— Можете сказать спасибо мисс Григсби, что мы до сих пор стоим у причала, — проворчал Фалько. — Она твердила, что вы непременно явитесь. Девушка верит в вас, мистер Корбетт. Больше, чем я, похоже, потому что, как видите, уже подошли баркасы, готовые выводить нас из гавани. На ваше счастье, она была весьма убедительна.

— Да, — ответил Мэтью. — На мое счастье.

Он улыбнулся ей, потому что чувствовал, что сердце у него открылось, и в него хлынуло солнце. А Берри нахлынула в его объятья.

Он почувствовал, как бьется ее сердце, быстро, сильно колотится. И прижал девушку к себе.

Тени их слились на палубном настиле. Много, очень много было у них сейчас общего, к добру или к худу. И, несмотря на перемазанный и растрепанный вид Берри, Мэтью не мог не подумать, как она красива, и для него она всегда пахла летней травой, корицей, духом цветущего луга, и…

Жизнью.

Его ноги едва не подкосились, но Мэтью устоял.

— Слушай, что я тебе скажу, — начал он, и увидел, что от его тона вспыхнули ее синие глаза. — Ты заварила такую кашу, что не расхлебаешь! Зачем ты сбежала из гостиницы — ума не приложу! И куда тебя понесло в глубокую ночь? Ты хоть понимаешь, что с тобой могло случиться? Боже ты мой, надо же соображать хоть немножко! Вот перекинуть бы тебя через колено, как соплячку, какова ты и есть, и как следует…

Могучая рука сгребла Мэтью за загривок — и вдруг его взгляд уперся в пару глубоко посаженных черных глаз на мрачном бородатом африканском лице, декорированном шрамами в виде трех латинских букв.

— Мистер Корбетт! — произнесла Берри ледяным голосом. — Рекомендую вам во время предстоящего плавания следить за своей речью, и требую немедленно устранить из нее недостаток учтивости.

Он бы нашелся с ответом, если бы горло работало. Похоже, его новый телохранитель имел свои представления о том, кому он должен быть верен.

— С ссорами придется подождать час-другой. — Капитан пустил клуб дыма, окутавший Мэтью петлей. — Нам надо для начала вывести корабль в открытый океан. И мне не хочется даже думать о том, кто или что может сейчас прибыть вон по той дороге. Так что — в моей команде прибавление. Вам предстоит работать с теми людьми, что уже сидят в баркасах. Приказания будете получать от мистера Шпеддера, моего первого помощника. Ожидаю от вас усердной работы. Баркасов всего два, так что нам повезет, если выйдем из этой бухты хотя бы через час.

Он что-то сказал Зеду. Зед тут же выпустил Мэтью и первым бросился к сходням.

— Дамы, — сказал Фалько, — к вам тоже относится. Все за работу!

Шагая между Берри и Минкс к баркасам, привязанным к носу корабля, Мэтью понял, что до прихода в Нью-Йорк — дай Бог, чтобы они туда добрались, — они изучат «Летунью» до последнего дюйма, сотрут пальцы до костей и вступят в непростые отношения любви-ненависти с каждым парусом и с каждой мачтой. И этим отношениям предстояло начаться с весел буксировочных баркасов и рева первого помощника: «Весла — на воду! Навались! Раз! Раз! Раз!» — усиленного жестяным рупором.

Капитан правильно определил, сколько времени два баркаса будут вытаскивать «Ночную летунью» из гавани, ориентируясь на прилив и ветер. Ушло на это чуть больше часа, и Мэтью стало казаться, что плечи у него сейчас отвалятся, а Берри была готова заплакать, если бы от этого была польза — но слезами корабль не сдвинуть.

Люди вернулись на «Летунью» по веревочным трапам, сброшенным с борта, а баркасы оставили в воде дрейфовать. Мэтью, Берри, Минкс и Зеда тут же приставили к работе — разворачивать паруса, привязывать концы, которых были сотни и сотни на борту судна, а лишние приходилось аккуратно сматывать и убирать, чтобы не путались под ногами.

Кромешный ад это будет, подумал Мэтью, и никто в этом рейсе пассажиром не поедет, разве что Шафран, ее дитя, две женщины средних лет, старуха и еще трое детей.

Фалько направил «Летунью» на северо-запад. Паруса выгнулись, подхватили ветер. Солнце пробилось сквозь серые утренние облака и окрасило синюю воду золотыми гребешками. Возле острова Маятник болтались еще суда поменьше — туземные суда, отошедшие из местной гавани где-то в окрестностях Темпльтона. Они крейсировали вокруг, и их капитаны и пассажиры выжидали и смотрели, останется ли у них остров, на который можно вернуться. Когда Мэтью остановился у релинга и оглянулся на остров, он увидел пылевой туман там, где стоял прежде замок Фелла, и пламя, все еще бушующее в развалинах форта и в растерзанном лесу. Но в основном катаклизм, пожалуй, завершился. И Мэтью вспомнил, что сказал Сирки в последние минуты своей жизни:

Он просил меня передать вам, что этот небольшой инцидент не слишком ему повредил.

Мэтью подумал, что это говорила гордость профессора.

Его планам и начинаниям нанесен серьезный вред. Его убежище наполовину разрушено, склад «Цимбелина» взлетел на воздух, верный Сирки убит, братьев Таккеров больше нет, поглощены осьминогом останки эксперта по оружию и финансиста, и… Арии Чилени тоже нет? Мэтью еще не расспрашивал Минкс, но ясно же было, кто выжил в их горячей схватке.

А что с Огастесом Понсом, Пупсом, Сезаром Саброзо и Матушкой Диар? Решатель проблем не имел об этом ни малейшего понятия. Либо уцелели, либо нет. Скорее всего, да. Особенно Матушка Диар, которая, похоже, очень хорошо умеет оставаться в живых.

Красивая-Девочка-Которая-Сидит-Одна ушла в свое синее безмолвие, в свои сны, и это ранило Мэтью сердце, но заставило понять, что всех ему не спасти, и вопросы жизни и смерти тоже не решить за всех.

Солнце грело жарко, Мэтью устал, почти вымотался. Больше всего на свете ему хотелось бы найти гамак под палубой и провалиться в безмятежный сон, но капитан Фалько пока не сказал, что можно уйти со своего поста, и он оставался.

«Летунья» уже почти час как ушла из гавани, а Мэтью мотался туда-сюда, выполняя все задания, которые давал ему первый помощник. И вдруг этот приземистый человек-бульдог рявкнул ему, перекрывая шум волн и ветра:

— Эй, ты! Да, ты, дубина! Капитан зовет. Живо!

Первый помощник ткнул грязным большим пальцем в сторону верхней палубы, где крутил штурвал рулевой. Фалько стоял на корме, рассматривая что-то в подзорную трубу. Забираясь по ступеням на приподнятый полуют, Мэтью сразу же увидел, что привлекло внимание капитана.

Приблизительно в миле за кормой шел тем же курсом трехмачтовый корабль с расправленными парусами.

— Команда Грейсона Хардвика, — сказал Фалько, зажимая зубами трубку. — Мистер Хардвик — один из лучших у профессора… как бы это сказать? добытчиков. У него на шлюпе двенадцать пушек. Мистер Лэндсинг! — обратился капитан к рулевому, молодому светловолосому туземцу. — Измените курс на двенадцать градусов влево.

— Есть двенадцать градусов влево, сэр!

— Они за нами гонятся? — спросил Мэтью.

— Приз за проницательность, — ответил Фалько. Обернувшись к своему помощнику, поднявшемуся вслед за Мэтью, капитан сказал властно и спокойно: — Ставьте все паруса, мистер Шпеддер. Все, что есть в наличии, и еще что-нибудь. И когда будете передавать приказы, не забудьте, что наши жизни могут зависеть от трех добавочных узлов.

Шпеддер заорал на команду таким голосом, что годился для ошкуривания деревьев, и сразу же опытные матросы бросились ставить все паруса, еще не наполненные ветром.

— Мне помогать? — спросил Мэтью.

— Будьте наготове. Сейчас не надо, чтобы новички хватались за тросы.

Фалько снова поднес к глазу подзорную трубу.

— Догоняет, собака, — проворчал он. — Часа через два окажется на расстоянии прицельного выстрела. Но «Летунья» тоже быстра, когда это нужно. Поживем — увидим. — Он обернулся взглянуть, как там действуют его люди наверху, на мачтах. Заметив некоторую неуверенность, которая ему не понравилась, капитан оперся на трость и рявкнул:

— Веселее, девочки! Поднять эту тряпку!

Время шло. Команде раздали воду и кусочки лайма — пожевать. Фалько разрешил Берри составить Мэтью компанию у релинга полуюта — смотреть, как вооруженный корабль Хардвика сокращает разрыв. Время от времени Фалько давал рулевому команду изменить курс на несколько градусов, следил за ветром, глядя на дым своей трубки. Паруса держали ветер ровно и уверенно, «Летунья» с шорохом и плеском шла по темно-синим волнам, и внизу, у ее носа, прыгали летучие рыбы.