— Какие у тебя проблемы с вином? — спросила мадам Кандольери, когда им принесли три деревянных кружки. На взгляд Мэтью все они выглядели абсолютно одинаково. Когда хозяин таверны предложил ему одну из кружек, молодой человек протянул руку и взял самую дальнюю, которая, по идее, предназначалась даме. На лице трактирщика не отразилась никакого страха, он не издал никакого шума, лишь слегка удивился подобной нелогичности, только и всего. Возможно, подумал Мэтью, все порции отравлены в одинаковой мере, и наркотик просто окажет свое влияние позже. Либо никакого яда и не было вовсе, и в кружках наличествовало только вино.

— Нет проблем, — сказал он и дождался, пока хозяин таверны отойдет, чтобы задать следующий вопрос. — Вы знаете что-нибудь о Профессоре Фэлле?

— Нет, кроме того, что он преступник с большими руками.

— Простите?

— Я думаю, мадам использовала метафору и имела в виду, что у этого человека большие амбиции, — осторожно предположил ди Петри, после чего сделал опасливый глоток вина.

— О… да, амбиции у него и вправду большие. Вы его видели? Пытались поговорить о представлении?

— Не видела. Его запрос пришел из другого куска его рта.

— За него говорили его люди, — перевёл ди Петри, осмелев.

— Понятно, — отозвался Мэтью. — Но я вынужден отметить, что здесь вы содержитесь как заложники. Вас похитили. Зачем вам устраивать представление перед своим похитителем?

Она пожала плечами.

— Это то, что я делаю. И мы не пробудем здесь слишком долго, в этом я уверена. Однажды дорогой граф, который написал настоящее приглашение, заплатит выкуп, и мы вернемся к нашему обычному… как вы это называете… programma.

— Расписание, — подсказал ди Петри.

Мэтью сделал очень осторожный и маленький глоток вина. Если внутри и было нечто, отравляющее мозг, он не мог вычислить это. Но он понимал, что и безо всякого наркотика разум мадам Кандольери был затуманен. Ведь никакого выкупа назначено не было. По какой-то причине Профессор Фэлл привез ее сюда, в свою деревню ходячих мертвецов и, похоже, не имел намерения отпускать ее.

— Если позволите сказать, — начал ди Петри, явно спрашивая у своей примы разрешения вставить слово. Она махнула рукой в знак того, что он может развязать свой язык. — Ни синьора Кандольери, ни я не видели этого человека-профессора, но… это очень странно… в первый день, когда мы прибыли сюда, он послал человека, чтобы к нему привели Розабеллу. Она пошла в его дом. Сказала, что он был очень вежлив. Дал ей кусок ванильного торта и чашечку чая, и они с ним немного поговорили.

Интерес Мэтью обострился.

— Он хотел поговорить со служанкой мадам? О чем?

Дива подхватила эту историю, потому что не хотела находиться вне сцены даже в течение нескольких секунд.

— Розабелла сказала, это было… как вы это говорите… чудно?. Ее привели в большой дом в комнату с книгами и всякими рыбьими принадлежностями, и этот человек хотел услышать про ее жизнь и про ее детство. Он задавал много вопросов о ней самой, и она сказала, что в этом не было никакого смысла.

— Каких вопросов? — Мэтью не желал так просто оставлять эту загадку нерешенной.

— О ее семейной истории. Какое она могла иметь значение для него? Вопросы о ее матери и отце… особенно о матери… и она сказала, что он весьма заинтересованно слушал все, что она рассказывала о своем кузене Бразио.

Мэтью уже собирался сделать глоток вина, но имя заставило его вздрогнуть и замереть.

— Бразио Валериани?

— Si, — черные глаза дивы прищурились с подозрительностью. — Un momento! Откуда ты знаешь это имя?

— Я знаю, что уже некоторое время Профессор ищет его. Полагаю, мать Розабеллы — тетя Валериани?

— Si. Что ты имеешь в виду, говоря, что профессор ищет его? Зачем?

— У него есть что-то, что нужно Фэллу, — ответил Мэтью. — Но, что это, я не знаю.

— Мой Бог! — неожиданно воскликнул ди Петри, не спрашивая разрешения. Глаза его округлились. Было очевидно, что он весьма прозорливый человек, потому что сумел разглядеть суть дела. — Вы хотите сказать… мы были похищены, просто потому что этот… Профессор Фэлл ищет кузена Розабеллы?

— Impossibile![91] — мадам Кандольери вновь вспыхнула, и голос ее зазвучал угрожающе громко. — Это же чистое безумие! Нас привезли сюда с целью получить выкуп за меня, вот и все!

Мэтью решил, что сейчас не время давить на этот вопрос. Он отметил, что три охранника начали прислушиваться к разговору.

— Какими бы ни были причины Профессора, — покачал головой он. — Я уверен, что как только выкуп выплатят, вы будете свободны, — он ощутил укол стыда за эту подлую ложь, но тут же осознал, что легкий огонек страха, который дива скрывала за маской злости, пропал. На деле она была чрезвычайно хрупкой и ранимой натурой, и носила свою маску строгости, скандальности и злости, как судья Уильям Арчер носил свою. Ей пришлось поверить в то, что требование выкупа было выдвинуто, и деньги скоро доставят.

ди Петри, так или иначе, поймал взгляд Мэтью через край своей кружки и немо передал сообщение: Я понимаю, что вы хотите сказать, и она тоже.

Мэтью обратился к синьоре:

— Я не очень сведущ в опере, но рад буду поприсутствовать на вашем выступлении.

Он поднялся.

На лице дивы застыло растерянное выражение.

— Аккомпанировать собираются два скрипача, аккордеонист, девушка с бубном и двенадцатилетний мальчик, у которого было четыре урока игры на трубе, и это будет… как бы это сказать… феерично, — нервно усмехнулась она.

— Доброй ночи, — только и ответил Мэтью им обоим. ди Петри приподнял кружку с вином, а дива склонила голову буквально на долю дюйма.

Мэтью взял свой фонарь, покинул «Знак Вопроса?» и остановился на площади. Холодный ветер взвился и завыл вокруг него. Деревня в этот ночной час казалась спокойным, мирным местом, всего в нескольких окнах виделся свет свечей, все маленькие домики, удивительно похожие друг на друга, сонно укутывали своих хозяев. Это место, безмятежно лежащее под звездами, было таким непохожим на шумный Лондон и даже на Нью-Йорк.

Безмятежно? — подумал Мэтью. Разумеется, это было иллюзией. Вся деревня была маской Профессора Фэлла. Она выставляла его добрым управленцем, интересующимся благополучием своих подопечных, каждый из которых сделал что-то: перешел ему дорогу или вызвал его любопытство. Эта опрятная и чистая тюрьма могла быть выражением идеи милосердия Фэлла или быть его лабораторией для дальнейших экспериментов на благо его предприятий. Что касалось его самого, Мэтью был уверен, что дни его сочтены. Он надеялся лишь, что его оставят в живых еще на несколько дней, чтобы он мог увидеть, как мадам Кандольери выйдет на сцену. Когда Фэлл вытянет всю необходимую информацию из Альбиона, Уильяма Арчера тоже можно будет счесть покойником. А что насчет Берри и Хадсона?

Он был готов проклинать Хадсона за то, что тот втянул Берри во все это, но он прекрасно понимал, что Берри буквально силой пробила себе дорогу на корабль. Это разрывало его на части… то, что она здесь, ранило его в самое сердце, потому что он не сумел уберечь ее, но ведь это все же значило, что, несмотря на страшнейшую ложь, которую он наговорил ей, она любила его настолько сильно и самозабвенно, что готова была пересечь Атлантику в поисках его. А теперь, когда они оба в смертельной опасности, стоит ли ему сорвать собственную маску и рассказать ей, как сильно он любит ее и — если в этой Прекрасной Могиле есть священник — стоит ли попросить ее руки, чтобы вместе уйти в вечность?

Он был уверен, что у Профессора Фэлла и Матушки Диар от этого на глаза навернутся слезы сентиментального умиления — прямо после свадьбы они поведут их на плаху, чтобы отсечь головы им обоим на площади… или отравят их свадебным тортом… или другим изощренным способом, который придет в голову Профессору Фэллу.

Мэтью также был уверен, что Фэлл будет смотреть прямо ему в глаза в момент убийства. И, вероятнее всего, первыми через страшные муки он заставит пройти Хадсона и Берри.