Сестра Ужас и Арти Виско вдвоем стояли на верху гряды, образованной развалившимися зданиями, и смотрели на запад. На другом берегу реки Гудзон все еще полыхали пожары на нефтеперегонных заводах Хоубокона и Джерси-Сити, и огонь там был оранжевого цвета, на западе же пожаров не было. Капли дождя стучали по сморщенному пестрому зонтику, который Арти нашёл руинах магазина спортивных товаров. Магазин этот снабдил их и другими сокровищами: ярко-оранжевым рюкзаком «Дей-Гло», висевшим за спиной Арти, и новой парой кроссовок на ногах Сестры Ужас. В сумке «Гуччи» за ее плечом была обгоревшая буханка черного хлеба, две банки анчоусов с ключиками для открывания на крышках, пакет жаренных ломтиков ветчины и чудом уцелевшая бутыль имбирного пива, пережившая катастрофу. Им потребовалась несколько часов, чтобы пересечь пространство между верхней частью Пятой Авеню и их первым пунктом назначения — Туннелем Линкольна. Однако туннель обрушился, и река текла затопила его прямо до ворот для сбора пошлины, возле которых горой лежали раздавленные автомобили, бетонные плиты и трупы.

Они молча отвернулись. Сестра Ужас повела Арти на юг, к Голландскому туннелю и другим путям под рекой. Прежде чем они дошли, наступила тьма, и теперь им нужно было ждать утра, чтобы выяснить, не обрушился ли и Голландский туннель. Последний указатель, найденный Сестрой Ужас, гласил «Двадцать Вторая Западная улица», но он валялся на боку в золе и мог быть заброшен взрывом далеко от самой улицы.

— Ну, — сказал спокойно Арти, глядя за реку. — Не похоже на то, что кто-нибудь там живет, правда?

— Нет.

Сестра Ужас вздрогнула и поплотнее запахнула норковое манто.

— Холодает. Нужно найти какое-нибудь укрытие.

Она поглядела сквозь сумерки на смутные очертания нескольких сооружений, которые еще не обвалились. Любое из них могло обрушиться на их головы, но Сестре Ужас куда больше не нравилось то, как быстро падает температура.

— Пошли, — сказала она и зашагала к одному из сооружений.

Арти молча последовал за ней.

За время своего путешествия им попались только четверо, кого не убило при обвале, и трое из них были так изувечены, что были почти при смерти. Четвертым был страшно обгоревший человек в полосатом костюме строгого покроя, взвывший как собака, когда они подошли к нему, и нырнувший обратно, прячась в расщелину. Сестра Ужас и Арти шли, наступая на столь многие тела, что ужасность смерти перестала на них действовать; теперь их пугало, когда они слышали в завалах чей-то стон или, как это один раз было, когда кто-то засмеялся и завизжал вдалеке. Они пошли на голос голоса, но так и не увидели никого живого. Сумасшедший смех преследовал Сестру Ужас; он напомнил ей о смехе, который она слышала в кинотеатре, о смехе человека с горящей рукой.

Думаю, что там, снаружи, есть еще и другие, еще живые, — сказал он. — Вероятно, прячутся где-нибудь. В ожидании смерти. Хотя долго им ждать не придется. Вам тоже.

— Это мы еще посмотрим, гаденыш, — сказала Сестра Ужас.

— Что? — спросил Арти.

— А, ничего. Я просто…

Думала.

Думала, дошло до нее. Думать — это было нечто такое, чем она не привыкла заниматься. Последние несколько лет прошли для нее в каком-то смутном угаре, а до них была тьма, нарушаемая только вспышками синего света и демоном в жёлтом дождевике. Мое настоящее имя не Сестра Ужас! — вдруг подумала она. Мое настоящее имя…

Но она не знала, какое оно, и она не знала, кто она и откуда появилась. Как я попала сюда? — спрашивала она себя, но не могла найти ответа.

Они вошли в останки здания из серого камня, вскарабкавшись на кучу обломков и заползши через дыру в стене. Внутри было черным-черно, а воздух был пропитан запахом тины и дымом, но, по крайней мере, они были защищены от ветра. Они на ощупь прошли по наклонному полу, пока не нашли угол. Когда они устроились, Сестра Ужас полезла в сумку за буханкой хлеба и бутылью с имбирным пивом. Ее пальцы коснулись стеклянного кольца, завернутого в смятую полосатую рубашку, снятую ею с манекена. Другие куски стекла, завернутые в голубой шарф, лежали на дне сумки.

— Вот.

Она отломила ломоть хлеба и дала его Арти, потом отломила себе. Вкус был как у горелого, но это все же было лучше, чем ничего. Она сковырнула крышку с бутылки имбирного пива, которое сразу же запенилось и полезло наружу. Она тут же приложила ее ко рту, сделала несколько глотков и передала бутылку

Арти.

— Терпеть не могу имбирное пиво, — сказал Арти, когда напился. — Но это лучшее из того, что я когда-либо пил в своей жизни.

— А я и вовсе не пила ничего подобного.

Она задумалась, стоит ли открывать ли анчоусы, ведь соль от них усилит их жажду. Ломтики ветчины были слишком большой роскошью, чтобы съесть их сейчас. Она отломила ему еще один кусок хлеба, затем такой же себе, и убрала буханку.

— Знаете, что было у меня на обед вечером перед тем, когда это случилось? — спросил ее Арти. — Бифштекс. Большое такое ребрышко в местечке на Пятидесятой Восточной. Потом я и несколько парней пошли по барам. Это был вечерок, скажу я вам! Чертовски здорово провели времечко!

— Хорошо вы живете.

— Ага. А что вы делали в ту ночь?

— Ничего особенного, — сказала она. — Просто болталась.

Арти на время затих, жуя хлеб. Потом сказал:

— Я позвонил жене перед тем как выйти из отеля. Кажется, я наврал ей, потому что сказал, что пойду прогуляюсь, хорошо покушаю и вернусь спать. Она сказала мне, чтобы я был осторожен, и сказала, что любит меня. Я сказал, что люблю ее и что через пару дней вернусь.

Он умолк, и когда он вздохнул, Сестра Ужас заметила, что во вздохе его чувствовалась дрожь.

— Боже, — прошептал он. — Я рад, что позвонил ей. Рад, что услышал ее голос до того, как это случилось. Эй, леди, а что, если в Детройт также попали?

— Попали? Что вы под этим подразумеваете — попали?

— Ядерной бомбой, — сказал он. — Что еще, вы думаете, могло сделать такое? Ядерная бомба! Может, даже не одна. Они, возможно, сброшены по всей стране! Вероятно, попали во все города, и в Детройт тоже!

Голос его становился истеричным, и он заставил себя остановиться, пока не взял себя в руки.

— Нас бомбили сволочи русские, леди. Вы что, не читали газет?

— Нет, не читала.

— А что же вы делали? Жили на Марсе? Любой, кто читает газеты и смотрит телик, мог видеть, что это дерьмо надвигается! Русские разбомбили нас к чертовой матери…

И я думаю, что мы тоже разбомбили их к чертовой матери.

Ядерная бомба? — подумала она. Она едва вспомнила, что это такое. Ядерная бомба была тем нечто, о чем она беспокоилась меньше всего.

— Надеюсь, что если попали в Детройт, то она умерла быстро. Я имею в виду, что надо бы надеяться на такое, а? Что она умерла быстро, без страданий?

— Да. Думаю, что это правильно.

— Хорошо ли…

Правильно ли, что я солгал ей? Но это была «белая» ложь. Я не хотел, чтобы она беспокоилась обо мне. Она беспокоится, что я много выпиваю и делаю глупости. Я не умею пить. Правильно ли, что я сказал ей «белую» ложь прошлым вечером?

Она поняла, что он умолял ее сказать, что это было правильно.

— Конечно, — сказала она ему. — Многие в тот вечер поступали хуже. А она легла спать, не волнуясь о…

Что-то острое укололо Сестру Ужас в левую щеку.

— Не двигайтесь, — предупредил женский голос. — А лучше не дышите.

Голос дрожал: тот, кто говорил, сам был испуган до смерти.

— Кто здесь? — спросил Арти, у которого душа ушла в пятки. — Эй, леди! Как вы?

— В порядке, — ответила Сестра Ужас.

Она пощупала около щеки и почувствовала нажим похожего на нож куска стекла.

— Я сказала не двигаться, — стекло уперлось в нее. — Сколько еще ваших?

— Только один.

— Арти Виско. Меня зовут Арти Виско. Где вы?

Последовала длинная пауза. Затем женщина сказала:

— У вас есть пища?

— Да.

— Вода?

На этот раз это был мужской голос откуда-то слева.