Накануне вечером Мэтью и Файрбоу насладились праздничной трапезой — фазанами, бататом и жареными кукурузными лепешками. Наутро, явившись в комнату доктора с миской овсянки, Мэтью застал Файрбоу за изучением книги ядов. Для обычного человека разобраться в ее хитросплетениях было попросту невозможно, но, похоже, для талантливого химика это была книга, полная интригующих записей, которые могли всерьез увлечь.

Тем лучше, — подумал молодой решатель проблем, оставляя Файрбоу наедине с чтением.

Следом Мэтью решил проведать Джулиана. Раненый спал и, похоже, состояние его не изменилось — по крайней мере, не наблюдалось никаких заметных улучшений, которые бросались бы в глаза. В надежде на лучшее Мэтью осторожно прикоснулся ко лбу Джулиана, но лишь убедился в том, что лихорадка не отступила. От прикосновения Джулиан зашевелился и болезненно застонал, но не проснулся. За весь вчерашний день он так ничего и не съел, сумел лишь выпить полстакана чая. Единственным хорошим знаком было то, что кровью Джулиана больше не тошнило.

Мэтью оставил напарника отдыхать, надел шерстяную шапочку и одно из пальто Варни с теплой флисовой подкладкой и отправился на прогулку по заснеженному полю. Он побрел туда, где недавно оставил окровавленную шубу из шкуры белого медведя — лишь чтобы обнаружить, что она исчезла, а все возможные следы скрыл свежий снег, выпавший за минувшие дни.

Удивительно, что шериф Лэнсер ничего не обнаружил, — подумал Мэтью, тут же поставив это предположение под сомнение: — Впрочем, возможно, именно он-то и нашел эту шубу…

Возвращаться в гостиницу не хотелось, и Мэтью, спрятав руки в карманы от холода, поплелся дальше. Он надеялся, что свежий морозный воздух очистит его сознания от образов, что являлись к нему в кошмарных снах. Ночами, стоило закрыть глаза, его преследовали не только Лэш и Блэк, но и остальные бандиты: Мэрда, Львица Соваж, Краковски, Монтегю и даже Виктор и Боген. Не обходились его кошмары и без убитых пруссаков — Пеллегара и Брюкса — которые монотонно стучали в дверь гостиничной гардеробной. И хотя они никогда не представали перед ним во всей своей ужасающей мертвецкой красе, Мэтью раз за разом цепенел от страха, что они, пошатываясь, покинут место своего временного упокоения и потребуют назад свои парики.

Ему снилось, как он сидит в карете с Элизабет Маллой, и она рассказывает ему историю своей жизни, и с каждым ее словом Мэтью все явственнее ощущал, что помимо них в экипаже есть кто-то еще. Посмотрев направо, он встречался взглядом с Дикаркой Лиззи с ее устрашающими острыми когтями, восковым лицом и блестящими темными глазами. Внезапно, под аккомпанемент голоса Элизабет, Дикарка Лиззи начинала царапать себя, разрезать свою плоть на окровавленные ленты, которые развевались, словно подхваченные демоническим ветром. И когда она, наконец, прорезала себя достаточно глубоко, из ее нутра показывалась маленькая девочка с испуганными глазами, которая всхлипывала и сжималась в комок в попытке защитить себя. Было горько осознавать, что эту девочку уже никто никогда не утешит.

А еще ему снилась Берри.

Она была такой, какой он знал ее до наркотика: прекрасной, энергичной… немного упрямой… нет, очень упрямой… но это была она, та самая, во всей своей красе. Они гуляли в парке и, судя по окружающей обстановке, на дворе стояла ранняя осень. Легкий ветерок, пронизывающий кроны деревьев, сдувал с них красные и желтые листья.

Вдруг Берри положила руку на плечо Мэтью и произнесла:

— Спаси меня.

— Да, — ответил он. — Я спасу тебя, обещаю.

И там, в его сне, перед ними простирался маленький пруд, сверкающий серебром, который оставался спокойным и невозмутимым даже когда ветер проносился над его поверхностью. Мэтью взял Берри за руку, и они остановились у воды, созерцая ее красоту. Вдруг пруд начал подниматься над землей, деформируясь и принимая вертикальное положение. В толще воды показались отражения Мэтью и Берри. Они всмотрелись в них, и тогда нечто темное, жуткое, мерзкое и отвратительное зашевелилось по ту сторону зеркала, которое начало стремительно чернеть. Прямо на глазах монстр увеличивался в размерах, расправлял крылья и отращивал уродливую голову, покрытую бородавками. Среди росчерков молний, которые пробивались сквозь стекло и обвивали отражения Мэтью и его возлюбленной, словно щупальца осьминога-людоеда Профессора Фэлла, Мэтью рассмотрел, что гротескная тварь была одета в плащ цвета воронова крыла и имела лицо Кардинала Блэка.

Кошмары толком не давали Мэтью спать, и сейчас, бредя по снегу, он чувствовал себя совершенно измотанным. Продолжая брести под слепящим зимним солнцем, он прикрывал глаза, позволяя морозному ветру обдувать его лицо, потому что каждый порыв приносил хоть немного бодрости.

Казалось, лишь теперь Мэтью сумел оценить, как сильно ему повезло: он остался в живых после всех злоключений! Ему словно улыбнулась сама Судьба. Или, по крайней мере, предоставила шанс на успех, которым Мэтью не преминул воспользоваться. А ведь в самом начале миссии сама идея о том, чтобы вернуться в Прекрасный Бедд с книгой и химиком, казалась невозможный.

Впрочем, будь Мэтью один, это и было бы невозможно. Без Джулиана. Без плохого человека, проложившего им весь этот путь. Поэтому, замерев посреди заснеженного поля, по которому протягивалась цепочка свежих следов, Мэтью вознес молитву за Джулиана Девейна. Просить слишком долго и навязчиво он не стал, решив, что если кто-то и слушал его мольбы, то уже, должно быть, принял их к сведению. Для себя Мэтью и вовсе не стал ничего просить — ему казалось, что плохой человек нуждается в молитве больше, чем хороший.

Постояв немного под лучами солнца, дающими обманчивое, почти летнее тепло, в то время как в тени все еще лютовала зима, Мэтью повернулся и зашагал по своим же следам назад, к гостинице.

Ближе к вечеру перед «Летящим Драконом» спешился всадник и привязал коня к коновязи. Это был молодой человек, закутанный в новое шерстяное пальто и такую же новую шерстяную шапочку — рождественские подарки от матери и отца из Уистлер-Грин. Он достал из седельной сумки кожаный цилиндр, подошел к парадной двери и позвонил в колокольчик.

— Привет, Билли! — поприветствовал его Варни, открыв дверь. — Заходи, выпьешь чашечку чаю!

— Не могу, сэр, но спасибо за предложение, — ответил молодой человек. — Надо возвращаться. Меня прислал шериф Лэнсер, он велел передать это мистеру Корбетту. — Юноша открыл цилиндр, извлек из него сверток пергамента и протянул его Варни, который знал, что Мэтью в данный момент сидит у постели своего товарища констебля. — Официальное дело, знаете ли, — пояснил Билли.

— Я прослежу, чтобы он это получил. Надеюсь, у тебя все хорошо?

— Прекрасно, сэр. А как у вас с женой успехи?

— Тоже все в порядке. Как всегда. Уверен, что не хочешь выпить чаю перед обратной дорогой?

— Уверен, сэр. Мне пора возвращаться домой, меня ждут родители.

— Тогда ладно. Передай им от меня привет.

— Обязательно, сэр, передам. — Билли отправился в обратный путь, но, прежде чем Варни закрыл дверь, он обернулся и воскликнул: — О… сэр… я чуть было не забыл передать сообщение мистеру Корбетту от шерифа Лэнсера.

— И что же он просил передать?

— Счастливого Рождества, — отрапортовал Билли и зашагал к своей лошади.

Следующим утром Мэтью проснулся от очередного кошмара. На этот раз его преследовало ощущение неминуемой гибели и мучили образы неясных лиц, двигающихся из стороны в сторону, словно чернильные пятна на темном фоне.

Стремясь побыстрее стряхнуть с себя остатки сна, он поднялся со своего тюфяка, что лежал на полу у изножья кровати Файрбоу и взглянул на доктора. Тот спал сном младенца, его, похоже, ничто не тревожило.

Тяжело вздохнув, Мэтью облачился в просторный халат, принадлежавший Эдмонду Варни — собственная его одежда, как и одежда Джулиана, еще не просохла после стирки, любезно устроенной миссис Энн. Хозяйка гостиницы была добра и участлива к остановившимся у нее «констеблям», однако в отношении «тройного убийцы» держалась подчеркнуто холодно и надеялась, что Мэтью хорошо его охраняет. Стирать одежду Файрбоу она не предлагала, поэтому доктору приходилось довольствоваться только теплом, едой и крышей над головой — что после его злоключений уже было немало.