Лес пронизывали лучи солнца, уже опустившегося ниже. Впереди дорога сворачивала вправо, огибая чащу. Громкое пение птиц внушало спокойствие, хотя с запада доносился отдаленный гром. Иногда над голубой дымкой вздымались отвесные зеленые стены. Мэтью очень не хотелось попадать под настоящий ливень, но даже если он промокнет, пакет хорошо защищен.
Дорога свернула влево, поднимаясь на холм. На гребне холма она уходила вниз и опять вправо, будто играя и капризничая. Мэтью направил Сьюви за поворот и увидел ветви дуба, нависшие над дорогой, как древесный свод зеленого собора.
Отсюда дорога шла прямо и ровно. Тут как раз неплохо будет пустить Сьюви рысью, решил он, но не успел додумать до конца, как из чащи вырвались три перепелки, пролетев мимо, словно стрелы, а за ними в треске сминаемых кустов на дорогу выскочил крупный гнедой конь с белой звездой на лбу.
На этом мускулистом животном сидел человек в черной треуголке с вороньим пером за алой лентой, в белой рубашке с рюшами, темно-синем сюртуке и белых панталонах. К несчастью, как заметил Мэтью, это был отнюдь не спортсмен, выехавший покататься, поскольку нижнюю часть его лица скрывал темно-синий платок, а ствол пистолета, направленного прямо на Мэтью, был длиной почти в локоть. Первая лихорадочная мысль — ударить Сьюви каблуками в бока и броситься прочь как дьявол, которому задницу припекли, — вылетела у Мэтью из головы быстрее, чем вспугнутая перепелка.
— Держи лошадь! — скомандовал разбойник, когда Сьюви задрожала в тревоге и стала перебирать ногами.
Мэтью послушался, сжал лошадь коленями, одновременно как можно более плавно натягивая поводья. Сьюви заржала и зафыркала, но подчинилась всаднику. Разбойник подъехал ближе, положив ствол себе на колени. У Мэтью сердце колотилось так, что уши, казалось, подергиваются в такт.
— Не выпуская поводьев, сойди с коня, — последовал приказ.
Когда Мэтью замешкался — он просто был несколько ошеломлен этим внезапным нападением, — разбойник приставил дуло к его колену.
— Я тебя, молодой человек, убивать не буду. — Голос прозвучал хрипло и низко, но с едва заметными интонациями человека из хорошего общества. — Если не будешь слушаться, я отстрелю тебе колено. По этой дороге часто ездят, и часа через три-четыре какой-нибудь фургон тебя подберет.
Мэтью слез с кобылы, не выпуская поводьев.
Разбойник тоже спешился, и стало видно, что это здоровеннейший широкоплечий мужчина дюйма этак на три выше шести футов. Под треуголкой виднелись седые виски, верхняя часть морщинистого лица, переносица выдающегося носа и глубоко посаженные глаза, как смоляные ямы. Левую черно-седую бровь пересекал жуткого вида зазубренный шрам.
— Что у тебя есть? — спросил разбойник, приставляя ствол к левому уху Мэтью.
— Ничего.
Больше ничего он сказать не смог, хотя знал, что надо овладеть собой.
— И почему это все так говорят? Но нет, не все. Некоторые умоляют меня взять их деньги — когда я простреливаю им ухо. Хочешь вторую попытку на тот же вопрос?
— У меня есть немного денег.
— Вот! От «ничего» к «немного» — уже лучше! Некоторый прогресс. Еще чуть-чуть — и ты у нас будешь богаче Мидаса. И где же твои сиротские крохи?
— В седельной сумке, — ответил Мэтью, но с очень большой неохотой, потому что знал, что там еще. Ему казалось, что из дула пистолета слышится шум океана.
— Открой.
Разбойник взял поводья Сьюви и отступил.
Мэтью попытался выиграть время, развязывая кожаные ремни, но разбойник сказал:
— Я все равно заберу все, что у тебя есть, так что не валяй дурака. — Когда Мэтью открыл сумку, разбойник велел: — Сойди с дороги.
Мэтью шагнул в высокую траву.
Рыцарь большой дороги подошел, полез в сумку, вытащил коричневый кожаный кисет-бумажник и — о позор! — только что подаренные часы.
— Красиво блестят, — отметил разбойник. — Спасибо, мне они очень нравятся. — С отработанной ловкостью часы исчезли в его сюртуке. После чего он развязал бумажник, и видимая часть лица скривилась в злобной гримасе.
— Ты чем промышляешь? Профессиональный нищий? Откуда у тебя серебряные часы богача и кошелек бедняка?
— Таково мое положение, — ответил Мэтью. — Часы не мои.
Разбойник спокойно посмотрел на него, еще раз заглянул в пустую седельную сумку, потом так хлопнул Сьюви ладонью по крупу, что та завизжала жеребенком и бросилась вперед, выкатив от ужаса глаза и прижимая уши. Кобыла пустилась по дороге галопом в сторону имения де Конти, а Мэтью показалось, что гнедой конь прыснул, и этот звук можно было сравнить только с человеческим смешком.
Сам он медленно выдохнул воздух. Сейчас он был по уши в… в том, во что его ткнули лицом позавчерашним вечером.
— Расстегни сюртук, — последовал приказ.
Мэтью инстинктивно схватился за внутренний карман и тут же отдернул руку, будто обжегся.
— Расстегнись. — Разбойник подошел к Мэтью почти вплотную. Смоляные ямы глаз поблескивали, ствол пистолета лежал у него на плече.
— У меня ничего больше…
В следующую секунду куртку на нем рванули, пуговица изнутри отлетела, и чужая рука вытащила пакет раньше, чем пуговица упала в траву. Грабитель проверил вторую сторону куртки, нет ли там еще пакета, не нашел и обыскал жилет. Карманчик был пуст, карман панталон — тоже, и потому разбойник отошел на два шага и стал рассматривать пакет, повернув его печатью к себе.
Мэтью шагнул вперед. По его лицу стекал жалящий пот. Тут же все внимание грабителя обратилось на него, а дуло пистолета оказалось возле его ноздри.
— Послушайте, — сказал Мэтью почти срывающимся голосом, — там ничего для вас нет. Там официальные документы. Поправки к контракту, для вас они бесполезны. Пожалуйста, отдайте их мне и отпустите…
Глядя на Мэтью без малейшего сочувствия, разбойник сломал печать — осколки сургуча полетели в траву. Он отступил на шесть шагов, по-прежнему держа Мэтью под дулом пистолета, вытащил документ, развернул и взглянул на него. На обороте пергамента ничего не было написано, но на лицевой стороне было, очевидно, что-то, заинтересовавшее бандита — даже под платком стало заметно, как он улыбнулся по-волчьи.
— Ну-ну, — сказал он. — Тут несколько очень приятных подписей. У меня в Бостоне есть друзья с редким каллиграфическим даром. Им это интересно будет увидеть — как по-твоему?
Мэтью закрыл глаза ладонью. Потом его рука медленно сползла и закрыла рот, взгляд застыл.
Разбойник смял конверт, бросил его на дорогу, сложил документ и убрал к себе в карман.
— Благодарю вас, молодой человек. Вы сегодня устроили праздник бедному бродяге. — Он сунул пистолет в кобуру на поясе, взял поводья, запрыгнул на своего гнедого плавным, рассчитанным движением. Снова на западе заговорил гром, и грабитель прислушался, наклонив голову.
— Я бы не стал на вашем месте терять здесь время, — посоветовал он. — Тут может оказаться небезопасно.
Повернув своего коня, разбойник поскакал в сторону Бостона. Он издевательски приподнял шляпу, конь так же издевательски махнул хвостом — и оба скрылись.
Мэтью прислушался к пению птиц. Воздух был наполнен теплом, вокруг стояли красивые деревья, солнце заливало мир своей щедростью.
Просто чертовски хороший день.
Выждав какое-то время, Мэтью галстуком вытер пот со лба и остался стоять, глядя на лежащий посреди дороги смятый конверт. Посмотрел на юго-запад, в сторону Нью-Йорка, потом опять на конверт.
Интересно, подумал он.
Конверт он поднимать не стал. Абсолютно бессмысленно.
Он повернул на северо-восток и пустился в путь, сперва довольно неспешно, потом постепенно прибавил шагу. Идти, конечно, было далеко, и он не хотел измотаться за дорогу, но некоторая скорость была необходима. Возможно, впереди окажется Сьюви, пасущаяся среди травы — так он надеялся.
Шагая по дороге, он отмечал не только то, что впереди, но и оглядывался, нет ли чего сзади, готовый в любую минуту прыгнуть в подлесок.
Он снова шагал один, но спутником ему была его собственная целеустремленность.