А потом они остановились у протянутой поперёк дороги цепи с надписью: «Частная собственность — проезд воспрещен».

— Сейчас все устроим, — сказал Кобра.

Он слез со своего мотоцикла и подошел к дереву, стоявшего с левой обочины дороги. Цепь была обвита вокруг ствола и закреплена с помощью замка, который явно было не прострелить даже с пистолета. Кобра притронулся к цепи, потянул. Натянута она была потуже, чем канат на ринге, объехать было не возможно. Слева дорога резко ограничивалась обрывом, уходящим в темноту, справа блокировалась валуном, большим, как дом.

— Придется дальше топать на своих двоих, — сказал Кобра и перешагнул через цепь. Вдруг он услышал щелчок, и цепь со звоном упала на дорогу.

— Отлично-о-о! — сказал Викинг, форсируя двигатель. — Как ты это сделал?

— Не з-з-знаю.

Кобра попятился, наклонился, глядя на открывшийся замок. Замок был новенький, блестящий.

— Ржавый замок, — сказал он, выпрямляясь.

«Что там, наверху, ждёт меня? Судьба или смерть?» Он вернулся к своей машине, колени начали слегка дрожать.

— Вы уверены, что хотите туда подниматься? — спросил у остальных членов компании Дико. В слабом свете глаза его казались глубокими синими впадинами, а рот извивался тонкой линией, как серый червяк.

— Да, а почему бы и нет?

— Дорога там чертовски хитрая: я здесь уже давненько не бывал. Будем надеяться, что не сверзимся вниз, прямо к Лос-Анджелесу.

— Думаешь повернуть назад, Дико? — с тихим смехом спросил Викинг, насмешливо посверкивая глазами.

— Нет, — быстро сказал Дико. — Я могу. Но… знаешь… я снова вспомнил ту ночь. Голову отрезал один ненормальный по имени Джий Тагг.

— А я совсем другое слышал, — начал Викинг, но после этого замолчал. Дико с ревом промчался над упавшей на дорогу цепью, за ним вплотную последовал Кобра. Чем выше они поднимались между каменными выступами и валунами, тем чаще им приходилось между ними лавировать. Очевидно, они скатились сюда с каменных выступов. Дорога повернула почти на девяносто градусов и сквозь просвет в деревьях Кобра увидел всю погруженную в сияние ночных огней долину — от Топанга-каньона до Альхамбры. И наконец в следующий момент замок был перед ними, на самом краю каменного обрыва, как стервятник, усевшийся на верхушке скалы. Замок был огромным, гораздо больше, чем воображал себе Кобра. На него словно хлынул поток ледяной воды. Да, это было именно то место, в этом не оставалось сомнений. В небо упирались черные башни, мягко мерцали голубизной окна, расположенные в шестидесяти футах над землей. Весь замок был окружен десятифутовой каменной стеной, по верхней кромке которой шел заслон из колючей проволоки… Громадные деревянные пластины створок ворот были раскрыты, и сквозь ворота Кобра видел заросший травой и сорняками въезд, ведущий к каменным ступеням входа. На верху ступеней имелась дверь, огромная, как подвесной мост. «Там должен быть ров с погаными крокодилами», — подумал Кобра.

— Кто же выстроил такую махину? — спросил он у Дико.

Дико выключил двигатель и остальные сделали то же самое. В наступившей тишине они слышали, как шелестит ветер в листве. Ветер коснулся лица Кобры, словно холодные пальцы, исследуя лицо.

— Какой-то ненормальный киноартист, по имени Кронстин, — тихо ответил Дико, спустившись с мотоцикла и поставив его на подножку. — Перевёз весь замок по частям из Европы. Ты его фильмы вообще не видел?

Кобра покачал головой.

— Фильмы ужасов, с чудовищами, — продолжал Дико, взгляд которого тем временем скользил по острым выступам парапетов и башен. — Верно, они-то в конце концов и свели старого дурака с ума. Видел все эти засохшие деревья, мимо которых мы проезжали. Кронстин нанял парней, чтобы они обрызгали их черной краской — вроде как на декорациях из фильма ужасов.

— А он давно здесь стоит? — спросил Кобра, слезая с седла своего «чоппера».

— Давненько. Кажется, с сороковых годов. Но сам замок очень старый. В Европе он простоял со средних веков.

— Но только старик Кронстин вовсе не был таким богачом, как вы, дураки, рассчитывали, а? — усмехнулся Викинг. Потом отрыгнул и что-то пробормотал.

Дико долго не отвечал.

— Там почти ничего не было, даже мебели. Ни золота, ни статуй, ни сундуков, набитых драгоценностями. Вообще почти ничего, только множество пустых комнат. Ну, ладно, ты посмотрел на него, теперь поехали.

Кобра сделал пару шагов по дорожке, гравий захрустел под его ногами.

— Погоди немного.

«Что же это было? Что звало меня сюда?» — озадаченно думал он.

— Поехали, брат, сказал Викинг. — Давайте… Эй! Ты видел? — Он повёл рукой, и Кобра посмотрел вверх и вправо, куда указывал Викинг.

В одном из окошек башни светился огонёк свечи, оранжевый из-за окрашенных стекол витража. Уголком глаза Кобра заметил, что еще одна свеча загорелась слева в одном из окон. И вот почти в каждом окне замка уже горело по свече! Крохотные язычки пламени казались красными, голубыми, оранжевыми, зелёными — такими их делали стёкла витражей. Свечи горели, словно дружелюбные фонари, приветствующие вернувшегося домой охотника.

Парадная дверь беззвучно отворилась. Кобра ощутил, как струя радости и страха пронзила его, словно электрический заряд, пронесшийся между двух полюсов батареи. Ноги его по собственной воле понесли тело вперёд.

— Ты куда направился? — окликнул его Викинг. — Кобра, ты что, спятил?

— Оно зовет меня, — услышал Кобра собственный голос и оглянулся на Викинга и Дико, стоявших у дальнего конца въездной дорожки. — Пошли, — позвал их Кобра, дико ухмыляясь. — Пошли со мной! Оно зовет нас всех, оно требует нас.

Но ни один из них не сдвинулся с места.

Замок каменной глыбой навис над Коброй, превращая его в муравья, сквозь огромные открытые двери он чувствовал запах замка — холодный, сухой запах самого древнего времени. На пороге он остановился, оглянувшись на друзей, и голос, подобно порыву холодного ветра, пронёсся сквозь его мозг: КОБРА! ИДИ КО МНЕ! — Сделав шаг в темноту, он услышал голос Викинга:

— Кобра! — Но это был голос уже из другого мира оставшегося снаружи.

Он стоял в чреве тьмы, в месте, где не было ни потолка, ни пола, ни стен. Слышались далекие звуки, словно вода капала на бетонный пол, или кто-то быстро пробегал, слабо шлепая по полу ногами в мягкой обуви. Когда Кобра двинулся вперёд, ботинки застучали о грубый каменный пол, словно мёртвые кости. Глаза начали уже привыкать к темноте, и он видел окружавшие его гладкие стены, переплетение толстых деревянных потолочных балок на высоте, наверное, футов двадцать.

Старая ржавая металлическая люстра косо свисала с потолка, в ней еще сохранилась пара электрических лампочек, похожих сейчас на две одинокие слёзы. Где-то далеко в глубинах замка посверкивало пламя свечи. Кобра двинулся на это свет, ведя пальцами вдоль стены. Он был в высоком бесконечном — так казалось — длинном коридоре который уходил вдаль, как в фокусе с зеркалами в карнавальном балагане. Одна половина сознания Кобры тряслась от ужаса, как последняя дворняга, вторая — вопила от пьяной радости, и именно эта половина его сознания заставляла ноги Кобры нести его все дальше. «Я в пещере ужасов, на ярмарке В Новом Орлеане, — сказал он сам себе. — Я пробираюсь сквозь сумасшедший лабиринт. Сейчас я почувствую на лице паутину, увижу чучело в маске обезьяны».

Он достиг манившей его свечи. Она стояла на длинном столе из черного полированного дерева. За пределами светового круга ничего не было видно, но у Кобры сложилось впечатление, что комната огромна, настоящий зал, больше похожий на пещеру, чем на комнату. Он слышал, как свистит в разбитых окнах ветер, где-то очень высоко над собой.

Слева он увидел еще одну свечу. Она плыла прямо по воздуху, как будто ее нес призрак.

Но потом он увидел быстрый отблеск пламени на лице молодой девушки. У нее были длинные эбеново-черные волосы, чувственные полные губы, лицо, прекрасное, как осенняя луна. Теперь и справа появилась свеча. Эту держал в руках молодой человек в футболке с изображением группы «Кисс» на груди. У него было худое с резкими чертами лицо и хищный взгляд глаз. И третья свеча, за спиной Кобры. Высокая улыбающаяся девушка, рыжие волосы каскадом ниспадали на плечи. И все остальные: пара девушек — чикано, негр с повязкой на голове, мужчина и женщина средних лет, которые смотрели на него с любовью, словно Кобра был их давно пропавшим сыном, который неожиданно вернулся. В молчании горели окружившие его свечи.