Коуторн выбежал из комнаты, чтобы воспользоваться телефоном на столе Бобби Криспа. Джек пересек комнату и приблизился к подростку. Он видел, что Тим дергается так, словно не может вдохнуть. Из-под левого глаза, который выталкивало из глазницы чудовищным внутричерепным давлением, просочились еще две струйки крови. Тим задыхался, издавал хриплые стоны, а Джек старался ослабить ремни смирительной рубашки. Однако тело паренька начало корчиться и биться с такой силой, что ему никак не удавалось отыскать застежки.

Кей уже была на ногах, и Джек сказал ей:

— Помогите мне стащить с него рубашку!

Но женщина колебалась: образы искалеченных трупов на тех фотографиях были еще слишком свежи. В это мгновение в комнате появился Гил Мун. Увидав, что происходит, он попытался удержать продолжавшего трепыхаться мальчишку. Джек расстегнул один из тяжелых ремней. Кровь уже капала не только из глаза, но и текла из ноздрей Тима; его рот широко распахнулся в беззвучном крике мучительного страдания.

Язык высунулся наружу и стал поворачиваться по кругу. Тело паренька била до того чудовищная дрожь, что даже здоровенные ручищи Гила не могли удержать его на месте. Пальцы Джека потянули за вторую застежку… и внезапно левый глаз Тима выскочил из глазницы и, сопровождаемый брызгами крови, полетел через комнату. Глазное яблоко ударилось о стену и сползло по ней, словно разбитое яйцо. У Кей едва не подкосились колени.

— Держи его! Держи! — кричал Джек. Лицо подростка пошло рябью; послышались щелчки и треск, с которыми, точно брусья старого дома, смещались лицевые кости. Череп Тима вздулся, лоб распухал, словно собирался взорваться.

В комнату вернулись Коуторн и Билли. Лицо доктора было белым как снег. Бобби оттолкнул Джека в сторону и потянулся к последней застежке.

— Неотложка уже в пути! — прохрипел Коуторн. — Боже мой… боже мой… что с ним происходит?

Джек покачал головой. Он осознал, что какая-то часть крови Тима Клаузена попала ему на рубашку. Темная дыра на месте сгинувшего глаза выглядела так, словно вела прямиком во влажные глубины мозга. Второй глаз вроде бы уперся точно в Джека — холодный, все понимающий взгляд. Джек отступил назад, давая Гилу и Бобби место для работы.

Язык Тима высунулся изо рта еще на дюйм — словно искал что-то в воздухе. А затем, когда язык продолжил подаваться наружу, раздался звук рвущейся плоти. Показались еще два дюйма… и они были пятнистого, зеленовато серого цвета, покрытые острыми стекловидными шипами.

Санитары отпрянули. Тело парня тряслось; единственный глаз пристально смотрел вперед. Голова и лицо меняли форму, словно изнутри по ним лупили кувалдой.

— О… господи, — прошептал Бобби, отступая.

Что-то извивалось по ту сторону набухшего лба Тима Клаузена. Шипастый хвост, продолжавший выскальзывать наружу — один ужасный дюйм за другим — обвился вокруг шеи Тима. Его лицо посерело, кровь перемазала губы, ноздри и пустую глазницу. Виски пульсировали и надувались, левая сторона лица сместилась — кости лопались с треском рвущихся петард. Багровая нить зигзагом рассекла распираемый давлением череп. Трещина с хлюпаньем расширилась, и часть черепной коробки начала подниматься, словно взломанная изнутри крышка люка.

Кей придушенно ахнула. Коуторн ударился спиной о стену.

Пораженный и напуганный Джек увидел в черной дыре, где недавно находился глаз, какое-то мельтешение. Разрывая ткани, отверстие раздалось в стороны. Оттуда высунулась скрюченная серая рука. Размерами она походила на ручку младенца — вот только у нее было три пальца с острыми, отливавшими серебром когтями, и крепилась к кожистому, оплетенному тугими жгутами мышц предплечью.

Рот паренька распахнулся настолько широко, что челюсти могли треснуть в любую секунду. Вслед за хвостом, который когда-то был (или только казался) человеческим языком, изо рта показались усеянные шипами ягодицы, от которых этот хвост и отходил. Маленькая, пятнистая, серо-зеленая тварь с утыканной шипами кожей и короткими, похожими на поршни ногами выбиралась изо рта Тима Клаузена задом-наперед, сражаясь за свободу с окровавленными губами так, словно переживала второе рождение. И тогда создание на другом конце маленькой мускулистой руки тоже стало проталкивать себя наружу сквозь гротескную пещеру, что раньше была глазницей Тима Клаузена. Прямо перед Джеком возникла чешуйчатая лысая голова размером с мужской кулак и цвета испорченного мяса. Показалась вторая рука, а затем — острые плечи. Существо с яростным усилием проталкивало свое тело наружу; его плоские бульдожьи ноздри трепетали и брызгали соплями. Раскосые китайские глаза напоминали топазы — красивые и смертоносные.

Гил что-то бормотал, издавал лишенные всякого смысла звуки. Лысая голова рывками повернулась в сторону санитара. Рот растянулся в улыбке жадного предвкушения («Словно ребенок на пороге заполненной лакомствами комнаты», — посетила Джека безумная мысль), и между губ блеснул частокол зубов, похожих на сломанные бритвенные лезвия.

Тут из макушки Тима начало что-то вылезать, и бешено бьющееся сердце Джека едва не остановилось. Кей чувствовала, как из нее рвется наружу крик, но не могла издать ни звука. Паукообразная тварь, блестящая и переливающаяся, чья шестиногая фигура состояла сплошь из сухожилий и углов, проталкивалась сквозь зиявший в черепе лаз. На конце четырехдюймового стебля жесткой ткани сидела голова, обрамленная металлической копной того, что могло быть только волосами — волосами, состоявшими из спутанной колючей проволоки, которую заточили до рассекающей кожу остроты. Лицо — женское лицо — было цвета слоновой кости. Лик обескровленной красоты. Под серебристыми бровями белели глаза. Пытаясь освободиться, тварь вперилась в Джека и, растянув губы в ухмылке, продемонстрировала клыки из зазубренных алмазов.

Коуторн сломался. Сползая вдоль стены на пол, он плакал и одновременно смеялся. Из коридора донеслось жужжание звонка — прибыла бригада неотложки. Однако отпереть им дверь с этой стороны было некому.

Коренастый, покрытый шипами зверь почти выбрался изо рта подростка. Освободившись, он обхватил лицо Тима перепончатыми лапками и стал вращать по сторонам своей желудеобразной башкой. У него были черные, похожие на совиные, глаза, а морщинистое, иссеченное трещинами лицо покрывали гнойные болячки, которые, должно быть, являлись адской версией угревой сыпи. Рот представлял собой обведенную красным воронку — словно рот-присоска у пиявки. Монстр разглядывал собравшихся в комнате людей. Он быстро моргнул — его глаза на мгновение заволокла прозрачная пленочка.

Голова Тима Клаузена начала съеживаться, точно проколотый воздушный шар. Лысоголовый мускулистый монстр («Адольф», — понял Джек) выкорчевал бедра из глазницы. Грудь Адольфа покрывали лежавшие внахлест чешуйки, между ног торчал красный напряженный пенис и болталась узловатая мошонка, пульсировавшая словно сумка полная сердец. Когда существо высвободило ногу, из глотки Тима вырвалось вонявшее кровью, мозгами и гнилью — запахом грибов и плесени — шипение. В этом шелестящем звуке угадывался почти нечеловеческий шепот:

— Свободен…

Лицо юноши взорвалось; черты сливались вместе, точно мокрый воск. Демоница-паук с металлическими волосами (Джек знал, что это могла быть только Мамаша) вскарабкалась на плечо Тима и сидела там, как на жердочке, пока голова паренька усыхала, становясь темной, точно бородавка. То, что осталось от головы, — дряблое и резинистое — упало на спину и повисло там, будто капюшон плаща. Что бы ни являл собой Тим Клаузен, теперь его не было.

Однако Троица демонов — осталась.

«Они удерживали его от распада», — подумал Джек, отходя назад на непослушных ногах.

Он врезался в Кей, и она судорожно вцепилась ему в руку. Джек понял: убив родителей и сестру мальчика, демоны спрятались внутри Тима и не давали ему развалиться, словно он был гипсовым манекеном с проволочным каркасом. Потрясение обрушилось на Джека неподъемным грузом. Разум застопорился, точно механизм с проржавевшими шестеренками. Он слышал настойчивое жужжание — бригада неотложки хотела попасть внутрь — и опасался, что жизнь навсегда покинула его ноги.