— Черт, как же болит голова…

Он говорил по-английски. После этого он снова свернулся в позе эмбриона и уснул.

Майкл тоже решил поспать. Последним его впечатлением был мальчик, сидевший со скрещенными ногами под звездным небом в пыльной фуражке Тэм о’Шентер солдата Содружества, и лицо его было скрыто куфией, поэтому нельзя было доподлинно сказать, спит он или бодрствует. По крайней мере, сейчас его левая рука оставалась неподвижной, и игральные кости в ней молчали.

Они добрались до колодца, когда на рассвете тонкая красная полоса прорезала горизонт, и мир начал выплывать из глубин тьмы.

Как далеко они прошли за эту ночь, Майкл не знал. Ноги держали нетвердо, левая рука висела мертвым грузом. Он оставил свой вещмешок, чтобы не отяжелять себе путь и беречь энергию, однако оба пистолета и парашютная сумка Гантта теперь были у него. Гантт — ослабленный и истощенный — не протестовал. С каждым шагом Майкл чувствовал, что вот-вот споткнется, но продолжал идти, следуя за мальчиком. Позади него плелся ас «Мессершмитта».

Колодец выглядел непрезентабельно: он расположился у изножья скалы, что защищала его от солнца. Неровные камни были сложены вокруг небольшого бассейна размером с ванную в дешевой гостинице. Вокруг валялся помет шакалов, обозначивших свою территорию. Однако, хороший или нет, это был колодец, и Гантт с потрескавшимися губами, вдруг ожил и бросился вперед мимо Майкла и мальчика.

Он навис над камнями и принялся жадно поливать водой лицо, голову и плечи. Протянув руку вниз, в глубину ради живительной водной прохлады, Гантт вдруг замер, и когда его руки показались на поверхности, Майкл увидел, что вокруг них были обмотаны чьи-то кишки. В следующую секунду на поверхность прямо перед лицом летчика всплыл чей-то обескровленный торс, а рядом показалась отрезанная человеческая голова, рот и глаза которой были широко открыты, а посреди лба темнело фиолетовое отверстие от ружейной пули.

Гантт вскрикнул, и никакие человеческие слова не могли описать этот звук. Он попытался сбросить с себя посиневшие кишки, связавшие его запястья, отшатнулся назад и едва не упал на мальчика, который тоже отступил, но в полной тишине. Больше всего его пугало, что колодец испорчен.

Гантт опустился на землю среди звериного помета и принялся лихорадочно скрести свои губы в попытки очистить их от трупной воды — так яростно, что расцарапал рот до крови.

Майкл приблизился к колодцу, в котором уже зародился запах гниения. Пустыня оказалась не очень добра к трупу. К концу следующего дня этот запах будет отгонять отсюда животных.

Но еще в воздухе был и другой запах: соль. Майкл полагал, что помимо того, что колодец был отравлен трупным ядом, он был еще и испорчен солью, и мотив этой жестокости был ему понятен.

— Даласиффы, — обратился он к Гантту. — Они отравили колодец, чтобы держать другие племена подальше от воды.

На рассветном солнце он заметил верблюжьи следы, уходящие на юг.

— Их собственная деревня должна быть не слишком далеко. Вероятно, там — колодец есть. Видимо, они требуют от других племен дань за воду, — он уставился на песчаные барханы к югу от себя. Мышцы его челюсти слушались с трудом.

— Нам нужна вода, иначе мы умрем, — обратился он к Гантту. — Вставай.

— Я не могу, — прохрипел летчик едва слышным голосом. Сил в нем совсем не осталось. — Я не могу…

— Вставай или я тебя заставлю.

— Пожалуйста… оставь меня здесь. Я не могу… Боже… я не могу…

Причитания Гантта были прерваны резким и грубым рывком — Майкл нагнулся, ухватил его здоровой рукой за воротник рубашки, вытягивая его лицо из песка.

— Слушай меня, — прорычал Майкл. — Говорю четко, ясно и один раз, — его глаза в свете зари казались люминесцентно-зелеными. Красный солнечный полукруг, поднимавшийся на востоке, отражался в них пламенем гнева. — Ты умеешь обращаться с оружием. Я тоже. Оружие может помочь нам добыть немного воды. Это означает, что мы выживем, по крайней мере, еще на один день. Иначе даласиффы убьют нас при первой же возможности. Они могут найти наши истощенные полутрупы, но не думаю, что они будут ждать двух вооруженных мужчин. Так что поднимайся!

— Со мной покончено, — Гантт задохнулся отчаянным всхлипом, глаза опухли от ужаса, губы кровоточили. Во взгляде читался только что пережитый ужас. — Иди один.

— У одного человека шансов мало. У двоих их может быть больше. Они больше, слышишь ты или нет? Итак… ты солдат. Я тоже. Выходим на войну, служба не ждет. Ты меня слышишь?

— Я не могу это сделать. Пожалуйста. Мне конец…

— Я тебе подскажу, когда настанет конец, — Майкл стиснул зубы и постарался поднять его рывком, но у него самого сил было катастрофически мало. — Рольф! — отчаянно крикнул он. — Не смей подыхать, как собака! — и решил добавить. — Твой отец умер не так.

Несколько секунд Гантт молчал. Затем протянул руку назад и грубо оттолкнул Майкла прочь, после чего медленно повернулся и сел. Он снова прижал руки к лицу и несколько раз качнулся взад и вперед.

Майкл услышал шум игральных костей. Обернувшись, он увидел, что мальчик бросает их на землю, а затем наклоняется вперед, чтобы посмотреть числа, перед тем, как поднять.

— Мы должны попытаться, — сказал Майкл, хотя и сам не был уверен, что им удастся подобраться живыми к деревне даласиффов достаточно близко. — Мы должны что-нибудь придумать.

— Я слишком слаб. Я едва могу идти.

— А ползти ты можешь? — спросил Майкл.

Гантт опустил руки и посмотрел на Майкла Галлатина. Его глаза казались глубоко запавшими, тусклыми и безжизненными. Плохой знак, подумал Майкл. Признак отказа. Он полез в парашютную сумку, извлек оттуда «Вальтер П-38» и протянул его владельцу.

— Возьми, — сказал он. — Давай. Выбей себе мозги, если хочешь. Я похороню тебя здесь, и ты сможешь присоединиться к Хартлеру в его ванной.

Гантт пристально посмотрел на пистолет и нахмурился в поисках твердой почвы в этом пустынном аду. Солнце постепенно восходило и нагревало воздух. Вокруг не было и намека на движение легкого ветерка.

Наконец, Гантт заговорил.

— С чего ты взял, что я захочу покончить с собой?

— Это будет быстрее, чем умереть от жажды. Может, у тебя еще остались силы? Деревня может быть всего в нескольких милях отсюда, вряд ли дальше. И там будет чистая вода, — мысль пришла ему в голову, и он понял, что хочет ее озвучить. — Если я должен умереть сегодня, я хочу умереть в бою за жизнь.

— В этом нет ни крупицы здравого смысла, — отозвался пилот.

— Я знаю. Но это одна из твоих цитат в том выпуске «Сигнала».

Несмотря на бушующую жажду и смертельную усталость, Гантт выдавил из себя слабую улыбку.

— Странный ты ублюдок.

— Сохрани красноречие до завтра. Сегодня тебе надо взять этот пистолет и встать. Я достаточно хочу пить, чтобы убить за воду. А ты?

Гантт осторожно потер окровавленный рот, затем протянул руку и взял пистолет.

— Да. Я тоже, — уверенно отозвался он и с большим трудом поднялся на ноги.

Идя по верблюжьим следам, они направились на юг. Майкл шел впереди, мальчик следовал за ним, а позади плелся Гантт. Солнце неуклонно набирало жар, и пришлось остановиться, чтобы снова прикрыть головы от солнца. Затем они продолжили нескончаемый путь через пустыню.

Пейзаж сделался сюрреалистическим. Утрамбованная корка песка стала коричневой с желтыми прожилками, а из земли огромными каменными гребнями возвышались скалы — скульптурные памятники песчаника, достигавшие двадцать и тридцать метров в высоту. Майкл продолжал читать верблюжьи следы, которые вели в обход скал.

Температура все росла, и идти дальше становилось все труднее. Тяжелее всего приходилось Гантту. Как можно чаще Майкл старался проверять остальных. Мальчик двигался медленно, но был в порядке. Гантт же постоянно спотыкался, падал, а, поднимаясь, выглядел едва живым. Безусловно, яд скорпиона все еще находился в его организме, а эффект усиливался стрессом, который пережил летчик, увидев труп Хартлера в колодце. Поэтому то, что Рольф все еще был способен переставлять ноги, уже делало ему честь. За время дороги им удалось найти несколько кактусов, разрезав которые, они получили немного горькой, но живительной влаги. Тем не менее, потребность в воде продолжала занимать каждую мысль Майкла, и он позволял этой мысли культивироваться, чтобы не угасала злость на даласиффов. Он понимал, что мальчик и Гантт в этом смысле разделяли его стремления. Однако они не обладали инстинктом хищника, который целеустремленно вел бы их к выживанию.