Автомат был в двух кварталах, в направлении, противоположном «Каразелле». Мэри понимала, что Джек выставляет оборонительный периметр. Гэри вышел в тихий, влажный вечер, и в дом пахнуло запахом жарящихся у кого-то бургеров. Вдали залаяла собака, еще две ответили ей с других концов округи.

Джек стоял перед окном, разминая пальцы.

— Не слышу Фродо, — сказал он. Джеймс Ксавье Тумбе поднял взгляд от своей книги хайку, зажав трубку во рту, из его губ выскользнул клуб дыма.

— Фродо. — Голос Джека был низок и приглушен. — Почему это Фродо не лает?

Фродо был коренастой белой дворняжкой, живущей в семье Джангелло через два дома. Джангелло называли его Цезарь, но Джек назвал его Фродо за массивные шерстистые лапы. Лай Фродо был очень отчетливо различим, узнаваем, глубокий горловой «гав», который отвечал на лай других псов с безотказностью машины. Джек посмотрел на своих братьев по Штормовому Фронту. Быстрым, как у ящерицы, движением высунулся его язык и облизнул нижнюю губу.

— Фродо молчит, — сказал он. — Почему? Никто ничего не сказал. В комнате повисло электрическое напряжение, о пицце забыли. Мэри перестала качаться, ее руки стиснули ручки кресла. Джеймс Ксавье Тумбе поставил книгу хайку на забитую книжную полку. Он вытащил увесистый красный том, озаглавленный «Демократия в кризисе», открыл его и извлёк из прорезанной книги свой автоматический пистолет сорок пятого калибра. С сухим щелчком проверил обойму. Джеймс Ксавье Тумбе, человек немногословный, сказал:

— Атас.

Мэри встала, и ребёнок тоже шевельнулся внутри нее, словно готовясь к действию.

— Я поднимусь наверх и буду вести наблюдение, — сказала она и, взяв два куска пиццы, пошла к лестнице. Беделия Морз взяла свой револьвер и направилась внутрь дома, чтобы взять под наблюдение северо-восточный угол, Санчо взял на себя юго-западный, а Тумбе и Лорд Джек остались в комнате. Мэри спросила Эдварда и Дженет — никто из них не видел ничего хоть сколько-нибудь подозрительного. Она вошла в небольшую спальню окнами на улицу и села на стул возле окна, не включая свет. В доме через улицу свет тоже был выключен, но в этом не было ничего необычного. Старая пара, которая жила там, Штейнфелды, ложилась спать в семь часов, а было уже после восьми. У мистера Штейнфелда была эмфизема, а его жена страдала циститом, и ей приходилось носить памперсы для взрослых. Менять памперсы — задача, которая предстояла Мэри в будущем. Она подумала, что это не так уж неприятно, когда привыкнешь. Кроме того, это будет ребёнок Джека, а значит, такой идеальный, что он, быть может, выйдет уже приученным к горшку. Ну-ну, подумала она, слабо улыбаясь во тьму. Помечтай.

Чин-Чин вернулась с газетой. Свиней нет, доложила она. Все спокойно.

— Ты кого-нибудь видела на улице? — спросил он ее, и когда она ответила, что нет, Джек велел ей подняться в арсенал, и пусть Эдвард и Дженет помогут ей заряжать оружие. В качестве предосторожности они сейчас уедут и смоются на несколько дней подальше от города.

Вернулся Гэри с полным карманом мелочи. Никаких проблем, сообщил он.

— Ничего необычного? — настаивал Джек. — Вообще ничего?

Гэри пожал плечами.

— Перед прачечной сшивался нищий, попросил у меня милостыню, когда я заходил. Я дал ему двадцать пять центов, когда вышел.

— Ты этого типа раньше видел?

— Не-а. Да ерунда это, старина. Нищий как нищий.

— Ты знаешь старуху, которая управляет прачечной? — напомнил ему Джек. — Ты можешь припомнить, чтобы эта железная сука позволила нищему сшиваться у ее дверей?

Гэри подумал.

— Нет, — сказал он. — Не помню.

В девять сорок два Чин-Чин доложила, что по задним дорожкам пробирается потрепанный фургон без надписей. Приблизительно через полчаса Акитте показалось, что он слышал металлический звук голоса по радио, но не мог точно сказать откуда. Около одиннадцати Мэри все еще сидела на стуле в темноте, когда ей померещилось движение за одним из черных окон верхнего этажа дома Штейнфелдов. Она наклонилась вперёд, ее сердце забилось тяжелее. Кто-нибудь там ходит или ей показалось? Она ждала, наблюдала, и секунды текли, превращаясь в минуты.

Она это увидела.

Крохотный красный кружочек, вспыхнувший в темноте и снова погасший.

Сигарета, подумала она. Кто-то курит сигарету.

В доме старика с эмфиземой кто-то курит.

Мэри встала.

— Джек? — позвала она. Ее голос дрогнул, и ей стало стыдно от этого. — Джек!

Поток света ударил по дому с такой внезапностью, что у Мэри перехватило дух. Она почувствовала на себе его жар и отпрянула от окна. Затем включился еще один прожектор, затем третий, первый целился из дома Штейнфелдов, а другие из домов со всех сторон дома номер 1105.

— О черт! — услышала она выкрик Эдварда. Кто-то с шумом взбегал по лестнице, слышался звук бросающихся на пол тел. Через несколько секунд свет в доме погас: кто-то из бойцов Штормового Фронта разбил электрический щит.

И наконец пришёл звук, которого Мэри страшилась много лет: усиленный голос легавого, говорящего через мегафон.

— Внимание, жители дома 1105 по улице Элдермен! Это ФБР! Выходите на свет с руками за головой! Повторяю, выходите на свет! Делайте, что я говорю, и никто не пострадает!

Джек ворвался в комнату, неся фонарик и автомат «узи».

— Эти подонки нас обложили! Должно быть, очистили на фиг все дома вокруг, а мы этого даже не знали! Давай, заряжай!

Оружие заряжалось в арсенале и передавалось при свете фонарика. Мэри взяла автомат и вернулась к окну спальни. К ней присоединилась Дженет с помповым ружьем, на ее поясе висели три ручные гранаты. Опять заквакал мегафон:

— Мы не хотим кровопролития! Джек Гардинер, ты слышишь меня?

Внизу зазвонил телефон и звонил, пока Джек не оторвал провод.

— Джек Гардинер! Сдавайся сам и пусть сдаются другие! Не надо бессмысленного кровопролития!

Как это их так прищучили, Мэри не знала. Она выяснит много месяцев спустя, что полицейские выселили все окружающие здания и наблюдали за домом пять часов. Инцидент с легавой машиной случился потому, что сверхусердный местный свин, следивший за Эдвардом и Дженет, захотел увидеть членов Штормового Фронта вблизи. Сейчас Мэри знала только, что прожектора светят на ее братьев и сестер, залегших для стрельбы и выискивающих цель, знала только, что наступил канун крушения. Джеймс Ксавье Тумбе разбил выстрелом первый прожектор. Гэри поразил второй, но раньше, чем успели расстрелять третий, свиньи включили вспомогательные прожектора и открыли огонь по зеленому дому.

Пули пробивали стены, рикошетили от труб и визжали над головами.

— Не сдаемся! — заорал Лорд Джек перекрывая шум.

— Не сдаемся! — повторил Акитта.

— Не сдаемся! — откликнулась Чин-Чин Омара.

— Не сдаемся! — услышала Мэри свой собственный крик, а голос Дженет затерялся в аде огня революционеров, кричавших свой предсмертный клич. Легавые тоже стреляли, и через секунды в зелёном доме не осталось уцелевших окон, и воздух превратился в бритвенный туман летающего стёкла. Бухало ружье Дженет, а Мэри сажала пулю за пулей в окно, где светилась сигарета легавого. В мимолетном затишье канонады Мэри услышала потрескивание радио и крики свиней. Внизу кто-то стоял: Гэрн Лестер корчился в луже крови с простреленной грудью. Дженет загоняла патроны в ружье и палила так быстро, как только могла; стреляные гильзы летали в воздухе. Она остановилась, чтобы сорвать гранату с пояса, выдернула чеку и встала, чтобы швырнуть ее в дом через улицу. Граната отпрыгнула под припаркованный на тротуаре автомобиль, и в следующую секунду машину подняло волной огня и бросило на бок, горящий бензин потек по тротуару. В моргающем свете метнулись и побежали тени легавых. Мэри выстрелила в одного из них, увидела, как он споткнулся и упал на крыльцо дома Штейнфелдов.

Следующий град свинских пуль потряс зелёный дом до основания, пробил дыру размером с кулак в затылке. Санчо Клеменсы и оторвал два пальца Джеймсу Ксавье Тумб-су. Мэри слышала крик Лорда Джека: