— Понятия не имею. Какой-то болван. Он не назвался. В трубке что-то ужасно трещало, но голоса слышно не было. Отправляйся обратно в постель.

— Ветер все еще очень сильный, да, папа?

— Да. Весьма. — Он замолчал на несколько секунд, потом шире приоткрыл дверь. — Зайди на минутку.

Мама Томми, выпускница Радклифского университета, с темными, напряженно глядящими глазами и острым подбородком, сидела, подтянув колени к подбородку, горой поднимая простыни и покрывало. Она смотрела на тёмно-зелёные шторы, вздрагивавшие всякий раз, когда сквозь стены просачивался какими-то путями шепот ветра — отголосок бушевавшего за окнами урагана. Она взглянула но Томми улыбнулась тонкими ломкими губами.

— Тоже не можешь уснуть, да?

— Нет.

— Снаружи настоящий ураган. Боже мой! Разве в Калифорнии бывали ураганы? В кои-то веки…

— Он уже немного тише… Вечером вообще была ужасная буря, — сказал отец. Он сидел на краю кровати, смотрел на телефон. — Черт побери, кто это мог быть? Кто-то надумал подшутить?

— Не очень смешная шутка, — сказала Цинтия.

Томми подошел к окну, отодвинул штору и выглянул наружу. На миг он мог поклясться, что снова оказался в Денвере — повсюду лежали сугробы снега! Они уже начали даже покрывать машины. Потом он увидел поваленное пальмовое дерево. Крона перистых листьев была полностью сорвана ураганом, оставив уродливый тупой обломок-культю, и Томми тут же вспомнил, что это Калифорния, и здесь не может быть снега. Это песок, горячий, сухой, толстым слоем накапливавшийся, образуя горки дюн.

— Откуда столько песка, пап? — спросил он. Сердце его билось немного учащённо.

— Из Мохавской пустыни. Ветер перенёс его через горный хребет. Ну и повезло нам, верно?

— Да, — сказал Томми, — наверняка. — Он напряг зрение, стараясь рассмотреть дом Вернонов на другой стороне улицы. Сквозь крутящиеся струи песка ничего не было видно.

— Как мне не хотелось приезжать в Калифорнию, — говорил отец Томми в это время. — Я сказал мистеру Оуксу, что я всегда был верен компании и останусь человеком «Ахиллеса», но… — Он взглянул на жену. — Если бы мы могли остаться в Скоттс-дейле… Вот это был в самом деле прелестный город. Никаких пробок, никакого смога, никаких безумцев-убийц…

— Папа, — очень тихо сказал Томми. Он не совсем понимал, что видит, но чувствовал, что должен что-то сказать.

— Теперь еще это, — сказал отец. — Проклятье! Ни света, ни… а где наш транзистор, Цинтия?

— Папа, — сказал Томми, — там что-то…

— Тот приемник, который мы купили в марте? По-моему, он все еще где-то в ящике, дорогой. Вероятно, в одном из стенных шкафов. Сомневаюсь, что батарейки еще годные.

— Я попытаюсь найти. Томми, раздобудь свечку и спички, если уж мы не будем больше спать, ладно?

Томми кивнул и снова выглянул в окно. Ему показалось, что он увидел какую-то фигуру, стоящую в струях песка на крыльце дома Вернонов. Человек смотрел через улицу на дом Томми, казалось, прямо на него… Но теперь там никого не было видно. И все же по спине пробежала дрожь. Он отправился за спичками и свечами, миновав отца, искавшего коробку с радиоприёмником в кладовой, и ощупью спустился в кухню. За стенами свистел и вскрикивал ветер и в центре дома, казалось, образовалась дыра тьмы и тишины, вползшей в дом, когда пропал свет. Томми начал выдвигать ящики. Он нашёл пару свечей, теперь нужны были спички. Он поискал на полке над раковиной и краем глаза уловил какое-то движение за окном. Какой-то тёмный силуэт… Томми не был уверен, но кажется, кто-то пробежал мимо окна. Сердце качало не кровь, а ледяную воду.

— Мам! — крикнул он, — где спички?

— Прямо под мойкой! — ответила она.

Порывшись в ящиках, он обнаружил наконец большую коробку спичек «Огненный вождь» — того сорта, что зажигаются от любой шершавой поверхности. И вдруг со стороны входной двери донеслось жуткой нотой «умпфф!», и он услышал грохот и звон в гостиной. В лицо, пока он бежал из кухни, ударил вихрь песка. Входная дверь повисла на одной петле, кофейный столик врезался, отлетев, в стену. Сверху послышался окрик отца:

— Томми, что там?

— Дверь открылась! — крикнул он в ответ. — Ветер выбил ее из петель… кажется.

— Проклятье! Если песок попадет в дом… Томми, можешь ее чем-нибудь подпереть?

— Я попробую.

Преодолевая упругость ветра, он подтащил к двери стул, чтобы надежно подпереть ее. Дверь теперь была закрыта, хотя ветер продолжал с диким свистом врываться сквозь щель. Покончив с этим, Томми поспешил подняться по лестнице в комнату родителей. По коже на затылке и шее бежали мурашки.

Отец уже отыскал транзисторный приемник и настроил его на волну местной станции «Кала». Играла какая-то рок-группа, певец с завыванием пел что-то о том, как все люди имеют свое место в пищевой цепочке. Томми зажёг свечи, поставил по одной с каждой стороны кровати. Песня кончилась, хриплый голос объявил, с трудом пробиваясь сквозь шум помех.

— Дааа! Итак, Тонио К. и его последний боевик «Жизнь в пищевой цепочке!» В том-то все и дело, не так ли, братья и сёстры? А теперь, с вашего позволения, вот что сообщили нам разведгруппы. В Центре отдыха в Голливуде пойманы в ловушку хорррошенькие молоденькие человечки. Это на Лекигон-авеню. Если хотите получить лучший кусок, то поторапливайтесь, вникли? Кое-что еще можно достать по всей Орузвуд-авеню. Просто постукивайте им в двери, пока удача вам не…

— О чем это он говорит? — нервно спросил отец, глядя на сына.

— …и с вами будет старина Тигр Эдди, до полшестого утра. А вот небольшое сообщение. Сейчас у вас потекут слюньки. Целых шестьдесят — поняли? шестьдесят! — сидят в ловушке в Вейтсайдском еврейском центре, между Олимпикой и Сан-Винсенте. Одно напоминание — Хозяину нужны молодые, вникли? Если вдруг попадутся старые, дохляки, то вышвыривайте их в ураган, вникли? Сделайте такое одолжение. Вникли? Аааа!!?

— Боже… О чем… о чем болтает этот идиот?

И вдруг в спальню кто-то вошёл.

Это был мистер Вернон. Его глаза красновато светились на призрачно-белом лице. На нем была грязная белая рубашка и тёмные брюки, и даже в свете свечей Томми видел коричневые пятна на груди. Сердце Томми подпрыгнуло, остановилось на мгновение, потом снова застучало, но уже где-то в горле, отчего он едва не задохнулся. Мать его вдруг тихо вскрикнула, а отец так быстро обернулся, что едва не потерял очки.

— Пит? — дрожащим голосом сказал отец. — Почему ты… то есть, зачем ты?..

— Я пришёл навестить вас, — сказал Питер Вернон тихим свистящим голосом. — О, послушайте, как поет ветер. Разве это не превосходно?

— А каким образом ты… вошёл?

— Через дверь, естественно. Как и всякий гость. Со мной жена, Диана.

И она тоже шагнула в комнату. Они оба совсем заблокировали проём двери. Оба были бледные, усмехающиеся.

— Дон? — тихо сказала мама Томми отцу. Лицо ее стало совсем белым, глаза остекленели от страха.

— Дон, — повторила Диана Вернон, словно вцепившись в имя зубами. Глаза ее медленно перешли на лицо Томми, Взгляд этих глаз жёг, словно адский огонь. Потом она усмехнулась и широко раскрыла рот, и в мозгу Томми завопило ужасное слово «ВАМПИР!!», которое он слышал тысячи раз в тысяче разных жутких фильмах. Когда сам он сидел в кресле, в собственном своем безопасном мирке. Но теперь все было на самом деле. «ВАМПИР, В А М П И Р, В — А — М — П — И — Р!!!»

Нет! — хотелось кричать ему, но наружу вырвался лишь хрип. Миссис Вернон метнулась мимо, словно сухой осенний ветер, неотвратимо надвигаясь на отца. Он крикнул «НЕТ!» и прыгнул вслед за ней, пытаясь оттащить вампира прочь. Она зашипела, извернулась, и в следующее мгновение ледяные пальцы мистера Вернона вцепились в мышцы, в плечи, он был отброшен, как мешок тряпок, в коридор. Он сильно ударился о стену и медленно соскользнул на пол, оглушенный болью и ужасом. Он услышал крик матери, потом громкий зловещий хохот, такой жуткий, что Томми показалось, что он сойдет с ума раньше, чем смех прекратиться. Но когда смех затих, его сменил еще более жуткий звук всасываемой жидкости.