Пистолет, приставленный к затылку, заметно дрогнул.

— Я жду, — пригрозил Майкл, учуяв страх.

— Опустите его, монсеньор Медина, — произнес другой голос: тяжелый, с заметным французским акцентом.

Давление ствола пистолета на затылок исчезло.

Майкл повернулся налево, в сторону голоса. Фигура появилась из темного коридора в задней части рулевой рубки. Это был коренастый, широкоплечий человек наполеоновского роста — самое большое пять футов и шесть дюймов. Он вышел вперед, в круг тусклого света желтых ламп, и выглядел он вовсе не так, как подобает капитану «Софии» — больше он напоминал обыкновенного старого матроса. Передняя часть его грязной (некогда белой) рубашки была покрыта противным узором пятен кофе, еды и другими брызгами неизвестной природы. Живот его выпирал над матерчатыми брюками, которые, в свою очередь, свободно болтались на бедрах его коротких ног, поддерживаемые уродливыми, болотно-зелеными подтяжками. Ботинки у него были настолько потертыми и сношенными, что уже трудно было понять их изначальный цвет — черный или темно-коричневый. Пожалуй, лучше всего этот цвет было назвать оттенком неосторожного отчаяния…

Капитан Гюстав Бушен подошел к Майклу и вгляделся в его глаза. Лицо Бушена уродовала неаккуратная седая борода, а щеки бороздили глубокие рытвины от оспы. Глаза больше напоминали глубокие старые морщины, которые наводили на мысль о том, насколько тяжела служба на грузовом судне. Его волосы — седые и растрепанные — свисали грязными крысиными лохмами на уши и затылок. Майкл уже уловил несколько резких характерных запахов от его тела… самым резким был запах виски, разумеется. Впрочем, нет… не совсем. Коньяк. В конце концов, капитан ведь был французом.

Бушен протянул руку и взял пистолет Медины. Не колеблясь, он направил оружие прямо в центр лба Майкла Галлатина.

— Я даю вам три секунды, — сказал он, и маленький красный огонек ярости загорелся в глубине его глаз. — На то, чтобы убедить меня в том, что вы не лжец и не сумасшедший.

Майкл не видел необходимости зря тратить время.

— Я нанялся на корабль, чтобы защитить Вессхаузера и его семью, если на то возникнет необходимость. Но по большей части, я должен был приглядывать за экипажем, просто чтобы убедиться, что никто из секретной полиции не проник на борт. Я знаю истории каждого здесь. Ваша, мистер Кпанга, говорит о вас, как о самом интеллигентном, образованном и амбициозном человеке на этом борту, который продемонстрировал очень хорошие результаты во время обучения в Лондонском Университете. Медина, вы сломали правую руку вашей жене во время семейной ссоры два года назад, и ваш зять поклялся убить вас. Вы доставили его в больницу в Севилье с ножевой раной на животе чуть позже. И вы, капитан… вашу историю я знаю тоже. Но, может, хотите, чтобы я рассказал вам о шведе?

— Нет, — ответил Бушен.

Майкл кивнул. Вряд ли история о том, что за рулевым колесом стоит отвратительный растлитель малолетних, пойдет хоть кому-то на пользу здесь.

Бушен передал пистолет обратно своему второму помощнику, после чего, двигаясь на удивление быстро для человека его комплекции, ударил Майкла в челюсть правой рукой так сильно, что нижняя губа почти мгновенно окрасилась кровью, а от боли глаза наводнились слезами.

— Как ты посмел! — воскликнул капитан, и голос его был острым, как края гравия. — Как ты посмел втравить во все это дерьмо меня, мою команду и мой корабль?! Вы, британцы! Вы эгоцентричные свиньи! Вечно играетесь в какие-то шпионские игры! К черту вас! К черту всех вас! — из его рта вылетел неконтролируемый плевок. — Надеюсь, вы будете очень довольны тем, чем все это закончится! Монсеньор Медина!

— Сэр! — тут же отозвался испанец.

— Стоп-машина!

Медина подался вперед, собираясь полностью заглушить двигатель.

— Не трогайте, — строго сказал Майкл.

— О, как угрожающе, — уродливая гримаса Бушена исказилась еще сильнее. — А ведь ты безоружен, дружок. Ну-ка, насмеши меня, пораздавай еще приказов!

— Остановите корабль, и каждый человек на этом судне будет мертв.

— Боже, а он довольно самоуверен, а? Хорошо, долбаная ты британская заноза, как ты собираешься убить каждого члена моего экипажа? Расскажи-ка мне.

— Я не собираюсь никого убивать. Это сделаете вы сами. Остановив двигатели. Вы позволите Вессхаузерам подняться на второй корабль… неужели вы думаете, что этим все закончится? После того, как Вессхаузеры поднимутся на борт другого судна, немцы откроют огонь по вам… пустят в ход пулеметы, гранаты… все, что у них есть на борту. Они убьют здесь всех и каждого. Почему? Потому что это нацисты, которые не хотят допускать международного инцидента. Они не хотят, чтобы британская пресса или пресса в любой другой стране на земле получила хоть отголосок того, что они похитили специалиста по оружию, который пытался сбежать от них и забрал свою семью с собой, — Майкл сделал паузу, чтобы отереть кровоточащую губу тыльной стороной ладони. Запах собственной крови пробуждал спящего внутри волка, заполнял рулевую рубку.

— Вы знаете, что они будут делать, — продолжил Майкл, на этот раз обратив свой взор на помощников, привлекая их внимание. — Они убьют здесь всех, а потом потопят «Софию». Уверен, они хорошо подготовились. «София» станет лишь еще одной строчкой в их статистике, не более. Грузовое судно, пропавшее в водах Северного моря. Кто сможет рассказать, что произошло? Никто. Потому что — могу обещать вам — ни одного выжившего не останется, кто бы мог рассказать о случившемся. Так что, капитан Бушен, если остановите двигатели и позволите Вессхаузерам сойти, вы решите судьбу каждого члена своего экипажа, приговорив всех к смерти.

Никто не мог вымолвить ни слова.

Никто не мог пошевелиться, кроме «Софии», которая продолжала бороздить море на тихом ходу.

— Madre de Dios![17] — прошептал Медина, и глаза его в ужасе округлились, бородатое лицо вытянулось.

— Капитан, сэр! — прозвучал голос из комнаты, располагавшейся недалеко, в затемненном коридоре за дверью. Майкл расслышал русский акцент. — Мы получили сообщение по радио!

Никто не попытался остановить Майкла, когда он последовал за капитаном и помощниками в небольшую радиорубку. Русский радист, приземистый человек с широкой челюстью, изо рта которого заметно пахло рассолом, опустил наушники на шею и начал настраивать что-то на приборной панели. Сердцебиение его было учащенным.

Сквозь статический шум и помехи звучал голос, похожий на игру полупьяного шотландского волынщика, вокруг которого носился ошпаренный кот. Тем не менее, слова, доносившиеся из громкоговорителя, можно было разобрать.

Повторяю: немецкое судно «Копье» — норвежскому судну «София». Говорит Капитан Мансон Кённиг. Следуйте моим инструкциям. Заглушите двигатели и подготовьтесь к абордажу. Повторяю: заглушите двигатели и приготовьтесь к абордажу.

Помехи и статический треск прорвались вновь, и радисту пришлось уменьшить громкость, чтобы убрать этот раздражающий шум.

— Они нас глушат, — обратился русский к Бушену. — Мы даже отправить ничего не можем, сэр…

— Merde![18] — капитан ударил кулаком в собственную раскрытую ладонь. — Merde! Merde! Пробить его не получается? Послать сигнал…

— Нет, сэр.

Бушен бросил полный отвращения взгляд на Майкла.

— Видите, что вы, британцы, натворили? Мы даже сигнал SOS не можем послать! Мы беспомощны!

— Расскажите мне об их корабле, — обратился Майкл, и Энам Кпанга удивленно встрепенулся. — Когда вы впервые заметили его?

— Только после захода солнца. В бинокль это казалось лишь еще одним грузовым кораблем. В длину примерно метров сто тридцать. Рулевая рубка на носу. Обыкновенные ходовые огни. Две мачты с нанизанной грузовой сеткой. Судно идет высоко, так что на нагруженное не похоже. Кажется, на нем развевался норвежский флаг, что странно. Мы пытались связаться с ними по радио, но никакого ответа не получили. Это еще тогда насторожило меня. Какое-то время этот корабль специально держался на приличном расстоянии, а после набрал скорость. Мы с Мединой заметили, что норвежский флаг был спущен, зато поднялся немецкий. И сразу после этого нас начали глушить.