— Хватит! Убирайтесь! — развернувшись, отчаянно выкрикнул Фредерик Нэш, его массивный подбородок задрожал, зубы оскалились, лицо побагровело от злости. — Сейчас же! Можете доносить на меня Фэллу, если пожелаете, мне все равно, но немедленно покиньте мой дом! Пошли вон!

— Фредерик? Фредерик? — звала его Памела с нарастающей настойчивостью из задней части дома.

— Нам пора. — Файрбоу тронул Берри за руку, но она все еще пребывала в растерянности и не ответила. Взгляд ее был устремлен только на парик. — До завтра, — попрощался доктор.

Но «завтра» наступило раньше, чем ожидалось.

Около полуночи Мэтью разбудил стук в дверь. Взяв фонарь и бросившись в прихожую, он ожидал чего угодно. За дверью его ждал Файрбоу, одетый только в широкий халат, тапочки и шерстяной шарф поверх ночной сорочки. Все его тело дрожало от холода.

— Наденьте пальто и поторопитесь! — сказал доктор. — Она приходит в себя!

По дороге к дому мэра Файрбоу объяснил, что минут десять назад Нэш постучал к нему в дверь и в отчаянии попросил доктора навестить «Мэри Линн», так как его «дитя» мечется в постели и никак не желает успокаиваться.

— Будьте готовы, — предупредил Файрбоу, когда они подошли к дому мэра, хотя Мэтью счел это совершенно лишним: никакие слова не могли помочь ему подготовиться. Он был взволнован и напуган и не мог отделаться от мысли, что, если они все же начали слишком поздно давать Берри противоядие, она может не выдержать и умереть.

Нэш открыл дверь и сразу впустил их. В свете слабого каминного огня, двух масляных ламп и фонаря, который держал Мэтью, они увидели Памелу в одной ночной сорочке. Она стояла, прижав руки ко рту, словно в попытке подавить крик, глаза ее округлились от ужаса.

Мэтью проследовал за Файрбоу в спальню почти бегом.

Берри была там — металась в кровати и извивалась, словно одержимая. Простыня обернулась вокруг ее тела, подушки разметались в стороны, одеяло было сброшено на пол. Ее тело сотрясали жуткие судороги, и Мэтью всерьез испугался, что она вот-вот сломает позвоночник: Берри сгибалась и разгибалась так, что несколько раз врезалась коленями в собственный подбородок. Руки ее взлетали вверх и резко опускались снова, лицо блестело от пота, голова вертелась из стороны в сторону, а широко распахнутые глаза глядели в никуда, словно в приступе ужаса.

— Помогите ее удержать, — скомандовал Файрбоу.

Сказать было проще, чем сделать. В своем нынешнем состоянии Берри оказалась куда сильнее двух мужчин, пытавшихся утихомирить ее, чтобы она не причинила вред самой себе.

— Рот! — крикнул Файрбоу. — Откройте ей рот!

Он вытащил из кармана халата короткий кусок полированного дерева и не без усилия заставил девушку закусить его зубами, чтобы она не повредила себе язык. Метания все усиливались. Мэтью и Файрбоу продолжали сдерживать Берри, как могли. Вдруг послышался сильный треск: кровать рухнула, не выдержав нагрузки. Издав крик, Берри резко подняла ногу, та взлетела по широкой дуге и врезалась стопой в стену…

… и вдруг конвульсии прекратились.

— Боже милостивый, — выдохнул Нэш, стоявший в дверях. — Что мы наделали?

— Пойдите и заварите чаю, — распорядился доктор. — Крепкого. Чем крепче, тем лучше. Ну же, идите!

У Нэша не было никаких сил на споры, поэтому он молча кивнул и ушел. Несколько секунд спустя до Файрбоу и Мэтью донеслись громкие рыдания Памелы и тихий голос ее мужа, пытавшегося утешить ее.

— Теперь подождем, — сказал Файрбоу.

— Если ей нужен чай, они теряют драгоценное время! — возмутился Мэтью, подавшись прочь из комнаты. Доктор удержал его.

— Чай для меня, — осторожно улыбнулся он.

Снаружи поднялся шквальный ветер.

Мэтью сидел у камина в гостиной и слушал тиканье часов в одиночестве. Чета Нэш предпочитала держаться от него подальше.

Около шести часов утра в дверях спальни показался Файрбоу и посмотрел на Мэтью. Взгляд его не выражал ничего, кроме усталости. Он безразлично произнес:

— Идите к ней.

Мэтью встрепенулся и опрометью бросился в спальню. Файрбоу вышел и тихо притворил за собой дверь.

Берри была все еще завернута в простыню, словно в саван, но теперь она не металась по кровати, а сидела, прижимаясь спиной к стене. Поднятое с пола одеяло лежало рядом. Когда Мэтью приблизился, она заморгала, словно увидела призрак, явившийся к ней из сна.

— Мэтью, — прошептала она. Взгляд ее просиял. — Мой Мэтью.

Берри протянула к нему руки.

Мэтью потянулся к ней в ответ, и вдруг почувствовал, как болезненный тугой комок, который жил в его груди все это время, лопнул. С губ сорвался отчаянный стон, а после его захватили рыдания — судорожные, сдерживаемые столько дней. Мэтью испытал нестерпимую боль, как будто лишь теперь осознал, как близко был к тому, чтобы навсегда потерять Берри. Она буквально стояла на самом краю пропасти!

А если это еще не конец? Если мучения еще не окончены, и ее состояние может снова ухудшиться?

Мэтью не мог знать этого наверняка, но сейчас, видя ясный взгляд Берри, он просто мечтал разделить с ней этот миг, отдать ей свое сердце, которое постепенно начинало сиять радостью вместо того, чтобы истекать болью. Он потянулся к ней, ее руки жадно заключили его в объятья, и Мэтью возблагодарил Бога хотя бы за то, что на этот миг она вернулась из небытия.

Пожалуйста, не забирай ее снова! Молю тебя, Господи, пусть это длится всю жизнь!

Он поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй и задрожала в его объятиях. Он снова поцеловал ее, поглаживая ее волосы, и, на миг отстранившись, сказал то, что так давно хотел сказать, но боялся:

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — ответила она и тоже заплакала.

Случалось ли в истории человечества, чтобы две души, воссоединившиеся с такой радостью, пролили в этот сладостный момент столько слез?

Вряд ли.

Через некоторое время Берри нашла его взгляд — глаза его были столь же раскрасневшимися и помутившимися, как и у нее, — и спросила:

— Мэтью, где мы? Где ты был? Где Хадсон? Он был со мной, я это помню, а потом… — Она покачала головой. — Почему мне кажется, что кто-то говорил со мной и называл меня другим именем? И почему у меня во рту привкус… дохлых крыс?

Мэтью нервно улыбнулся.

Подобных вопросов будет еще много, — подумал он, вспоминая ее пытливый ум. Но это неважно! Хвала доктору Файрбоу и противоядию, каким бы отвратительным оно ни было на вкус!

— Позже, — ответил он, снова обнимая ее и целуя. — Всё — позже.

Если б он не был связан путами джентльменского поведения, то накрылся бы вместе с нею одеялом и прижал ее тело к своему.

— Тебе, наверное, надо еще поспать, — нежно произнес Мэтью. — Я сяду вон там и буду просто смотреть на тебя. — Он кивнул на стул в углу. — Можно?

— Нельзя, — ответила она. — Залезай ко мне под одеяло.

Когда Берри узнала, что с нею произошло и для чего нужно противное на вкус противоядие, она без колебаний принимала его еще три дня — уже не в доме Нэшей, а в ее собственном коттедже на Рэдфин-Стрит. Файрбоу сказал Мэтью, что для надежности стоит принимать лекарство еще три дня. Берри соблюдала все, что было необходимо для лечения, и каким бы ужасным ни было на вкус противоядие, оно сделало свое дело, вернув ее к нормальной жизни.

На третью ночь после ее ухода из дома мэра на Конгер-Стрит раздались два выстрела.

В ходе местного расследования люди Фэлла установили, что Фредерик Нэш зарядил два пистолета: из первого он выстрелил с близкого расстояния в голову Памеле, а с помощью второго покончил с собой. Мэтью был свидетелем тому, как из их дома выносили тела. По бокам от него застыли Хадсон и Берри, провожая чету Нэшей мрачными взглядами.

Мэтью невольно ощутил жалость к этим людям: похоже, потеря второй дочери окончательно раздавила их, и справиться с горем они уже не смогли.