— Я хочу, чтобы этот корабль исчез с моего рифа, — сердито пробурчал мэр. — Мне не нравится, что он так близко от гавани. А вдруг там что-нибудь взорвется?

— Говорю вам, мы ничего не станем предпринимать, пока хорошенько не обдумаем все возможности и последствия, — решительно заявил констебль. — Я мало смыслю в подводных лодках и взрывах, но думаю, что трогать эту посудину с места не стоит: беды не оберешься. Лучше оставить ее, где она есть.

Рейнъярд достал из заднего кармана платок и отер блестящие от пота щеки и лоб:

— Лучше б она вообще не всплывала. Гнила бы на дне с другими — мало ли здесь тонет кораблей! Так нет же, нате вам, повисла на Кисс-Боттоме, точно черная пиявка! Господи, да я в жизни ничего подобного не видал!

— А нет соображений, что это может быть за корабль? — спросил его Мур.

— Я приехал сюда только после войны, — с некоторым вызовом проговорил мэр. — Мне неизвестно, что именно лежит на дне Бездны, вероятно, всякий хлам. Но этот корабль… Не знаю, что и думать.

— Может, рыбаки что подскажут, — сказал Кип. — Но сперва, Дэвид, надо сходить в бюро находок, сделать заявление. А уж оттуда двинем к рыбакам…

Они с Муром пошли с пристани. Рейнъярд крикнул им вслед:

— Не забывайте, эта лодка — не только ваша, но и моя проблема. Я за него отвечаю и возлагаю полную ответственность на вас двоих…

— Понятно, — отозвался Кип.

Пробравшись сквозь толпу островитян, бежавших из деревни на пристань, поглазеть на диковинку, они с Муром сели в старенький полицейский джип, припаркованный в тени высоких пальм. Кип завел мотор и поехал по Фронт-стрит, где по обочинам в беспорядке теснились рыбачьи хибарки из дранки, к пересечению с Хай-стрит, которая вела прямо к центральной части деревни. Они миновали квартал баров, вереницу мелких магазинов и покатили в сторону Сквер, где помещался полицейский участок.

Худой угрюмый негр в рабочем комбинезоне проводил взглядом промчавшийся по Хай-стрит джип констебля и вновь уставился на гавань и на то, что — он сам видел — вынес на рифы океан. Лопни мои глаза, это корабль, сказал он себе и дрожащими пальцами поднес к губам самодельную папиросу. Это наверняка тот самый корабль, тот самый. Но ведь то было так давно… тридцать пять, сорок лет назад… и вот эта сволочь всплыла из Бездны. Нет, быть того не может, чушь. Как он мог подняться оттуда?.. Но ведь я вижу его и, Господь свидетель, узнаю… Он бросил окурок на землю, придавил носком башмака и медленно побрел по Хай-стрит — мимо баров, мимо людей, глазевших на него со ступенек парадных крылечек, мимо девиц легкого поведения, слонявшихся по центру поселка в поисках клиентов. Обычно он не упускал случая воспользоваться их услугами, особенно когда видел стройную высокую азиатку из Олд-Мэнс-Ки, которая появилась на острове несколько дней назад, чтобы подзаработать на поездку на Тринидад. Но сейчас ему было не до развлечений.

Свернув на Фронт-стрит, он миновал столпившихся у входа на пристань островитян, которые обсуждали появление на рифах Кисс-Боттома загадочного корабля. По глазам нескольких старых рыбаков он понял, что они знали правду, но не хотели ее знать, как не хотел ее знать он сам. Пристань осталась позади; он шел теперь мимо рыбацких хибарок. Из-под облупленной стены на него с яростным лаем кинулась черная собака. Он прогнал ее. Он шел туда, где за деревней вставали густые, буйные зеленые джунгли, где высоко в красноватых кронах деревьев, похожих на кухонные ершики, щебетали птицы и где Фронт-стрит превращалась в песчаную колдобистую тропинку. Он уходил все дальше, углубляясь в чащу под пронзительные, печальные крики птиц. Обогнув заросли колючего кустарника, он увидел впереди церковь.

Церковь была небольшая, приземистая, с высоким шпилем. Здесь заканчивалась Фронт-стрит. За церковью было кладбище, обнесенное оградой из заостренных кольев, а сбоку к ней примыкал курятник. На кладбище давно проникли джунгли, они держали деревянные надгробия цепкими, корявыми зелено-бурыми пальцами. Стены церкви пестрели рисунками и надписями: здесь были рожи, цифры, обведенные кружком, и всевозможные имена — Эрзули, Зок, Легба. Широкие, жирные потеки черной и красной краски спускались к самой земле. Два церковных окна, закрытые кем-то, как видно, совсем недавно, были разбиты.

Негр приблизился ко входу, взялся за простой металлический дверной молоток и тихо стукнул в дверь.

Тишина.

Он приложил ухо к двери, потом снова легонько стукнул по филенке.

— Ваше преподобие, это Томас Лэйси! — сказал он через несколько мгновений.

Последовала длительная пауза, слышалось лишь пение птиц и шелест листвы под ветерком. Потом загремел отодвигаемый засов. Дверь распахнулась. В проеме возникло скуластое лицо с козлиной бородкой и большими, как плошки, глазами за стёклами очков в роговой оправе. Показав глазами: входи, его преподобие с заметным французским акцентом пригласил:

— Прошу!

Томас вошёл в помещение с голыми полами и длинными рядами деревянных скамей. В центре был алтарь, а где-то сбоку — хоры. Пахнуло пылью, сыростью и старением; аромат ладана едва пробивался сквозь табачную вонь. Когда священник захлопнул за Томасом дверь, церковь погрузилась в темноту, лишь слабые лучики света проникали через разбитые створки окон, бросая на стены тусклые неясные тени. Его преподобие поставил засов на место и повернулся к посетителю:

— Что вам угодно?

— Я насчет того, что выплыло из моря, — едва слышно заговорил Томас, но даже его тихий голос эхом отразился от стен церкви и наполнил ее, как дым — коробку. — Насчет того, что сегодня выбросило на рифы Кисс-Боттома.

Глаза его преподобия, тёмные стеклянные шарики, плавающие в желтоватой белизне, сузились. Его длинное, на вид хрупкое тело склонилось к Лэйси:

— Что-что? Простите, мне некогда.

— Один белый по имени Мур сегодня нырял в тех местах, — продолжал Томас, пытаясь говорить медленно. — Он поднял это на поверхность, он откопал это на дне. Вы говорите, оно, мол, давным-давно сгинуло. Но сейчас, вот сейчас вот, эта пакость на рифе…

— Чепуха! — не дрогнув, проговорил по-французски его преподобие. Почти все его лицо пряталось в тени, видны были только шевелящиеся губы.

— Корабль! — сказал Томас, и капелька слюны выступила в уголке его рта. — Он поднялся со дна…

— Нет, — мягко возразил священник.

— Я видел его собственными глазами. Видел, там, на рифах.

— Нет, — голос его преподобия по-прежнему оставался мягким, однако в него прокралась властная нотка, и Томас Лэйси со страхом посмотрел священнику в лицо. На некоторое время воцарилось молчание. Потом Томас, вновь обретя дар речи, пробормотал:

— Этот корабль долго пролежал под водой. Теперь он весь покорежен, побит — но это тот самый корабль…

Его преподобие уставился на своего собеседника, пристально изучая глаза Томаса, словно никак не хотел поверить в то, о чем ему толковал этот человек. Волнуясь, он заговорил по-французски.

— Как это может быть? — тихо спросил он, не ожидая ответа, и заметно ссутулился, поник, на спине выступили острые лопатки. — Нет, нет. — Снаружи, в гуще спасительных ветвей, крикнула птица. — Белый? — переспросил он наконец.

— Совершенно верно.

— Оставьте меня в покое. Пожалуйста. Я хочу, чтобы вы сейчас ушли и на некоторое время оставили меня в покое.

Томас не двинулся с места и стоял, моргая, обеспокоенный тем, что его слова чем-то обидели старого священника.

— Пожалуйста, — снова попросил его преподобие, отворачиваясь от Томаса.

Томас попятился к выходу. Его преподобие уходил по проходу между рядами длинных деревянных скамей к двери за хорами. Полумрак поглотил его. Томас помедлил на пороге, потом распахнул дверь и зажмурился от яркого света. Не оглядываясь, он быстро вышел из церкви.

В своей убогой, тесной келье его преподобие зажёг свечу и посмотрел, как язычок пламени вытянулся в длинное белое острие. Потом снял с полки буфета черный ящичек и положил перед собой. Из кармана появился маленький ключ; священник отпер ящик и стал разглядывать его содержимое: белую кроличью лапку, пузырек с тёмной жидкостью, какие-то тёмные зерна в бумажном пакете, серебристые свечи, очки с затемненными стёклами. Наконец он нашёл то, что искал. Есть. Вот оно.