Михаил лежал неподвижно.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — сказал Виктор. — Сегодня же. Я хочу, чтобы ты вошел в свой мир человеком. Чудом природы. — Он поднялся на ноги, и тогда Михаил встал с ним рядом. — Если ты не вернешься в тот мир… какой будет прок от того, чему я так долго учил тебя? — Его плечи, грудь, руки и живот начали быстро зарастать густой белой шерстью. Седая борода словно обвилась вокруг шеи, и лицо начало изменять свои черты. — Ведь я, наверное, был неплохим учителем, правда? — спросил он, и голос его грубел, превращаясь в гортанный рык. — Я люблю тебя, сынок, — сказал он. — Не подведи же меня.

Его позвоночник изогнулся. Виктор стоял на четырех лапах, щурясь на солнце, а его слабое тело продолжало зарастать белой шерстью. Михаил заметил, как напрягаются задние лапы белого волка, и вдруг он понял, что тот собирается сделать.

И тогда он бросился вперед.

Но белый волк опередил его.

Виктор оттолкнулся от земли. Он падал вниз, на камни, которыми было усеяно дно пропасти.

Михаил закричал. Это был пронзительный визг, а он ведь хотел закричать: «Отец!»

Виктор не издал ни звука. Михаил зажмурился и отвернулся, чтобы не видеть, как белый волк разбивается о камни.

В небе взошла полная луна. Михаил лег на краю пропасти и пристально смотрел вниз. Его знобило, хотя ночь была теплой. Он пытался петь, но у него ничего не получалось. В лесу было тихо, и Михаил был совсем один среди этого глухого безмолвия.

Голод — зверь, которому неведомы жалость и сострадание, — недовольно заворочался у него в животе. Рельсы, подумал он; мысли разбредались, думать было тяжело. Рельсы. Может быть, поезд сбил сегодня хоть что-нибудь. На рельсах можно найти мясо.

Он отправился через лес к оврагу, спускаясь по склону, поросшему густой травой и побегами дикого винограда. Выйдя на насыпь, Михаил пошел вдоль путей, рассеянно принюхиваясь, но так и не учуял запаха крови. Тогда он решил вернуться в пещеру, ведь теперь его дом там. Может быть, если повезет, он поймает зайца или мышь по дороге домой.

Он услышал далекий гром и прикоснулся лапой к рельсу, чувствуя, как гудит, вибрируя, железо. Через мгновение паровоз вырвется из западного туннеля и с грохотом понесется по дну оврага, а потом скроется в восточном туннеле. На площадке последнего вагона будет раскачиваться красный фонарь. Михаил посмотрел на то место, где погиб Никита. Вокруг толпились призраки, и он слышал, как они разговаривают с ним. И один из них шептал: «Не подведи же меня».

И тут он внезапно понял все. Он может победить поезд на этот раз. Если только действительно захочет. Он победит поезд, начнет эту гонку волком и выйдет из нее человеком.

А если не успеет… какая теперь разница? Этот лес стал домом для призраков; почему бы и ему не стать одним из них и тогда уже петь совсем другие песни?

Поезд приближался. Михаил подошел к темнеющему перед ним черному провалу западного туннеля и сел на насыпи у рельсов. В теплом ночном воздухе кружились огоньки светлячков, трещали крылышки насекомых, временами налетал легкий ветерок, и Михаил чувствовал, как напрягаются и перекатываются крепкие мускулы под черной волчьей шкурой.

«Твой мир, твоя жизнь там, она ждет тебя, — думал он. — Не подведи же меня».

Он почувствовал едкий запах паровозного дыма. В глубине туннеля показался свет. Далекий гром был похож на рев огромного зверя.

И, заливая все вокруг ослепительным светом, осыпая землю дождем огненных искр, поезд вырвался на свободу из темного туннеля и помчался на восток.

Михаил вскочил («Медленно! Слишком медленно!» — думал он) и побежал. Паровоз уже начинал обгонять его, стуча огромными колесами всего в каких-нибудь трех футах от его лап. «Быстрее!» — приказывал он себе, и лапы слушались его. Лапы отталкивались от земли, сердце бешено стучало. Быстрее. Еще быстрее! Он догнал паровоз… поравнялся с ним… и вырвался вперед. Огненные искры обжигали спину, кружились в воздухе у самого лица. Он мчался вперед, чувствуя запах своей паленой шерсти. И вот он был уже впереди паровоза на полметра… на метр… на полтора. Быстрее! Быстрее! Он рвался вперед, его тело словно было создано для скорости и выносливости. Впереди он видел зияющий в скале въезд в восточный туннель. В голове промелькнуло: «Не получится», но Михаил отогнал от себя эту мысль, прежде чем она сумела завладеть им. Он обогнал паровоз на целых шесть метров и тогда начал превращение.

Сперва начали меняться лицо и голова, четыре мощные лапы по-прежнему несли его вперед. Черная шерсть на плечах и спине уходила обратно в тело, уступая место белой гладкой коже. Он почувствовал боль в спине — позвоночник удлинялся. Боль была невыносимой, но он не остановился. Он бежал медленнее, на ногах исчезала шерсть, позвоночник выпрямлялся. Поезд догонял его, и восточный туннель был уже совсем близко. Он споткнулся, но удержался на ногах. На белую кожу плечей и спины с шипением опускались раскаленные искры. Руки и ноги все еще продолжали изменять форму, и вместо когтей на них появлялись человеческие пальцы. Сейчас или никогда.

Михаил, все еще оставаясь наполовину человеком, наполовину волком, бросился через пути перед паровозом, на другую сторону насыпи.

Луч яркого света выхватил его из темноты, и казалось, что на какой-то миг он словно застыл в воздухе. «Око Божье», — промелькнуло в голове у Михаила. Он чувствовал горячее дыхание паровоза, слышал оглушительный стук колес, и решетка-скотосбрасыватель едва не разорвала его тело в клочья.

Он втянул голову в плечи, перевернувшись в воздухе, перелетел через ослепительный луч перед носом паровоза и упал в высокую траву. Над ним пронеслась горячая волна паровозного дыма, жаркий вихрь трепал волосы, искры обжигали голую грудь. Он приподнялся с земли и увидел, как раскачивается из стороны в сторону красный фонарь исчезающего в туннеле последнего вагона.

Михаил чувствовал себя так, словно у него были переломаны все кости. Спина и ребра в синяках. Ноги болели, ступни изодраны в кровь. Но он был цел. Он успел перескочить через рельсы.

Тяжело дыша, он сел на землю; его тело блестело от пота. Михаил и сам не знал, сможет ли он подняться, он уже забыл, как ходят на двух ногах.

— Я жив, — произнес он вслух, и звук его огрубевшего голоса оказался для него настоящим потрясением.

Еще никогда Михаил не чувствовал себя таким голым и беззащитным. Не превратиться ли ему снова в волка? — первое, что пришло ему в голову. Но он тут же отказался от этой мысли. Может быть, позднее. Только не сейчас. Он лежал среди буйно разросшейся травы и думал. Интересно, что там, за лесом? Что ждет его в том мире, о котором Виктор говорил, что это его мир? Наверное, это какое-то страшное место, где опасность подстерегает на каждом шагу, дикая пустыня, где жестокости нет предела. Он боялся этого мира, боялся того, что ждет его там… так же как и того, что, оказавшись там, он вдруг откроет в себе.

«Твой мир, твоя жизнь там, она ждет тебя».

Михаил сел в траве и посмотрел на рельсы, уходившие на запад.

«Не подведи же меня».

В той стороне была Англия — страна Шекспира. Виктор говорил, что это цивилизованная страна.

Михаил встал с земли. Его колени подогнулись, и он снова упал.

Вторая попытка оказалась несколько удачнее. С третьей попытки он встал на ноги. Михаил успел забыть, что он так высок. Задрав голову, он посмотрел на полную луну в небе. Это была все та же луна, но теперь она уже не казалась ему такой завораживающе-прекрасной, какой была все то время, пока он оставался волком. Лунный свет серебрил рельсы, и если в этом лесу водились духи, то сейчас они наверняка пели.

Михаил сделал первый, пробный шаг. Нескладные ноги не желали слушаться его. И как он раньше вообще мог ходить на двух ногах?

Он научится этому заново. Виктор был прав: здесь ему не место. Но он любил этот лес, и расстаться с ним будет нелегко. Это был мир его юности, а теперь его ждал совсем другой, жестокий мир.

«Не подведи же меня», — снова вспомнилось Михаилу.