Аарон задавал Свон десятки вопросов о ее состоянии, и на что похожа земля за пределами Мериз Рест, и что она видела. Глория велела Аарону не докучать ей, но Свон это не мешало, у мальчика был любознательный ум, а это был редкий случай, заслуживающий внимания.

Глория рассказала им, что ее муж был баптистским священником в Винне, штат Арканзас, когда упали бомбы. Радиация убила в городе множество людей. И Глория, ее муж и их маленький сын присоединились к каравану странников, ищущих безопасное место, чтобы обустроиться. Но безопасных мест не было. Четыре года спустя они осели в Мериз Рест, который в то время был процветающим поселением, построенным вокруг пруда. В Мериз Рест не было ни священника, ни церкви, и муж Глории начал строить своими руками дом для церкви.

Но потом, сказала Глория, началась эпидемия тифа. Люди умирали десятками, и дикие животные выходили из леса пожирать трупы. Когда в общине вышли последние запасы консервированной пищи, люди начали есть крыс, варили кору, корешки, кожу, даже делали просто суп из грязи. Однажды ночью церковь сгорела, и муж Глории погиб, стараясь ее спасти. Почерневшие руины еще стояли, потому что ни у кого не было ни энергии, ни желания, отстраивать ее заново. Она и ее сын остались в живых, потому что она была хорошей швеей, и люди платили ей за то, что она чинила им одежду, продуктами, кофе и тому подобным. Такова была история моей жизни, сказала Глория, вот как я стала старухой, когда мне всего тридцать пять.

Свон вслушивалась в звук доносившегося ветра. Принесет ли он ответ на загадку магического зеркала? — задавала вопрос она себе, или он унесёт его дальше?

И совершенно неожиданно, когда ветер стал задувать по-другому, Свон услышала резкий звук собачьего лая.

Сердце у нее в груди замерло. Лай стал тише и пропал, потом снова стал доноситься громче, откуда-то очень близко.

Свон узнала бы этот лай где угодно.

Она хотела дотянуться и разбудить Джоша, чтобы сказать ему, что Убийца нашёл дорогу, но он храпел и бормотал во сне. Она оставила его в покое, встала с помощью помогающей найти воду лозы и пошла к двери. Когда ветер повернул в другую сторону, лай ослабел. Но ей было понятно, что он означал:

— Скорее! Иди посмотри, что я тебе покажу!

Она надела пальто, застегнула его доверху и выскользнула из хижины в беспокойную темноту.

Она не видела терьера. Джош распряг Мула, чтобы дать лошади возможность позаботиться о себе, и он отошел, чтобы найти себе убежище.

Ветер снова вернулся, и лай вместе с ним. Откуда он шел? Слева, подумала она. Нет, справа! Она сошла по ступенькам. Не было никаких признаков Убийцы, и лай теперь тоже пропал. Но она была уверена, что он доносился справа, может быть, из того переулка, из того самого, которым ее водил Аарон показывать ей пруд.

Она колебалась. Здесь было холодно и темно, за исключением света от костра, который горел через несколько проулков. Она спросила себя, слышала ли она лай Убийцы или нет? Здесь его не было, только ветер завывал по проулкам и вокруг хижин.

Ей снова явился образ мальчика с замерзшими руками. Что такое было в этих руках, что преследовало ее, задавалась она вопросом. Дело не в том, что это были руки мертвого ребёнка — здесь что-то большее, гораздо большее.

Она не знала точно, когда она приняла решение, или когда она сделала первый шаг. Но вдруг оказалось, что она идет по проулку, проверяя дорогу перед собой с помощью Плаксы, и идет в поле.

Видение перед ней затуманилось, глаза резало от боли. Она шла вслепую, но не ощущала паники, она просто выжидала, надеясь, что сейчас не то время, когда видение уйдет и не вернется. Оно вернулось, и она пошла дальше.

Однажды она упала, споткнувшись в проулке о какой-то труп, и услышала, что где-то поблизости рычит какое-то животное, но пропустила это мимо себя. А потом перед ней раскинулось поле, только слегка освещенное отблеском отдаленного костра. Она пошла через него, запах ядовитого пруда раздражал ее ноздри, но она надеялась, что помнит дорогу.

Лай снова возник, с левой стороны. Она изменила направление, чтобы последовать за ним, и закричала: — Убийца! Ты где? — но ветер унёс ее голос.

Шаг за шагом Свон пересекала поле. В некоторых местах снег был глубиной четыре или пять дюймов, но в других ветер уносил его, оставляя голую землю. Лай то усиливался, то слабел, иногда возвращаясь немного с другой стороны. Свон изменила курс на несколько градусов, но нигде на поле не видела терьера.

Лай прекратился.

Остановилась и Свон.

— Где ты? — позвала она. Ветер нападал на нее, почти сбивая ее с ног. Она оглянулась на Мериз Рест, увидела костер и несколько освещенных окон. Это казалось так далеко. Но она сделала еще шаг в направлении пруда.

Плаксой она дотронулась до чего-то твердого на земле, почти прямо перед собой, и различила очертания детского тела.

Ветер менял направление. Снова донесся лай, но теперь лишь как шепот, но непонятно с какой стороны. Он продолжал слабеть, и как раз перед тем, как он совсем затих, у Свон было странное ощущение, что звук этот больше не принадлежит старой усталой собаке. В нем слышалась нотка молодости и силы и всех дорог, которые еще предстоит пройти.

Звук пропал, и Свон оказалась наедине с детским трупом.

Она наклонилась и посмотрела на руки. Одна вцепилась в землю, другая сжалась в кулак. Что в этом было так знакомо?

А потом она поняла: именно так она сама сажала семена, когда была маленькой. Одной рукой выкапывая лунку, а другой…

Она схватила костлявый кулачок и постаралась разжать его. Он не поддавался, но она терпеливо продолжала и думала о том, что открывает лепестки цветка. Рука медленно освободила то, что было в ладони.

Там было шесть морщинистых зернышек кукурузы.

Одна рука копала лунку, а другая укладывала семена.

Семена.

Ребёнок умер не тогда, когда откапывал корни. Ребёнок умер, стараясь посадить иссохшие семена.

Она держала у себя в ладони зернышки. Была ли в них скрыта жизнь или они были только холодными пустыми крошками?

Здесь раньше было большое кукурузное поле, сказал ей Аарон. Но все умерло.

Она подумала о яблоне, раскрывающейся к новой жизни. Подумала о зеленых саженцах, повторяющих форму тела. Подумала о цветах, которые она сажала давным-давно в сухую, пыльную землю.

Здесь раньше было большое кукурузное поле.

Свон снова посмотрела на тело. Ребёнок умер в странной позе. Почему ребёнок лежал на животе на холодной земле, вместо того, чтобы свернуться и сохранить остатки тепла? Она мягко взяла его за плечо и постаралась перевернуть, послышался слабый треск отдираемой от земли примерзшей одежды, но само тело было легким, как шелуха початка.

Под телом был небольшой кожаный мешочек.

Она подняла его дрожащей рукой, открыла и залезла туда двумя пальцами, но она уже знала, что она там найдет.

В мешочке были еще сухие зерна кукурузы. Ребёнок защищал их теплом своего тела. Она поняла, что она сделала бы то же самое, и что у нее с этим ребёнком было, должно быть, много общего.

Вот они, семена. Ей нужно было теперь закончить работу, которую начал умерший ребёнок.

Она отгребла снег и засунула пальцы в грязь. Она была глинистой и твердой со льдинками и острыми камнями. Она взяла полную горсть этой земли и стала отогревать ее, потом положила в нее одно зернышко и сделала то, что делала раньше, когда сажала семена в канзасскую пыль — набрала полный рот слюны и выплюнула ее прямо в грязь в ладони. Скатала ее в шарик и продолжала катать до тех пор, пока не почувствовала, что поднимается тепло по косточкам, проходит по рукам и пальцам. Тогда она снова вернула кусочек грязи на место на землю, вжала его в лунку, откуда его зачерпнула.

Это было первое семечко, посаженное Свон, но она не знала, выживет оно в этой измученной земле или нет.

Она взяла Плаксу, с трудом передвинула ноги и отошла на несколько футов от тела, затем зачерпнула еще пригоршню грязи. То ли острый камень, то ли льдинка резала ей пальцы, но она едва чувствовала боль, вся сосредоточившись на работе. Чувство покалывания усилилось, волнами проходя по телу, как энергия по гудящим проводам.