— Ну, хорошо, — сказал, наконец, Гантт. — Скажи ему, что у нас есть вода.

Майкл резко остановился, Гантт также замедлился и даже отошел назад на пару шагов. Движущаяся по песчаной равнине фигура замерла и посмотрела в их сторону.

Майкл вновь окликнул его на тамазигхском и туарегском языках. Никакого ответа не было.

— Подними флягу, — сказал Майкл, и Гантт повиновался. Тогда Майкл обратился снова. Его голос прокатился по молчаливой равнине, и тишина поймала его слова на полпути.

Ответа не было. Фигура мальчика просто стояла и смотрела.

— Он не подойдет, — Гантт открыл флягу и позволил себе сделать всего один глоток, после чего немного задержал воду во рту и лишь потом проглотил. — Держи.

Майкл отпил. Сейчас даже такая теплая и противная вода показалась ему божественным нектаром, как только коснулась пересушенного рта. Он последовал примеру немца, чуть сполоснул рот скудным глотком, а затем нехотя проглотил. Гантт забрал флягу и вновь закрепил ее на ремне.

— Идем, — сказал он.

В течение следующего часа фигура держалась от них все так же примерно в ста метрах и ближе не подходила. Они вышли на настоящую площадь, состоявшую из песчаных дюн, выраставших в огромные волны. То, что выглядело лишь грудами черного щебня, разбросанного повсюду, на деле было опаснейшим убежищем рогатых гадюк и трехдюймовых скорпионов — этих обитателей местных краев видеть доводилось уже не раз. А также Майкл и Гантт видели следы, начинающиеся между камней и ведущие к одной из самых больших дюн. Кто-то шел впереди них.

Маленькая фигурка тем временем исчезла из виду.

Когда попутчики достигли вершины первой дюны — что было тяжким испытанием вне зависимости от того, насколько в хорошей форме человек находится — они заметили примерно в двух сотнях метров перед собой человека. Он носил черные сапоги и желто-коричневую одежду, вокруг головы оборачивался темно-зеленый платок. Он упал, встал, затем снова упал и снова поднялся, пытаясь продолжать путь.

— Боже мой, — тихо сказал Гантт. — Мне кажется, это… это Хартлер. Мой второй полот. Он носит на голове шарф, который подарила ему жена, — ас поднял руку и сложил ее трубкой, чтобы позвать своего друга.

Перед самым окриком кусок черного щебня ударил Гантта в правое плечо. Практически в тот же момент Майкл заметил шестерых человек на верблюдах, показавшихся из-за дюны и окруживших второго пилота. Хартлер упал на колени. У всех шестерых были винтовки, и один из них, похоже, полагал себя лидером этой группы — человек в ярко-красной робе и такой же яркой куфие. Он нацелил свое оружие прямо в голову Хартлеру.

— Пригнись, — тихо сказал Майкл Гантту, который уже и без того начал опускаться на песок. Майкл лег на живот — осторожно, стараясь не потревожить травмированную руку. Оба спутника наблюдали за происходящим, понимая, что попали на территорию активных действий даласиффов.

Двое других мужчин обвили веревки вокруг Хартлера. Один из верблюдов издал блеющий звук, напоминавший суровый смех, и двое других присоединились к нему, словно зайдясь в горячем споре. Жуткий звук продолжался, пока короткий кнут не урегулировал разногласия животных.

Человек в темно-красной робе и куфии выстрелил Хартлеру в голову с близкого расстояния. Зеленый шарф упал на землю. Как только винтовка была опущена, Гантт заметно вздрогнул. Хартлер завалился вперед, его тело положили поперек двух верблюдов и отослали прочь.

Ни Гантт, ни Майкл не двигались еще некоторое время. Дыхание немецкого пилота напоминало звук ключа, пытающегося провернуться в насквозь проржавевшей замочной скважине. Сейчас он сжимал в руке «Вальтер», и рука эта была вполне в пределах досягаемости Майкла. Но…все по порядку.

Майкл схватил горсть песка и быстро швырнул ее в глаза летчика. Ослепив Гантта, он ухватился за державшую пистолет руку, но противник держал крепко, даже ослепленный. Рукоятью оружия он нанес удар прямо в больное плечо Майкла, и боль взорвалась в нем, заставив его застонать.

Борясь за власть над пистолетом, они соскользнули вниз по большой дюне. По телу Майкла разливалась жгучая резкая боль. В то же время в агонии зубы его стали удлиняться: он почувствовал, как изменяются десны. Маленькие волоски начали прорываться из кожи вдоль правой руки, а пальцы принялись менять свою форму.

Колено Гантта врезалось ему в челюсть, и Майкл, не удержав равновесие, завалился назад. Яркий солнечный свет слепил глаза. Майкл почувствовал, как искажается его позвоночник, и как перевоплощение начинает изламывать и грызть его изнутри. Он попытался вскочить, и его тут же встретил удар ботинком под ребра. Боль и уверенность, что Гантт сразу выстрелит, как только улучит момент, заставили Майкла обуздать зверя внутри себя и вновь заточить его в клетку. Сейчас было время человека действия, не зверя. Разгневанный зеленоглазый волк смирил свой гнев и скрылся в своем потаенном углу, в темноте, решив подождать более подходящего момента, чтобы потопить свои острые зубы в горле Рольфа Гантта.

— Ты думаешь, ты умен, да?! Чертовски умен? Идиот, вот ты кто! — импровизированная куфия Гантта была почти сорвана. Он стоял над Майклом, глядя на него яростно и целясь ему в голову. — Одна пуля в мозг, и с тобой будет кончено!

Майкл посмотрел на него единственным здоровым глазом. Его собственная самодельная куфия развязалась, и изувеченное лицо показалось наружу. Он сплюнул свежей кровью, запах которой сделал его голод и жажду почти невыносимыми. Ему удалось натянуто улыбнуться, но с тем, чтобы вобрать в грудь достаточно воздуха для вдоха, были определенные проблемы. Да уж, не хватало еще пары сломанных ребер!

— Если выстрелишь… они вернуться… потому что услышат шум… так что давай, — он с трудом перевёл дыхание. — Стреляй.

Палец Гантта на спусковом крючке дрогнул. Но, когда через несколько секунд ничего так и не произошло, стало ясно, что стрелять он передумал.

Майкл почувствовал, что тело от боли бьет мелка дрожь. Плечо убивало его: через раненую руку попеременно пробегали невыносимые волны жара и холода. Она чуть выскользнула из перевязи, и от боли, которая вспыхнула, когда Майкл снова протянул ее через шарф, он стиснул зубы и тихо замычал. Похоже, даже для человека действия это уже слишком, мрачно подумал он.

Внимание Гантта ныне уже не было всецело сосредоточено на Майкле Галлатине.

— Какого черта тебе надо? — спросил он кого-то, и Майкл повернул голову, чтобы проследить за его взглядом и увидеть мальчика в грязной одежде и куфии с армейской кепкой. Похоже, этот ребенок заметил даласиффов первым, и сумел укрыться. Именно он бросил кусок камня в плечо Гантту перед тем, как тот позвал Хартлера, чем мог навлечь смерть на всех них.

— Спроси его, что ему нужно, — приказал Гантт. Майкл снова сделал попытку на двух берберских наречиях, но не получил никакого ответа. — Да что с ним такое? Он не может говорить?

— Ты не можешь говорить? — спросил Майкл, выбирая более общее тамазигхское наречие.

Мальчик поначалу даже не шевелился. А затем вдруг поднял правую руку и раздвинул куфию на месте рта. Майкл повторил свой вопрос — ему было тяжело говорить, поэтому на этот раз акцент получился еще грубее, чем в предыдущий. Но ему показалось, что на этот раз мальчик его понял. Преодолевая боль, Майкл поднялся и шагнул к ребенку, который тут же начал отступать.

— Не бойся. Опасности нет, — заверил Майкл. — Дай мне посмотреть.

Мальчик остановился и неуверенно снял куфию. Ему было около десяти лет. Милый ребенок с вьющимися черными волосами и кожей оливкового оттенка, однако в темных запавших глазах отражался опыт, которым не должен обладать ни один ребенок его возраста. Они были настолько полны страданий, боли и печали, что выглядели пугающими. Мальчик открыл рот.

— Ему вырезали язык. Похоже, довольно давно, — объяснил Майкл Гантту. Затем обратился к мальчику. — Это сделали твои соплеменники?

Мальчик покачал головой и указал пальцем в сторону кроваво-зеленого шарфа, лежавшего на песке в двухстах метрах.