— Я ищу одного человека, — сказало изображение профессора Фелла. — Его зовут Бразио Валериани. Последний раз его видели во Флоренции год назад, с тех пор он пропал. Я его ищу. В данный момент это все, что вам надлежит знать. — Палец отодвинулся от подбородка, голова медленно повернулась слева направо. — Тому, кто укажет мне местонахождение Бразио Валериани, я заплачу пять тысяч фунтов, — сказал голос машины. — Десять тысяч я заплачу тому, кто мне его доставит. Силой, если будет необходимо. Вы — мои глаза и мои руки. Ищите, — сказала машина, — и да обрящете.

— Простите, сэр, — спросил Мэк Таккер, голосом послушной деточки, — но кто он?

— Все, что вам нужно знать, я вам уже сказал. — Снова чуть наклонилась голова без лица. — Таким образом, моя просьба высказана.

Мэтью был изумлен. Похоже, что у этой конструкции все же есть человеческие уши. А цифры, которые назвала машина, были попросту невероятны.

Тут же в его мозгу загудели новые вопросы. Кто такой этот Бразио Валериани, и почему так баснословна его ценность для профессора Фелла?

Автомат затих. Повисло тяжелое молчание, внезапно нарушенное стуком опрокинутого на стол бокала, от которого Мэтью чуть из кресла не вылетел. Очевидно, рука Джонатана Джентри потеряла чувствительность из-за эликсира отсутствия, и сейчас обдолбанный доктор держал перед лицом эту самую руку и рассматривал пальцы с недоумением на лице, будто чужие.

Снова шевельнулись, застучав, шестерни. Синхронно с ними шевельнулась голова, откинувшись на несколько градусов назад.

— Один из вас, — произнес голос машины, — был приведен сюда, чтобы умереть.

Мэтью едва штаны не намочил. Если бы сердце у него забилось еще хоть чуточку чаще, то вырвалось бы из груди и заскакало по залу.

— Чтобы быть наказанным за грехи свои, — продолжал автомат. — Ты знаешь, что ты совершил. — Правая рука поднялась вверх, указательный палец поманил — и Сирки вынул из черных одежд кривой кинжал с пилообразным лезвием. Великан-индиец шагнул вперед и пошел медленно и лениво за спинами гостей, сидящих напротив Мэтью. — Ты меня предал, — говорил жестяной язык. — За это ты умрешь здесь и сейчас.

Сирки продолжал неспешную прогулку. Свет от свечей играл на инкрустированной самоцветами рукояти кинжала и на его жутком острие.

— Я даю тебе возможность заговорить. Исповедоваться мне во грехе твоем. Сделав это, ты получишь быструю и милостивую смерть.

Мертвая тишина. Никто не двигался, кроме Сирки, обогнувшего стол и проходящего теперь за спиной Адама Уилсона.

— Говори, — велела машина. — Я не потерплю предателя. Говори, пока еще струится кровь жизни в твоих жилах.

Никто не произнес ни слова, хотя Ария Чилени затаила дыхание, когда Сирки прошел мимо, а у Мэтью яички будто втянулись внутрь паха.

Сирки шел дальше. За спиной у Матушки Диар он остановился, развернулся и пошел обратно. Нож он держал низко, наготове.

— Это связано с «Цимбелином», — донесся все тот же омерзительный голос, но сейчас в нем была нота издевки. — Ты знаешь, что от меня ничего не скрыть. Покайся!

Не шевельнулся ни один язык. А вот сердца, наверное, стучали в бешеном ритме, да и лужи могли появиться.

— Увы, — сказала машина. — Момент искупления миновал. — И добавила: — Доктор Джентри.

— Чего? — спросил Джентри. Глаза у него блуждали, с губ капала слюна.

Сирки остановился. Встав за спиной одурманенного и обреченного доктора, гигант размахнулся и со страшной силой всадил Джентри зубчатое лезвие в основание шеи, справа. Свободной рукой он схватил Джентри за волосы и начал пилить лезвием туда-сюда.

Мэтью вздрогнул, когда на него плеснуло кровью. Конечно, находись он в любом другом месте, — отпрыгнул бы в ужасе, но поступить так здесь — значило бы лишний раздразнить смерть. Однако ужас сменялся новым ужасом: Джентри повернул голову в сторону Мэтью (а тем временем ее отпиливали от туловища), и на лице его было больше недоумения, чем боли, и хлестала из расширяющейся раны алая кровь. Мэтью понял, что это действует эликсир отсутствия, и, наверное, даже слишком хорошо действует, потому что омертвил нервы, а доктора унес куда-то далеко.

Но, к несчастью, здесь тем временем методично — и, судя по выражению лица Сирки, с удовольствием, — ему отрезали голову.

Огастес Понс придушенно охнул, хотя не ему вспарывали горло. Пупс прилип к хозяину как вторая кожа — или второй костюм. Кровь хлестала и брызгала из раны на шее Джентри, и хотя тело стало дрожать, а руки когтить стол, пытаясь за него ухватиться, лицо доктора оставалось безмятежным, будто он слушал голос сидящего перед ним пациента.

И действительно, в следующий момент Джентри спросил Мэтью губами, на которых запекалась кровь:

— Итак, что вас беспокоит?

Джек Таккер, сидящий через стол, вернулся к прежней наглости настолько, что гулко засмеялся, и Мэк вторил ему мерзким хохотом.

Сидящая между ними Штучка опустила голову, и лицо закрыли волосы, но она не отводила глаз от потоков крови, струящихся между тарелками и бокалами. Правая сторона шеи и правое плечо Джентри превратились в красную массу, пронизанную темными нитями и сгустками, будто какой-то отвратительный костюм расползался по главным швам. Рана зияла беззубой пастью. Мэтью, к своему абсолютному ужасу, не мог заставить себя отвернуться.

Глаза Джентри, когда-то глубоко сидевшие в демонически-красивом лице, вдруг стали испуганными и нездорово-желтыми. И голос его был гулким хрипом.

— Батюшка? — сказал он, адресуясь к Мэтью. — Я уроки уже сделал.

Лезвие пилило туда-сюда, туда-сюда… На щеках великана выступила испарина.

Ария не сдержала вопля, но тут же подавила его. Глаза у нее лезли из орбит, сапфир превратился в оникс. Сидевший за ней Адам Уилсон наклонился в сторону бойни, глаза за очками горели, ноздри подергивались, жадно вдыхая запах крови в невероятных количествах. Сезар Саброзо, с отвисшей челюстью и помертвевшими глазами, вцепился руками в винные бутылки, будто удерживал собственную жизнь.

Вдруг Джентри, словно очнувшись, издал прерывистый крик и попытался встать, но рука великана крепко держала его за волосы, и силы быстро оставили доктора. Видимо, эликсир отсутствия и вправду был мощным зельем. Джентри рухнул обратно в кресло, голова свесилась налево, руки подергивались на подлокотниках, колени стучали снизу по столу — ноги пытались бежать. Но бежать было некуда.

— Ох, — простонал запинающийся голос мертвеца из дергающегося тела.

— Батюшка… я сегодня… поцеловал Сару.

Со следующим движением пилы хлынул поток почти черной крови, и с ним из перекошенного рта донесся последний всхлип детской бравады или же жалкий крик мольбы о жизни:

— Кажется, я ей нравлюсь.

Пила дошла до кости и заскрежетала так, что у Мэтью волосы встали дыбом. С треском рухнуло кресло Минкс Каттер: она встала и отступила от стола. Кажется, на этом ужине она уже наелась досыта.

— Если тебя тошнит, выйди! — рявкнула на нее Матушка Диар. Минкс направилась к лестнице, но не бегом: шла контролируемым и почти презрительным шагом.

Скрежет пилы по кости. Стук каблуков Джентри по залитому кровью полу. Мэтью готов был вскочить и удрать из зала вслед за Минкс, но крутой и суровый Натан Спейд остался бы — значит, и ему тоже придется.

Хотя это потребовало колоссальных усилий: в следующий мучительный момент Сирки прорезал позвоночник и сорвал голову с хлещущего кровью стебля.

Голову Джонатана Джентри, секунду назад бывшего живым, гигант положил напротив тела ее бывшего владельца, и пока желтоватое лицо с запавшими глазами продолжало кривиться и дергаться в агонии умирающих нервов, это тело соскользнуло под стол с бескостной грацией сырой устрицы.

Настала тишина, нарушаемая лишь звуком капели.

— Урок окончен, — сказал автомат, показывая вверх указательным пальцем правой руки.