— Ничего, просто ад замерзает, — хмыкнул Джулиан. — Помнишь, я сказал, что вернусь сюда, только когда это произойдет?

— О… я… я помню это. — Уиндом, очевидно, был слугой или дворецким. И он все еще не мог поверить в то, что разговаривает с Джулианом, хотя всего лишь пару мгновений назад рассматривал его в желтом свете фонаря.

Мэтью решил, что его напарник, пожалуй, мог по праву считаться одним из призраков этого дома.

— Да, — сказал Уиндом через несколько секунд. — Здесь холодно. Пожалуйста… заходите.

Они вошли в дом, миновав дверь с большим медным молотком в форме якоря. Как только они оказались внутри, дверь за ними захлопнулась, и Уиндом принялся зажигать от фитиля своего фонаря другие светильники в комнате. Когда освещение усилилось, Мэтью увидел, что они стоят посреди вестибюля с черным лакированным полом и эбеновой бревенчатой лестницей, ведущей наверх. Всевозможные красочные сигнальные флаги висели на настенных крюках у верхних ступеней, а главной достопримечательностью этого помещения был стол с мраморной столешницей, на котором высилась замысловатая модель линейного корабля[117] с множеством парусов, бортовых портов и боевых орудий. Вся конструкция занимала около трех футов в длину.

Джулиан двинулся вперед. Похоже, не дожидаться приглашения было одной из характерных черт его натуры. Он распахнул раздвижную дубовую дверь справа и вошел в другую комнату. Рядом с ним плелся Уиндом, несший пару фонарей. Мэтью услышал, как с глухим стуком открылась и закрылась еще одна дверь — на этот раз на втором этаже. Он решил, что контр-адмирал вот-вот появится в поле зрения.

Мэтью вошел в комнату вслед за Джулианом и Уиндомом. Похоже, это помещение было отведено под библиотеку или рабочий кабинет. Огни фонарей игриво прыгали по множественным книжным полкам и большому столу с бумагами, что были сложены аккуратными стопками. Рядом стояла чернильница с запасом перьевых ручек — все под рукой. Также Мэтью заметил несколько черных кожаных кресел, обращенных лицом к столу. На его вкус, они казались, скорее, отталкивающими, чем удобными. На полу лежал темно-синий ковер, казавшийся бескрайним. Тяжелые шторы того же оттенка занавешивали окно. Серокаменный камин, в котором дотлевало несколько углей, не давал значительного тепла. На стенах висели работы маринистов в позолоченных рамах. Мэтью обратил внимание на изображение огромного корабля, несущегося по волнам сквозь бурю, а над ним грозовые тучи обрушивали на море разряды молний.

— Иисус, спаситель наш, что здесь происходит?

Это был не крик, а, скорее, рычание, исторгнутое из глубин утробы.

Джулиан повернулся к двери с застывшей на губах улыбкой.

— Доброе утро, отец, — сказал он, попутно сняв свою треуголку, отведя ее в сторону и изобразив полный фальшивой приветливости поклон. Мэтью решил, что его спутник очень не вовремя решил подурачиться.

— Когда рядом ты, — ответил пожилой мужчина с крупным лицом и квадратным подбородком, походившим на обветренный морской утес, — ничего доброго быть не может.

Контр-адмирал Гарретт Девейн был облачен в длинный — в пол — плащ прямо поверх ночной сорочки. В правой руке он держал корабельный фонарь. Мэтью решил, что он, должно быть, сорвал свой плащ с манекена, стоявшего возле кровати, потому что на ткани не было ни следа помятости, которая обычно появляется во время носки. Плащ был темно-синим, с высоким воротником. Вся его грудь была украшена золотистыми узорами. На нем красовалось целых двадцать золотых пуговиц спереди и по четыре на каждой манжете в золотую полоску. Слева, над сердцем, каждый удар которого был посвящен Англии, сияли многочисленные золотые и серебряные медали разных размеров в форме морских звезд. Мэтью подумал, что если бы все высокопоставленные офицеры командования носили такие плащи, то в государственной казне не осталось бы золота для постройки кораблей, и командовать им пришлось бы чем-то вроде «Свиного Рыла».

Стало очевидным, что юный Джулиан был сыном своего отца — по крайней мере, внешне. В их лицах наблюдалось много схожих черт, цвет глаз был почти одинаковым, линия роста волос совпадала, как и их густота. Насчет их цвета сказать было трудно — Гарретт, которому, по мнению Мэтью, было глубоко за пятьдесят, был уже совсем седым. Лицо контр-адмирала, несмотря на его внешнее сходство с сыном, рассказывало яркую историю его прошлого: на нем читалось множество морских путешествий, кожа была сильно обветрена, черты заострились и стали похожи на опасные рифы. Глубокие борозды морщин на лбу и в уголках его свирепых глаз говорили о жизни, полной беспокойства. Неизвестно, что тревожило его сильнее: дальние плавания, поведение экипажа, состояние судов или же содержание оных. Так или иначе, Мэтью подумал, что этот человек не просто так цепляется за свои регалии, которые достались ему за непростую службу. Похоже, контр-адмирал считал, что носит награды по праву, и гордился этим.

Мэтью подумал, что этому человеку явно пришлось пройти через множество штормов, вроде тех, что изображены на картинах в этой комнате. И, вероятно, контр-адмирал вышел живым не из одного морского сражения.

Глаза Девейна-старшего внезапно сфокусировались на юном решателе проблем и начали вытягивать из него душу с силой водоворота.

— А это еще кто? Один из твоих дружков-содомитов? Новый любовничек, с которым ты развлекаешься?

— Его зовут Мэтью Корбетт, — спокойным, ровным голосом ответил Джулиан. — Он деловой партнер. И вам следует знать, сэр, что половина Королевского флота в море практикует тот вид развлечения, который вы так рьяно презираете.

— О, ну конечно! — взгляд, которым контр-адмирал пронзал своего сына, мог запросто прожечь дыру в его коже. — Ты бы с радостью переделал мир по своему образу и подобию, не так ли?

— Нет, этого бы я делать не стал, — ответил Джулиан. — Ибо если б я это сделал, кто бы тогда меня мучил?

Несколько секунд в воздухе витало тягучее молчание, похожее на собирающийся шторм, пока контр-адмирал не накинулся на Уиндома так внезапно, что Мэтью испугался грядущего кровопролития.

— Как ты посмел впустить это отродье в мой дом?! — заорал Гарретт. — За это оскорбление будешь неделю работать бесплатно!

Все, что мог сделать Уиндом, это отступить на шаг назад, опустить плечи и уставиться в пол.

— Что ж, — буднично начал Джулиан, — мы прошли весь этот путь не для того, чтобы всего лишь разнести замок на твоих воротах, отец.

— Мой замок? — Его глаза сузились. — Ах, да, я слышал выстрел. Значит, теперь ты еще и носишь с собой пушку? Зачем? Чтобы грабить пожилых женщин и младенцев? И что ты имеешь в виду под «прошли весь этот путь»? Прошли — откуда?

— С ближайшего побережья. У меня к тебе несколько вопросов, и…

— Какая наглость! Какая спесь! Ворваться сюда в предрассветный час, чтобы допрашивать меня!

Мэтью подумал, что у этого человека сейчас пойдет пена изо рта, он упадет на четвереньки и начнет грызть ковер. Но прежде, чем это произошло, Джулиан твердо произнес:

— Прежде всего, я хочу знать, не крал ли кто в последнее время бомбардир[118] и линейный корабль с какой-нибудь верфи военно-морского флота.

Это заставило Гарретта раскрыть рот от удивления.

— Ты из ума выжил — такое спрашивать? — Его левая рука поднялась и указала прямо в лицо Мэтью. — А этот твой «деловой партнер», что, не знает, что надлежит снимать треуголку, когда находишься в доме джентльмена? Сэр! — Теперь его угрожающий взгляд замер на Мэтью, поражая своей агрессией. — Вы, что, родились среди свиней?

— На самом деле, — ответил Мэтью, — да, сэр. Так и есть.

Он снял треуголку, а затем шерстяную шапку, что согревала его голову во время сурового путешествия по заливу.

— Боже, спаси нас от таких людей! — Гарретт воздел очи горе, обращаясь к Уиндому, который в ответ лишь сделал еще один шаг к двери. Затем контр-адмирал обратился к сыну: — Бомбардир и линейный корабль, украденные из-под носа у Королевского флота? Ты решил поиздеваться надо мной?