Люди у костра разошлись по своим хижинам. Угли потемнели и остыли. Мэтью наконец заснул снова, натянув одеяло до подбородка. Утром, когда появился Прохожий, ничто не указывало на посещение демонов, и Мэтью первый раз в жизни понял, что вопросов задавать не нужно.

Фургон стоял там, где его бросили. Единственная лошадь, завидев людей, подняла голову и безнадежно заржала.

Прохожий подошел к животному, погладил по боку, приласкал.

— Вот это нес Слотер? — спросил он у Мэтью, кивнув головой в глубину фургона.

Там он и лежал, ларец, с открытой крышкой, прямо рядом с цепями. Мэтью подошел и увидел, что ларец пуст: никаких монет или колец, вообще ничего. Но было внутри прямоугольное отделение, тут же заинтересовавшее Мэтью: он узнал кремневый механизм пистолета, который приводился в действие храповиком и поджигал пороховой заряд. Стены отделения почернели от дыма, вырывавшегося вместе с искрами из замочной скважины. Особый интерес представляли собой железный квадратик и металлический миниатюрный молоточек. Мэтью, восхищенный искусством и изобретательностью уловки, увидел, что молоточек находился под некоторым напряжением, и когда его освобождал храповик, издавал звук, похожий на пистолетный выстрел, ударяя по железной пластинке. Изощренный способ помешать ограблению, но вполне надежный против чрезмерно любопытного индейца. И все равно эта штука — загадка. Как должен владелец открывать ее, не взорвав заряд? И кто ее смастерил?

Мэтью перевернул ларец, чтобы посмотреть снизу, нет ли клейма изготовителя. Наградой ему было не клеймо, а имя и место производства, выжженное в дереве куском раскаленного железа: «О. Квизенхант, Фил.». И номер: «6».

— Кажется, он еще что-то оставил, — сказал Прохожий и, наклонившись рядом с фургоном, поднял измазанное грязью золотое кольцо с маленьким красным самоцветом. — И еще кое-что.

На этот раз он нашел изящную серебряную брошь с четырьмя черными камнями. Прохожий продолжал разглядывать землю, а Мэтью сообразил, что Слотер, перекладывая из ларца свою добычу, уронил как минимум два предмета. И куда же он их переложил? Мэтью вспомнил, что карманов у него не было. Посмотрел под сиденье телеги и увидел, что его сумки с личными вещами нет, и фляжки с водой тоже. А в сумке были бритва и крем для бритья. Страшно подумать, что теперь эта бритва в руках человека, который может найти ей применение не только для ухода за лицом.

— Возьми вот это.

Прохожий нашел еще две вещи: серебряное кольцо с затейливой гравировкой и ожерелье из серовато-синеватого жемчуга, которое будет красивым, если отмыть его от грязи. Принимая их из рук Прохожего, Мэтью вспомнил, как Слотер спрашивал: «Почем сейчас продают нитку жемчуга?»

Драгоценности он убрал в жилетный карман: Прохожего они явно не интересовали, а оставлять их валяться в грязи было бы глупо. Индеец еще раз оглядел землю вокруг телеги, распрямился и начал распрягать лошадь. Мэтью помог, заметив, что ему трудно смотреть индейцу в лицо, потому что, если честно сказать, Прохожий придал себе вид вполне демонический, подобие лесного призрака, чья цель — пронзать страхом сердца англичан. Мэтью подумал, что в этом есть резон: если бы выслеживали его, достаточно было бы одного взгляда на эту свирепую физиономию, и он бы сдался, отбросив бесполезную мысль о бегстве.

А вот подействует ли это на Слотера, когда — и если — они его догонят, — уже другой вопрос.

Когда лошадь освободили, она бросилась к ближайшей траве и начала есть. Прохожий уже поднимался по дороге, Мэтью за ним.

Вторую лошадь он и нашли на вершине холма — она там паслась. Проходя мимо, Прохожий только бросил:

— Слотер понял, что ездить без седла — не для него.

Мэтью держался рядом с Прохожим, заставляя себя не отставать. Сколько еще он так выдержит, непонятно, причем, индеец двигался явно не так быстро, как мог бы.

— Почему ты мне помогаешь? — спросил Мэтью, легкие у него уже начинало жечь.

— Я тебе сказал. Мне часы понравились.

— Вряд ли дело только в этом.

— Я бы на твоем месте поберег дыхание. — Прохожий покосился на него на ходу. — Ты знаешь, что мой отец в молодости мог пробежать сто ваших английских миль за день? А проспав ночь, наутро проснуться и пробежать еще сто? Это были дни сильных людей, до того, как пришел твой народ. До того, как вы… принесли то, что принесли.

— И что же… — Мэтью было трудно говорить, не сбиваясь с дыхания. — …мы принесли такое?

— Будущее, — ответил Прохожий и перешел на стелющуюся рысь. Мэтью попытался угнаться за ним, но не смог. Через несколько секунд Прохожий был далеко впереди и внизу. Мэтью упрямо следовал за ним так быстро, как только мог, на саднящих ногах и с горящими легкими.

Вскоре он вышел на развилку, где отходила дорога на Бельведер. Прохожий сидел на корточках, изучая землю. Дав Мэтью время отдышаться, индеец сказал:

— Босые ноги пошли туда. — Он показал рукой на Новое Единство. — Оттуда вернулись ботинки и пошли в ту сторону. — Он показал пальцем в сторону Бельведера. Прищурился, посмотрел на Мэтью. — Идет на факторию. В той коробке были деньги?

— Да.

— Он хочет купить лошадь. Следы ботинок оставлены вчера около полудня. Идет быстро, широким шагом. Мог прийти в Бельведер к концу дня или ранним вечером. Если он купил лошадь, то его уже нет.

— Если он не остановился отдохнуть в Бельведере.

— Могло быть, — сказал Прохожий. — Пока туда не дойдем, не узнаем.

Мэтью смотрел на дорогу, которая вела к дому преподобного Бертона.

— Сначала я должен пойти туда, — сказал он без всякого выражения.

— Зачем?

— Я знаю, где Слотер взял ботинки.

И он пустился в путь, снова стараясь идти как можно быстрее. Прохожий догнал его и пошел на расстоянии, чуть справа.

Сквозь кроны деревьев тихо капал дождь. Поплыли вниз красные и желтые листья. Подходя к дому Бертона, Мэтью увидел, что дверь распахнута, провисла внутрь на петлях. Он поднялся по ступеням — в глаза бросились темно-красные пятна на досках — и через выбитую дверь вошел в мир Тирануса Слотера.

В мир крови и жестокости.

Мэтью резко остановился, потому что прежде всего услышал жадное гудение мух. Проповедник лежал среди разбитой мебели, без ботинок, руки раскинуты в стороны ладонями вверх. Вокруг головы разлилась лужа крови, и в ней пировали мухи. На лице — тяжелая Библия, открытая примерно посередине. Мэтью медленно шагнул вперед и увидел на корешке грязный след босой ноги, придавившей книгу.

А еще в лачуге был Том. Он стоял на коленях возле камина, половина лица — черный синяк. Ноздри все в запекшейся крови, нижняя губа рассечена, на левой скуле — порез от бритвы. Темно-коричневый сюртук разорван до пояса, бледная грудь покрыта бритвенными порезами. Он глядел на Мэтью щелочками опухших глаз.

Обеими руками он держал Джеймса, примерно на уровне груди. Пес лежал на правом боку, дыша часто и неглубоко. Из пасти и носа у него текла кровь. Глаз, который был виден, закатился под лоб.

Когда в дом вошел Прохожий, Том вздрогнул и слегка опустил Джеймса. Раздался визг смертной муки, и Том тут же опять поднял пса до уровня груди. Постепенно пронзительные визги стихли.

— Он со мной, — сказал Мэтью Тому, когда парнишка невольно вздрогнул, и сам не узнал своего голоса.

Том смотрел на него без выражения. Прохожий шагнул вперед и поднял Библию.

— Он мертвый, — сказал Том. Струйка кровавой слюны скатилась на раненую губу, на подбородок. Голос был безжизненный, обыденный. — Я его трогал, он мертвый.

Мэтью не мог заставить себя взглянуть в лицо проповедника, но понял, как плохо оно выглядит, наблюдая за Прохожим. У того дрогнула мышца на подбородке, а потом он отложил книгу и посмотрел вверх: не на Небеса, а на спальную антресоль. И полез по лестнице.

— Тот человек вернулся. Тот человек. Сегодня утром. — Том затряс головой. — Вчера. Выбил дверь. Налетел… мы не успели двинуться.

Прохожий вернулся с тонким синим одеялом и обернул его вокруг кровавой каши, которая была когда-то лицом преподобного Бертона.