Некоторое время стояла гнетущая тишина.

— Итак, — нарушил молчание священник. — Вы видите, что я верю в ад. Я живу в нем.

Майкл потер руками лицо.

— Неужели нет другого способа? — спросил он, и в голосе его послышалась мольба.

— Вы не обязаны это делать. Наш общий друг лишь предположил, что вы сможете сделать это беспрепятственно. Но если вы откажетесь, можете прямо сейчас отправиться со мной в Безопасный Дом, и мы как можно скорее переправим вас через реку.

— Но ее — все равно убьют?

— Да. У нас есть люди для этого с нужным опытом.

— Как… — голос его сорвался. Он постарался собраться с силами и проговорить снова. — Как они это сделают?

Священник посмотрел, как морской офицер пересекает фойе в компании стильно одетой женщины, державшей его за руку.

— Ворвутся в ее студию поздно ночью. Выстрелят из пистолета с глушителем ей в голову. Или кто-то задушит ее проволокой сзади. Все сделают быстро.

— О, Боже… — прошептал Майкл в агонии. — Я полагаю, вы считаете это убийство справедливым возмездием за ее прошлые грехи?

Лицо Колльмана осталось бесстрастным.

— Мне не всегда нужна лакрица, чтобы освежать дыхание, майор.

Будущее наступило, Майкл знал это. И это будущее было намного страшнее, чем он мог себе представить. Летчики-истребители не смогли убить женщину, потому что оставили эту грязную работу земным стрелкам. Проклятые тени мужчин. И он — самый темный из всех…

— Не могу я просто увезти ее? — попытался он. — Оглушить, использовать хлороформ или что-то?.. Неужели нельзя просто вывезти ее, обставив все так, будто миссия выполнена?

— Слишком рискованно. В нашей схеме эта женщина нужнее мертвой, чем живой.

Майклу Галлатину потребовалось время, чтобы суметь сформулировать мысль и заставить себя говорить связно.

— Если… если я все же соглашусь… как это должно быть сделано?

— Вы убийца, — пожал плечами Колльман. — Вам и решать.

Майкл закрыл глаза. Но когда открыл снова, он все еще сидел в черном кожаном кресле в фойе гостиницы «Гранд-Фредерик» в присутствии священника, и у него все еще было задание, которое нужно было выполнить. Нельзя убежать от будущего…

— Да, — согласился он. — Я убийца. Да. Итак, — он поднял взгляд, уставившись за голубые стекла. — Я полагаю, у вас есть химик.

— Да.

— Я хочу таблетку. Что-то, что действовало бы быстро. Что-то без вкуса и запаха, — ему пришлось остановиться, потому что собственные слова приносили слишком много боли. — Что-то, что просто заставит ее заснуть в течение… пятнадцати-двадцати минут. Вот, чего я хочу. Чтобы она просто уснула.

Колльман задумался об этом, его тонкие пальцы чуть сжали ручку кожаного кресла.

— Непростой заказ.

— Да, — согласился Майкл. Глаза его пылали гневом, но голос был устрашающе спокойным. — Но ведь я убийца. Мне решать. И я говорю вам как убийца, что, если она почувствует боль, начнет выблевывать собственные внутренности или что-то в таком духе, я обещаю, что за посланником я приду следом. И тогда посланник сможет подумать, насколько он чист в своей праведной любви к тому, какой когда-то была Германия. Он может думать об этом сколько угодно, потому что его это не спасет. Ведь я — убийца. Я буду рвать его на куски, и, если он попытается скрыться, я порву на куски всех на своем пути, пусть даже это будет весь город. Может быть, я все равно так поступлю, потому что когда она умрет, работа убийцы будет закончена, и жить ему будет незачем.

Колльману потребовалась пара секунд, чтобы расслабиться. Должно быть, он действительно верил в Бога, потому что следующим вопросом его было:

— Тогда мне следует принести вам две таблетки?

Майкл уже думал об этом. Однако самоубийство было слишком противно его природе. Волк внутри него этого не допустит. Нет, никогда.

— Только одну, — ответил он.

Священник встал. Майкл тоже.

— Мы придумаем для вас то, что нужно. До сих пор… у нас не было таких веществ, но появится возможность проверить свои навыки. Задача непростая.

— Помолитесь, может, это поможет, — посоветовал Майкл.

Колльман протянул ему руку. Майкл просто смотрел на нее и думал, сколькими способами может сейчас оторвать это запястье.

Не дождавшись ответного рукопожатия, Колльман ушел. На своем пути через фойе он был остановлен мужчиной и женщиной. Сначала тихо заплакала женщина, а потом ее спутник. Священник заговорил с ними, положил руки им на плечи, но так и не снял свои тонированные синие очки.

Майкл шаткой походкой поднялся вверх по лестнице в свой номер, где он, побледневший и едва дышащий, перегнулся через унитаз как раз вовремя, чтобы показать, насколько жестоко и мучительно он болен.

Он отправился на долгую прогулку и до самого вечера бродил по улицам Берлина, пока не сгустились сизые сумерки, отправившие свою армию снежинок кружить вокруг прохожих. Он шел все дальше и дальше, словно стремился заблудиться, но его чувство направления было безошибочным, и он всегда точно знал, где относительно него находится гостиница.

Майкл Галлатин прошел через взорванные районы, где выжившие люди до сих пор старались спасти хоть что-то из своей прошлой жизни, копаясь в руинах. На глаза попалась перевернутая повозка с двумя мертвыми лошадьми, следы от копыт которых уже припорошило снегом. Он увидел свору отчаянных собак, которые выгрызали у мертвых лошадей внутренности, стараясь прокормиться.

В тишине вечерних улиц ему встретилось не так много людей — несколько велосипедистов, группа случайных прохожих и пара машин. Майкл подумал, что, возможно, сможет скоро снова услышать шум артиллерийской стрельбы на востоке. Русские могли замедлиться ненадолго, но ничто не могло удержать их от того, чтобы войти в город. Майкл знал это, потому что упорная, неуступчивая и часто жестокая природа этого народа была ему известна, ведь в душе он все еще был одним из них.

В гостинице служащий передал сообщение от Франциски. У нее было важное мероприятие — ужин по случаю чужой помолвки, который она никак не могла пропустить, а после ей нужно было сделать еще кое-какую работу в своей фотолаборатории. Однако она обещалась позвонить в одиннадцать часов.

Служащий прочитал последние строки сообщения: Думай обо мне, когда будешь ужинать. Целую тебя тысячу раз. Слушала прогноз погоды: ожидается еще больше снега.

Служащий странно посмотрел на майора, будто подозревал, что в этих словах, которые он только что произнес, содержался некий тайный шифр.

Майкл взял бумагу и отправился на ужин в ресторан, заказав себе стакан хорошего бренди. Далее он заказал целую бутылку, вместе с которой отправился в номер. Он ждал, полупьяный, когда же раздастся телефонный звонок. Телефон зазвонил без четырех минут одиннадцать.

— Придется сегодня работать допоздна, — сказала она ему. — Фотографий оказалось чуть больше, и мне нужно закончить сегодня.

— По приказу Герра Риттенкретта? — спросил он.

Она несколько секунд не отвечала, а затем:

— Ты сам на себя не похож, судя по голосу. С тобой все в порядке?

— За ужином я просто немного выпил, — ему показалось, или он говорил слишком невнятно? Нужно быть осторожным, чтобы не допустить проскальзывания английского акцента. Что, черт возьми, с ним творится, раз он позволяет себе такую недальновидность?

— Ты выпил, — повторила она.

— Да. Бренди. И сейчас я смотрю на почти пустую бутылку, которую я собираюсь опустошить в ближайшие… о… десять минут.

Франциска ахнула, словно кто-то дал ей пощечину.

— Тебе пришел твой приказ, — сказала она. Это был не вопрос.

Он закрыл глаза, представляя себе ее, когда отвечал:

— Да.

— О… Хорст… Я сейчас же приеду.

— Нет! Франциска… лучше закончи свою работу.

— Я сейчас же приеду. Это может подождать.

— Нет! Послушай меня! — выкрикнул он резче, чем намеревался. — Просто… оставайся там и сделай все, что нужно сделать. Сосредоточься на своей работе.