У них не было конкретных данных, и им оставалось только теряться в догадках, пытаясь понять значение загадочного словосочетания и карикатуры на Адольфа Гитлера.

— Вы почти ничего не едите. Что-нибудь не так? Или, может быть, мясо недостаточно сырое?

Отрешившись от одолевавших его раздумий, Майкл посмотрел на Сэндлера, сидевшего напротив. От многочисленных тостов, произносившихся один за другим, щеки Сэндлера заметно разрумянились, и лицо его не покидала блаженная улыбка.

— Все просто замечательно, — заверил его Майкл, против воли отправляя в рот кусок жирного мяса. Он отчаянно завидовал Мышонку, расположившемуся в крыле для прислуги, ужин которого состоял из чашки бульона и пирога с ливерной начинкой. — А где же ваш талисман?

— Блонди? Она недалеко. Мой номер рядом. Знаете, боюсь, что вы ей не понравились.

— Какая жалость.

Сэндлер хотел сказать ему что-то в ответ — несомненно, какую-нибудь очередную пошлость, — но тут внимание его переключилось на сидевшую рядом с ним рыжеволосую женщину. Майкл слышал, что Сэндлер рассказывает своей пассии что-то о Кении.

Вдруг дверь столовой отворилась, и в комнату вошел сам Джерек Блок. Сапог неотступно следовал за ним. Послышались громкие приветствия и аплодисменты, а один из приглашенных на ужин предложил поднять тост за Блока. Полковник СС порывистым жестом взял бокал с подноса, улыбнулся и выпил за собственное здоровье. Блок — высокий, худощавый человек с усталым, нездорового цвета лицом, в парадном мундире, грудь которого была увешана наградами, — медленно шел вокруг стола, воздавая должное гостям, останавливаясь для дружеских рукопожатий. Сапог не отставал от него ни на шаг.

Наконец Блок оказался рядом с Чесной.

— Моя дорогая девочка! — воскликнул он и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. — Как твои успехи? Догадываюсь, что замечательно. А как твой новый фильм? Вышел уже? — Чесна сказала, что это событие ожидается со дня на день. — Разумеется, он произведет фурор, и все мы снова будем восторгаться тобой, ведь так? Конечно же! — Тут его колючий серый взгляд — как у ящерицы, подумал Майкл, — остановился на бароне фон Фанге. — Ага! А это, надо думать, и есть тот самый счастливчик! — Подойдя к Майклу, он протянул ему руку для приветствия, и Майкл поднялся со своего места, чтобы ответить на него. Сапог, стоявший у Блока за спиной, разглядывал барона. — Фон Фанге, да? — продолжал тем временем Блок. Протянутая для рукопожатия рука оказалась несколько вялой и влажной. У полковника был длинный, узкий нос и острый подбородок. У висков и лба в его коротко подстриженных русых волосах проглядывала седина. — В прошлом году в Дортмунде мне довелось повстречать одною фон Фанге. Это не ваши родственники?

— Вполне возможно. Мой отец и дяди часто путешествуют по Германии.

— Точно, он тоже был фон Фанге, — кивнул Блок. Он выпустил из своей ладони руку Майкла, у которого осталось ощущение, словно ему пришлось прикоснуться к чему-то жирному. У Блока были плохие зубы — на всех нижних передних зубах серебряные коронки. — Вот только имени не припоминаю. Как зовут вашего отца?

— Леопольд.

— Благородное имя! Нет, сейчас уже не вспомнить. — Блок все еще улыбался, но это была только игра: улыбка его была пустой. — Вы лучше расскажите мне вот о чем: почему такой крепкий молодой мужчина до сих пор не пополнил ряды СС? Учитывая ваши данные, я бы в два счета заполучил для вас офицерское звание.

— Он собирает тюльпанчики, — сказал захмелевший Сэндлер и протянул руку, державшую пустой бокал, чтобы ему налили еще вина.

— Семья фон Фанге вот уже на протяжении более полувека занимается выращиванием тюльпанов, — вступила в разговор Чесна, повторяя информацию, почерпнутую из социального регистра Германии. — К тому же им принадлежат прекрасные виноградники, урожай которых идет на вино их собственной марки. Большое спасибо, Гарри, что ты не забыл обратить на это внимание полковника Блока.

— Тюльпаны, значит? — Улыбка Блока несколько померкла. Майкл видел, что он задумался, видимо, со службой в СС подобное занятие никак не вязалось. — Ну что ж, барон, должно быть, вы какой-то уникум, если вам удалось очаровать Чесну. И представьте себе, этот секрет она упорно скрывала от своих друзей! Вот уж ничего не скажешь: актриса! — Его сверкающая серебром улыбка была снова обращена к Чесне. — Примите мои наилучшие пожелания, — сказал он, двинувшись дальше, чтобы поприветствовать очередного гостя — мужчину, сидевшего по левую руку от Майкла.

Майкл делал вид, что он ест. Сапог удалился из столовой, и Майкл слышал, как кто-то из гостей спросил у Блока о его новом адъютанте.

— Это совершенно новая модель, — объявил во всеуслышание Блок, занимая свое место хозяина во главе стола. — Сделан из крупповской стали. Под коленными чашечками скрыты дула автоматов, и еще целая пусковая установка в заднице. — Послышался смех, и было видно, что ему это доставляет удовольствие. — До недавнего времени Сапог служил во Франции в подразделении, которое боролось с партизанским движением. Я передал его в распоряжение своего друга — Харцера. Бедному придурку там вышибли мозги — да простят меня дамы. После этого пару недель назад я снова забрал Сапога под свое командование. — Он поднял наполненный бокал. — Тост. За клуб «Бримстон»!

— За клуб «Бримстон»! — отозвался хор голосов, и все снова выпили.

Ужин продолжался. Был подан запеченный осетр, телячий зоб в коньяке, перепела, фаршированные рублеными немецкими колбасками, после чего принесли десерт — щедро пропитанный ромом пирог и малину в замороженном розовом шампанском. Майкл чувствовал тяжесть в желудке, хотя ел он мало; Чесна же за весь вечер почти не прикасалась к еде. Но зато подавляющее большинство приглашенных с таким азартом наваливались на жратву, будто ели последний раз в жизни, ожидая назавтра Судного дня. Майкл вспомнил о тех далеких временах, когда над занесенной снегом землей лютовал зимний ветер и голодная стая собралась вокруг искалеченной ноги Франко. Все это масло и тяжелый почечный жир не вязались с волчьей диетой.

После ужина принесли коньяк и сигареты. Большинство приглашенных встали из-за стола, перейдя из столовой в другие комнаты. Майкл и Чесна стояли на длинном балконе. В руке у Майкла была рюмка коньяку. Низкое облачное небо над Берлином прочерчивали яркие лучи прожекторов. Чесна одной рукой обняла его, склонила голову ему на плечо, и их наконец оставили в покое.

— А каковы мои шансы пробраться внутрь? — тихо сказал Майкл томным воркующим голосом пылкого влюбленного.

— Что? — Она чуть было не оттолкнула его от себя.

— Пробраться сюда, — объяснил он. — Я думаю, что было бы неплохо оглядеться в номере у Блока.

— Практически никаких. Ко всем дверям подведена сигнализация. Нужен особый ключ.

— Ты не можешь его достать?

— Нет. Слишком опасно.

Он на мгновение задумался, сосредоточенно глядя на то, как пересекаются в вечернем небе лучи прожекторов.

— А балконные двери? — спросил наконец Майкл.

Он уже заметил, что они не запирались. По-видимому, считалось, что на седьмом этаже замка, на высоте более сорока пяти метров, можно не беспокоиться о таких мелочах, как запоры на дверях балконов. До ближайшего балкона справа — это был номер Гарри Сэндлера — было не меньше двенадцати метров.

Чесна заглянула ему в лицо.

— Тебе захотелось пошутить?

— Наш номер располагается этажом ниже, не так ли?

Он подошел к каменному ограждению и глянул вниз. Примерно в шести метрах под ними находилась еще одна открытая терраса, но это был чужой номер; апартаменты Чесны были по другую сторону угла замка и выходили окнами на юг, а окна люкса Блока смотрели на восток. Майкл окинул взглядом стену замка: на массивных камнях древней стены были заметны трещинки и небольшие выбоины; украшением стенам замка служили каменные орлы, выложенные из камня геометрические узоры и нелепые каменные лица горгулий.[10] Каждый ярус замка окружал узкий каменный карниз, но на седьмом этаже карниз был сильно разрушен. И все же при желании даже здесь можно было бы выбрать место, куда поставить ногу или за что ухватиться рукой. Если быть очень и очень осторожным.