие новости для лыжных курортов, сказала она, и плохие новости для тех, кто в дороге.

Мэри протянула руку рядом со стулом и взяла дорожный атлас, который нашла в комнате Фадж Рипла, на письменном столе рядом со школьными работами по географии. Он был открыт на карте Соединенных Штатов, на которой были обозначены главные федеральные дороги.

Восьмидесятое шоссе было самым прямым маршрутом к Сан-Франциско и Фристоуну, проходя через Айову и Небраску, загибаясь в Вайоминг, опять ныряя в Юту через Неваду и, наконец, в северную Калифорнию. Если она будет держать шестьдесят пять миль в час и погода не будет слишком плохой, она доберется до Фристоуна за пару дней. Когда она отсюда уедет — зависит от того, как она будет чувствовать себя утром, но она не собиралась проводить еще одну ночь в доме мертвеца. С шести часов, когда она загнала их в сарай, телефон звонил пять раз, и от этого она нервничала. Этот Роки Роуд может оказаться здешним мэром или проповедником, или Черри Ванилла может быть звездой местного фермерского общества. Все может быть. Так что лучше смыться отсюда, как только ее кости опять смогут выносить дорогу.

Она ослабела и у нее все болело.

«Старею, — подумала она. — Поддаюсь боли и слабею».

Десять лет назад она задушила бы Беделию Морз двумя пальцами. Следовало бы забить ее до смерти куском дерева, подумала она. Или пристрелить ее из «магнума», а вторую суку переехать фургоном. Но все случилось слишком быстро, и она знала, что ее сильно порвали, и до смерти напугалась, что потеряет сознание прежде, чем она и Барабанщик смогут удрать. Она думала, что питбули наверняка прикончат Лауру Клейборн, но теперь жалела, что не сделала этого сама, чтобы быть уверенной.

«Я впала в панику, — подумала она. — Запаниковала и оставила их в живых».

Но они остались без машины. Собаки хорошо порвали Лауру, по меньшей мере так же, как и ее. «Надо было ее убить, — нервно думала Мэри. — Надо было переехать ее фургоном перед тем, как я оттуда уехала». Нет. Нет. С Лаурой Клейборн покончено. Если она до сих пор жива, то валяется где-нибудь на больничной койке и стонет. «Страдай, — подумала она. — Надеюсь, ты будешь страдать сильно и долго за то, что пыталась украсть моего ребёнка».

Но она стареет. Она это знала. Стареет, поддается панике и оставляет хвосты.

Мэри медленно и болезненно встала с диванчика и прохромала проверить Барабанщика. Он крепко спал на кровати, закутанный в чистое голубое одеяльце. Пустышка зажата у него во рту и его лицо херувима оцарапано об пол машины. Она постояла, глядя, как он спит, почувствовала, как свежая кровь течет по ее ляжке, но ей было наплевать. Он был прекрасным мальчиком. Ангел, посланный небесами в дар Джеку. Он был так прекрасен, и он принадлежал ей.