Нэк улучил этот момент, чтобы прочистить горло и издать неясный звук. Лиллехорн воспринял это как насмешку и бросил быстрый пронзительный взгляд своих темных глаз на Нэка. Тот притворился, будто рассматривает какое-то несуществующее пятно на своих ногтях.

— Угомонись, — строго сказал Лиллехорн, после чего вернулся к последнему абзацу этого отвратительного публичного послания: — «Поэтому наша газета больше не стремится побудить этих спящих законников к действию. Вместо этого мы хотим поощрить рядовых законопослушных трудящихся граждан этого великого города. Если вы готовы действовать, можете в случае необходимости брать Олд Бейли штурмом, чтобы вырвать этих высокооплачиваемых троглодитов из их сна! Мы предлагаем жителям объединиться и потребовать свершения правосудия! Или пусть наш Парламент собственноручно полностью вычистит этот чиновничий улей, освободит засидевшихся лентяев от их постов, сбросит их с постелей и пнет их прочь, чтобы они более не оккупировали Олд Бейли. Государство не обязано платить им за работу, которая не выполняется! С уважением, лорд Паффери».

— Как вам это? — спросил грузный джентльмен за соседним столом, склонивший голову в сторону Лиллехорна, чтобы послушать, как он читает, хотя его собственная копия «Булавки» была разложена прямо на столе. — Сильные слова, а? И вовремя, я бы сказал. Что вы думаете?

Лицо Лиллехорна задрожало, словно ему дали оплеуху. Челюсти плотно сжались. Он почувствовал на себе взгляд Нэка: тот наблюдал за ним, словно грязный хищный кот за извивающейся пойманной мышью.

Лиллехорн клацнул зубами.

— Я тоже думаю… что весьма вовремя, — ответил он, и мужчина кивнул, вернувшись к своей «Булавке». Он нарочито ткнул пальцем в какое-то место в тексте, будто собирался что-то уточнить. Однако вопросов не последовало, и он вернулся к кофе и к разговору, который вел со своим соседом.

— Ничего не говори, — прошипел Лиллехорн Нэку, прежде чем его паршивый рот исторг хоть слово. Нэк демонстративно сделал глоток кофе, издав шум похожий на звон волочащейся по мокрому каменному полу цепи. — Ну… — продолжил Лиллехорн, старательно понизив голос после паузы, во время которой он расправил плечи и поднял подбородок так высоко, что тот стал указывать в потолок. — Теперь я знаю, почему главный констебль Паттерсон пребывал в столь мрачном настроении сегодня днем. Должно быть, он купил «Булавку» раньше, и та больно его уколола. Но констебли же не могут быть везде! К тому же… в Уайтчепеле их ненавидят! Последний из нас, кто побывал там, был найден избитым до смерти. Его затолкали в бочку с дождевой водой. Чего же тогда ждут люди? Какой может быть закон, если жители этого района сами не хотят порядка и борются с ним? Согласен… да, эта резня была ужасной… выколотые глаза в бутылке… и дьявольские кресты на лбу… да, можно сказать, что это действо было вдохновлено демонами, но мы, будучи людьми закона, не боимся иметь дело с такими преступниками! Вопрос лишь в том, как выкурить их из норы! Нет, мы не боимся их! Ничуть! И со стороны лорда Паффери нечестно утверждать эту ложь! — Лиллехорн сделал лихорадочный глоток и осушил чашку. — Ложь! — прошипел он Нэку через стол. — Ты слышишь? Это абсолютная ложь!

— Я слышу, — ответил Нэк тихим голосом. — Но я, черт побери, не собираюсь лезть на рожон и выкуривать кого бы то ни было из нор. — Он помедлил и предпочел уточнить: — Я ведь всего лишь новичок.

— К черту это все! — Лиллехорн начал яростно комкать газету и вдруг наткнулся на нечто, зацепившее его взгляд. — В этой газете только одна колонка достойна прочтения! Прогноз погоды предсказывает, что нас ждет сезон штормов. Ха! Как будто можно ожидать летнего зноя зимой. И кто только мог сделать такой прогноз? Лорд Паффери, должно быть, взял на себя эту задачу, как и задачу по подстрекательству Парламента к тому, чтобы снять главного констебля с поста. И меня это, разумеется, тоже зацепит! О, тогда я могу быть прогнозистом не хуже него и предсказать, какая погода завтра будет в Олд Бейли!

— Мне нужен выходной завтра вечером, — сказал Нэк. Его тон был таким равнодушным и будничным, словно иного ничего важного за этим столом не обсуждалось с тех пор, как он впервые упомянул об этом. — Вы дали мне слово. А вы ведь человек слова, не так ли?

Лиллехорн не ответил. Он просто сидел, сердито глядя на Нэка, пока маленький рыжеволосый хулиган не взял со стола свою дубинку. Затем он поднялся и сказал:

— Мне пора домой. Сегодня я буду патрулировать и пройду по своему маршруту, как и полагается.

— Я на это рассчитываю, — был ответ.

— В таком случае, с вашего позволения, — бросил Нэк, подняв меховой воротник своего пальто. Он быстро и неуклюже слегка поклонился своему начальнику и направился к двери.

В помещение с улицы из вечерних сумерек влетели снежные вихри. Темнота постепенно накрывала город, температура падала. Синий декабрьский вечер был усеян огнями проезжающих мимо экипажей и дилижансов, а также витрин магазинов, чьи двери допоздна оставались открытыми для покупателей, завлекая поредевшую толпу своими товарами и возможностью отогреться.

Нэк сунул свободную левую руку в карман, прижал свою вездесущую дубинку к боку и зашагал против холодного ветра к своей лачуге, что стояла в миле к северу от Эррол-Стрит. Он держал голову опущенной и думал о том, как пережить такую холодную ночь, будучи при исполнении служебных обязанностей, хотя его маршрут и занимал всего полмили. Все, что ему нужно было сделать, это пройтись по кругу и поразмахивать фонарем в районе, который в основном состоял из парковой зоны. Большое ли дело? Ему повезло, что за шесть часов работы он прошел мимо двух таверн, открытых до самого утра, и сегодня в одной из них он намеревался отогреться и выпить пару кружек теплого эля.

Вскоре его разум погрузился в мысли об игре в кости, что намечалась на завтрашний вечер в «Шакале», его любимой таверне и месте, где его все знали и были явно под впечатлением от присутствия констебля. Будучи погруженным в свои мысли, он не заметил угольную повозку, что следовала за ним попятам с того момента, как он покинул кофейню Чомли.

Свернув в пустынный узкий переулок Фоллстафф, чтобы, как обычно, срезать путь, он также не заметил человека, который подошел к нему сзади и одним ударом обернутого в кожу куска свинца прямо по голове заставил его растянуться на неровной каменистой мостовой. Треуголка Нэка отлетела в сторону, а его декоративный парик съехал на одно плечо. Он издал булькающий звук и попытался подняться на колени, но нападавший ударил снова — более решительно — и Нэк после этого больше не пошевелился.

— Вот дерьмо! — сказал второй человек, спустившийся с повозки, держа под уздцы двух лошадей в самом начале переулка Фоллстафф. — Ты его укокошил?

Первый мужчина присел на корточки, чтобы проверить сердцебиение жертвы.

— Живехонек, — был ответ.

— Тем хуже для него! Мы должны доставить двоих — кровь из носу, обязаны!

— Этот даже не похож на гребаного констебля. Ты уверен насчет него?

— Уверен. Я уже говорил, его зовут Нэк, и его самодовольная констебльская задница частенько светилась в «Шакале».

— Ну тогда ладно. Давай, грузи его! Мы и так кучу времени потратили, пока ждали его у этой чертовой кофейни. Нас могут тут застукать в любую минуту.

— Могут, — кивнул возница. — Но что они нам сделают? Позовут констебля?

Они засмеялись над этой остроумной шуткой.

— К счастью, я видел, как он спускался по ступенькам Бейли, — сказал возница, пока они с подельником поднимали тело Нэка и несли его к черной куче угля. — Я еще подумал, что этот констебль мне знаком. Так или иначе, он упростил нам задачу.

Они забросили Нэка в повозку, и тот, кто нанес удар, поднялся наверх и взялся за лопату, чтобы как можно быстрее прикрыть тело углем. В конце он старался действовать осторожно и оставил свободное пространство вокруг ноздрей, чтобы обеспечить доступ воздуха. Когда дело было сделано, он сел рядом с возницей и сдвинул воротник пальто до самого подбородка. Картину дополняла серая шерстяная шапка, укрывавшая верхнюю часть лица и натянутая почти до носа.