Ее лицо приобретало цвет ее волос. Она качнулась и упала бы, если бы Габи не пришла ей на помощь.

— Сюда бы еще чесночку, — заявил Мышонок. — Было бы объедение.

— Ну, и что мы теперь будем делать? — спросила. Габи. — Придется от него избавиться. — Она бросила взгляд на пистолет.

Это был один из немногих случаев в жизни Майкла, когда он ощущал себя последним идиотом. Он понимал, что ухватился за соломинку, а соломинка оказалась сломанной… Мышонок спокойно хлебал из половника и оглядывал кухню как привычное место. «Немецкий беглец, да еще контуженный при воздушных налетах, — ничего себе опора в моей миссии, — думал Майкл. — Но у меня нет ничего лучшего. Проклятье! И чего я его тогда не отпустил? Черт знает что может случиться, если…»

— Насколько я помню, вы говорили что-то о финансовом обеспечении, — сказал Мышонок, снова запуская половник в котел. — В чем оно может выразиться?

— В двух медяках на глаза, когда твой труп поплывет по Сене! — закричала Камилла, но Габи ее утихомирила.

«Можно ли использовать этого типа? — размышлял Майкл. — А может быть, именно псих и сможет здесь сработать? У нас только один шанс, и, если Мышонок провалится, он погубит всех».

— Я работаю на британскую разведку, — тихо сказал он. Мышонок бродил по кухне. Камилла опять чуть не упала в обморок. — Гестапо следит за нашим агентом. Ему необходимо передать послание.

— Гестапо, — повторил Мышонок. — Набор мерзавцев. Ты знаешь, они везде.

— Да, я это знаю. Поэтому мне и нужна твоя помощь.

Мышонок посмотрел на него:

— Я — немец.

— Это я тоже знаю. Но ты не нацист, и тебе не хочется снова попасть в психушку.

— Это точно. Да и харч там отвратный.

— Мне кажется, что как вору тебе здесь ничего не светит, — продолжал Майкл. — То, что ты должен сделать для меня, займет не более двух секунд, если ты мастер своего дела. Если нет, гестапо возьмет тебя прямо на улице. Тогда мне придется тебя убить.

Мышонок смотрел на Майкла; на фоне грязного лица его глаза вдруг стали ярко-голубыми.

— Я дам тебе записку, — сказал Майкл. — Ее нужно засунуть в карман пальто человека, которого я тебе опишу и покажу на улице. Сделай это быстро и незаметно, будто ты случайно наткнулся на него на улице. Две секунды — не больше. За агентом непрерывно следят гестаповцы. При малейшем подозрении тебя схватят. Моя напарница, — он кивнул на Габи, — и я будем следить за тобой. Если что-то получится не так, мы тебе поможем. Но для нас самое главное — наш агент. То есть в крайнем случае я пристрелю тебя вместе с гестаповцами. Это ты должен знать.

— Я понимаю, — сказал Мышонок и потянулся за яблоком в глиняной миске. Он проверил, не червивое ли оно, и впился в него зубами. — Ты из Англии? — спросил он, продолжая жевать. — Поздравляю. Ты говоришь как немец. — Он еще раз оглядел аккуратную кухоньку. — Вот не думал, что подполье такое. Мне казалось, что партизаны прячутся по сточным трубам.

— Для таких, как ты, у нас хватит сточных труб, — отрезала Камилла, все еще полная яда.

— Для таких, как я, — повторил Мышонок. — Да, мы живем в сточных трубах с тысяча девятьсот тридцать восьмого года, мадам. Нас приучили есть дерьмо настолько, что нам это даже нравится. Я в армии два года, четыре месяца и одиннадцать дней. Великий патриотический долг… шанс расширить рейх… создать новый мир для истинных немцев — чистых сердцем, разумом и кровью… да, вы все это слыхали. — Он скривил лицо — ему попали в больное место. — Не все немцы — нацисты, — тихо сказал он. — Но у нацистов луженые глотки и большие дубинки, и они выбили разум из моей страны. Так что, мадам, я очень хорошо знаю сточные трубы. — Глаза его словно опалил внутренний огонь; он швырнул огрызок яблока в корзину для мусора и снова уставился на Майкла. — И все же я немец. Может быть, я и чокнутый, но я люблю свою страну. Возможно, не ту, какая она сегодня, а память о ней. Так чего же ради я буду помогать вам?

— Я прошу тебя помочь спасти моих соотечественников. Может быть, тысячи из них погибнут, если я не налажу связь с этим человеком.

— Ясно, — кивнул Мышонок. — Это, конечно, связано с высадкой союзников.

— Боже, накажи нас, — простонала Камилла. — Мы пропали.

— Каждый солдат знает, что высадка неминуема, — сказал Мышонок. — Это не секрет. Только пока никому не известно, когда она состоится и где. Но то, что она будет, знают даже ротные повара. Ясно одно: никакой «Атлантический вал» не остановит янки и британцев, когда они вторгнутся. Они дойдут до самого Берлина. Дай только бог, чтобы они дошли туда раньше проклятых русских.

Майкл промолчал. Русские яростно наступали на западе начиная с 1943 года.

— Мои жена и двое детей в Берлине. — Мышонок тихо вздохнул и провел рукой по лицу. — Моему старшему сыну исполнилось девятнадцать, когда его отправили на войну. На Восточный фронт. Они даже не смогли собрать его останки, чтобы вернуть в гробу. Мне прислали его медаль. Я повесил ее на стену, где она очень красиво блестит.

Его глаза увлажнились и снова затвердели.

— Если русские придут в Берлин, мои жена и дети… Но этого не случится. Русских остановят задолго до того, как они доберутся до Германии. — В голосе его, однако, не было уверенности.

— Если ты сделаешь то, о чем я тебя прошу, приблизишь конец войны, — добавил Майкл. — От побережья до Берлина далеко.

Мышонок промолчал. Он стоял, уставившись в пространство.

— Сколько денег тебе нужно? — давил на него Майкл.

— Я хочу попасть домой, — тихо сказал Мышонок.

— Сколько денег тебе нужно для этого?

— Дело тут не в деньгах. — Мышонок посмотрел на Майкла. — Я хочу, чтобы вы доставили меня в Берлин. К жене и детям. Я пытался найти дорогу из Парижа с тех пор, как удрал из госпиталя. Через две мили от Парижа меня схватил дорожный патруль. Тебе нужен карманник, а мне — сопровождающий до Берлина. На этих условиях я согласен.

— Это невозможно! — сказала Габи.

— Погоди, — возразил Майкл.

Ему все равно предстоит добираться до Берлина, чтобы установить контакт с агентом Эхо и найти охотника на крупного зверя, который подстроил убийство графини Маргриты. Фотография Гарри Сэндлера с убитым львом крепко запечатлелась в его памяти.

— Но как я тебя туда доставлю?

— Это уж твоя забота, — сказал Мышонок. — Моя — опустить записку в карман агента. Я это сделаю, а ты доставишь меня в Берлин.

Теперь решение нужно было принимать Майклу. Добраться до Берлина самому — это одно. Вывезти Мышонка гораздо сложнее. Инстинкты редко обманывали. Но тут уж как повезет. Выбирать не приходилось.

— Решено, — сказал Майкл.

— Ты сумасшедший, — заявила Камилла. — Как и он. — Но в ее голосе уже не было надрывных ноток. В этом сумасшествии, по крайней мере, была система.

— Это будет завтра, — заявил Майкл. — Наш агент выходит из дому в восемь тридцать две. Дорога занимает десять минут. Я уточню по карте, где тебе придется работать. Сегодня ты будешь спать здесь.

Камилла снова вспыхнула, но возразить ей было нечего.

— Пусть спит на полу, — отрезала она. — Я не дам ему пачкать мои простыни.

— Я лягу прямо здесь. — Мышонок показал на кухонный пол. — Тем более что ночью мне захочется есть.

— Если я услышу хоть какой-либо звук, буду стрелять на поражение.

— Мадам, — сказал Мышонок, — учтите только, что я храплю.

— Пора спать. Завтра трудный день.

Майкл направился в спальню, но его остановил Мышонок:

— Слушай, обожди. В какой карман пальто нужно положить записку — во внутренний или внешний?

— Можно во внешний. Но лучше — во внутренний.

Мышонок взял еще одно яблоко и вонзил в него зубы. Он глядел на Камиллу.

— Может, кто-нибудь предложит мне еще супа, если уж мне придется голодать до утра?

Камилла фыркнула, но открыла шкаф и достала тарелку. В спальне Майкл снял рубашку и сел на край кровати изучать карту Парижа при свете свечи. Еще одна свеча горела по другую сторону кровати, и Майкл видел тень раздевающейся Габи. Он ощутил аромат ее волос, пахнущих сидром… Записку нужно вложить где-то посредине пути между домом Адама и его конторой. Он нашел нужную точку и пометил ее на карте. Потом снова поднял глаза на тень Габи.