Надо идти.
Нет… погоди… подумай еще чуть-чуть. Там, в доме, он будет в их полной власти. Черт их побери, подумал он, они загнали меня в капкан!
Надо идти.
Он двинулся прочь из своего относительно безопасного закоулка. Силуэт вновь показался в окне — человек выглянул между занавесками и отошел. Мэтью решительно шагнул вперед, навстречу неведомой судьбе.
— Мэтью, что ты тут делаешь?
Он чуть не заорал от неожиданности. Резко развернувшись, увидел в нескольких футах от себя фигуру в темном. Но голос был хорошо знаком, и как только потрясение чуть спало, юноша сообразил, что Берри Григсби пришла с другого конца переулка. Она закуталась в черный плащ с капюшоном, но рыжие пряди на ветру разлетались свободно, и в свете из окон напротив он видел ее лицо.
— Господи! — потрясенно прохрипел он. (Нет, маловато.) — Господи Иисусе! — Лицо у него до сих пор было искажено ужасом. — Ты спятила? Что ты тут делаешь?
— Хожу за тобой, — ответила она вызывающим тоном да еще и подбородок выставила как оружие. — Я знаю, так нельзя. Может быть. Но я видела, как ты вышел из дома, потом свернул налево, хотя обычно идешь направо. Значит, ты отправился не в «Галоп», и не к Салли Алмонд. И ни в одно из тех мест, куда ходишь обычно. Я знаю, что не права. Может быть, — повторила она, словно просила его о понимании. — Мэтью, я о тебе беспокоюсь. В смысле… волнуюсь. Как друг. Ясно?
— Мне ясно одно — что тебе здесь не место! — Он быстро оглянулся через плечо на проклятые окна. Должно быть, уже зубами скрипят. Точат ножи и насыпают порох. С ума сойти, каким он становится дураком. Такое разгильдяйство могло стоить ему жизни, будь она из убийц Фелла. — Шаг назад! — сказал он ей. — Шаг назад!
Она послушалась, и он шагнул к ней — компенсировать тот шаг, что сделал, выходя из укрытия.
— Ты за мной шпионишь? Да? Берри, у меня опасная работа! Нельзя вот так подкрадываться ко мне сзади!
— Опасная? — В девичьем голосе появились стальные нотки, и Мэтью тут же понял, что снова опростоволосился. — Чем опасная? — Она взглянула ему за спину, на ту сторону Нассау-стрит. — Это дом доктора Мэллори. Что там опасного?
— Я не могу объяснить.
— Еще как можешь!
— Иди домой, — сказал ей Мэтью.
— Я теперь ни за что не уйду, даже если… если… — она запнулась, подыскивая образ пострашнее и выпалила: — Даже если бык Брут ворвется в этот переулок! Нельзя же просто заявить, что есть опасность…
— Не повышай голос, — предупредил он.
— …опасность, и после этого гнать меня домой как ребенка! — договорила она, понизив голос почти до шепота.
Она увидела движение в доме Мэллори — кто-то смотрел из окна. Потом этот кто-то отошел, и она устремила вопросительный взгляд на Мэтью.
— В чем дело?
— В чем бы ни было, дело мое. Я тебе уже сказал, чтобы ты…
Берри шагнула вперед, внезапно оказавшись с ним лицом к лицу. Мэтью вдохнул ее запах: аромат корицы и роз, ощутимый даже в такой холодный вечер. Девушка не отводила от него взгляда.
— Ты, — сказала она спокойно, но твердо, — мне не сторож. Иногда я даже сомневаюсь, друг ли ты мне. Но я тебе друг, хочешь ты того или нет. О своих друзьях я беспокоюсь, и если вам, сэр, это причиняет неудобство, то придется уж вам потерпеть. Я достаточно ясно…
Слово «выразилась» она сказать не успела.
Потому что какая-то стена внутри Мэтью Корбетта треснула и поддалась, слегка, чуть-чуть — и лучик теплого света, пробившийся в трещину, заставил его взять Берри ладонью за затылок и поцеловать прямо в губы.
Господи, что за безобразие! Таких вещей просто не делают — так вот внезапно и просто. Но Берри не отступила, губы ее под губами Мэтью стали мягкими, рот ответил на поцелуй, и тот получился дольше и глубже, чем задумал Мэтью. Как бы там ни было, а поцелуй длился и длился… Мэтью ощутил дрожь волнения. Сердце у него забилось, и он подумал, испытывает ли она то же самое. Когда наконец их губы расстались, Берри что-то тихо прошептала — возможно, это был выдох удивления, или же приглашение продолжить эту сладостную дискуссию. Мэтью заглянул в ее глаза — и ему сверкнули бриллианты. Лицо девушки стало бессмысленно-детское, будто ее вдруг потянуло в сон.
До него вдруг дошло, что же он наделал. Он снял руку с шеи Берри, но она не отодвинулась. Он сам возмутился своим безответственным поведением. Это был поступок совершенно неправильный и абсолютно неджентльменский. Но у него возникло чувство, что Берри не разделяет его возмущения, потому что она глядела на него так, будто он только что спустился со звезд.
Он сделал это только затем, чтобы она замолчала, решил юноша. Да. Она слишком громко говорила, и голос мог донестись до тех окон. Да. Вот почему он так поступил, не по какой иной причине. И сейчас стыдился своего поступка, но цель была достигнута.
— Тише, — сказал он, хотя непонятно, зачем: Берри ничего не говорила и, похоже, вообще не владела сейчас голосом.
Стукнул засов. Мэтью оглянулся через плечо и увидел открывающуюся дверь. Инстинктивно закрыл Берри рукой, защищая от опасности. Кто-то выходил из дому. Это была она, та женщина.
Ария Фамилию-Потом-Узнаем. Одета в пышное платье под лиловым плащом, а на голове — такая же лиловая шляпка с норковыми наушниками. Женщина свернула направо и быстро зашагала прочь от дома, по Нассау-стрит в сторону города. Под ботинками громко хрустели дробленые устричные раковины, потому что лорд Корнбери пока что не видел необходимости тратить общественные деньги на мощение этого района.
Чем бы ни была покрыта дорога — дроблеными раковинами, булыжниками или конскими яблоками, — но Ария Как-Ее-Там шагала весьма целеустремленно. Мэтью рассудил, что направляется она, вероятно, в «Док-Хаус-Инн», где может отдать Гиллиаму Винсенту записку для великана-индийца из четвертого номера. Как бы ни было это послание зашифровано, смысл его ясен:
Мэтью Корбетт ослушался.
Что Мэтью Корбетту на пользу, подумал он. Но, может быть, во вред владельцам зданий в Нью-Йорке?
Берри схватила его за руку.
— Что это? — Она говорила шепотом, тоже почувствовав опасность. — Мэллори замешаны?
— В чем замешаны? — Он тоже ответил шепотом.
— Не знаю, потому и спрашиваю. И в чем же они замешаны?
Мэтью наблюдал за дверью. Она больше не открылась. Доктор в такую холодную ночь остался дома. Чтобы доставить записку по назначению, вполне достаточно одной змеи.
— Я про Мэллори спрашиваю, — напомнила Берри. — Ты меня слушаешь?
— Нет, — ответил он и тут же поправился: — То есть, да. Я в смысле… — Он еще раз заглянул ей в глаза. Бриллианты стали меньше и чуть потускнели — интрига этого вечера вытеснила все остальные переживания. Но волнение, вызванное ими, было достаточно сильным. — Не могу сказать тебе всего, но Мэллори как-то связаны с этими пожарами. И с тем, что на стенах пишут мое имя, чтобы устроить мне неприятности.
— Но зачем, Мэтью? В этом же нет никакого смысла!
— Для тебя нет. И для любого другого тоже нет. Но для меня — совершенно определенный намек.
Он снова посмотрел на те окна. Хорошо, если письмо там, но даже в этом случае… как его достать? Тут две большие проблемы: одна — проникнуть в дом в отсутствие змей, и вторая — найти это письмо. Если только его не уничтожили. Если, если и еще одно если. «Такой план, — подумал он, — вполне достоин обитателей Бедлама».
— Идем, — сказал Мэтью, показывая рукой в другой конец переулка. И пошел туда вслед за Берри, надеясь, что на сей раз не сваляет дурака, что удача для разнообразия побалует его, и он не подвернет ногу, споткнувшись на какой-нибудь рытвине. Но выйти из переулка на Смит-стрит удалось без приключений, а дальше на Квин-стрит — к дому Григсби.
— Мне кажется, — сказала Берри, когда они приблизились к дому, — что ты должен мне кое-что объяснить. Я чай заварю. Расскажешь?
— У твоего деда — самые большие в городе уши, — напомнил он. — И даже когда он притворяется, что спит, все равно слушает. Так что — нет.
