Оказывается, пока мы секретничали внизу, кое-что прояснилось. В частности, американцы сделали для прессы заявление об инциденте, правда, без конкретных деталей: “катастрофа в силу естественных причин”. Авианосец действительно утонул, да ещё и не один, в релизе утраченными значились 4 корабля, правда, мне их названия не сказали ровным счётом ничего.

Генерал узнал обо всём так быстро потому, что авианосную ударную группу сопровождала наша подлодка. Повезло, что она шла параллельным курсом, на приличном удалении, а наш астероид, по-видимому, хлопнулся с другой стороны. Но даже и так, мало им не показалось: лодке пришлось аварийно всплывать, она полностью потеряла ход, и теперь моряков надо оттуда как-то спасать. Хорошо ещё, что их в катастрофе никто не обвинял — было ясно, что они и сами пострадали не меньше, да и не было у них ничего подобного. Американцы — надо отдать им должное — даже запросили подводников, не требуется ли им помощь! Наши, понятно, отказались.

Наш камешек упал в воду, ни один корабль непосредственно не задев. Ровно так, как мы и предполагали — рядом. Только, во-первых, получилось очень уж “рядом” — в самую середину ордера, а во-вторых —чего-то мы, видать, недосчитали: “плюх” вышел таким масштабным, что авианосец сначала лёг на борт, а потом и вовсе пустил пузыри. Я пытался приставать к Ивлеву с вопросом — как же так? Неужели такой большой и дорогой кораблик можно вот так просто утопить?! Но генерал не повёлся, только буркнул недовольно:— Откуда я знаю? Вот тоже, нашёл моряка!

На что я, ничтоже сумняшеся, ответил, почёсывая в затылке:

— О! Точно! Можно у морячков спросить же…

— Не вздумай! — синхронно взвились Ивлев с экрана и Данила со стула.

— Ты что, уже всё забыть успел?! Обещал же — никому и ничего! — с какой-то даже обидой в голосе добавил Ивлевский ассистент.

— Да шучу я! — попытка сгладить углы вышла несколько неуклюжей, но, как говорится, “чем богаты”... — А то какие-то напряжённые вы все!

— Будешь тут напряжённый… — отходя, пробурчал генерал. — Хоть под замок сажай, честное слово!

Я недоверчиво тряхнул головой, вгляделся в планшет, но поймать взгляд Ивлева так и не сумел. Это он что — серьёзно?Внезапно очень захотелось максимально борзым голосом сказать: “А ху-ху не хо-хо?!”.Пожалуй, даже хорошо, что генерал отключился первым.

Как ни странно, но за прошедшие три дня не произошло ровно ничего.

Мы с Ивлевым ежедневно по нескольку раз ругались. Дважды я участвовал в селекторах, один раз — в заседании правительственной комиссии, а второй… я даже так и не понял, что это за люди, но подозреваю, что сборная спецслужб, поскольку почти все участники были представлены наглухо размытым изображением.

Ну и отключили бы уж тогда камеру вовсе, что за понт? Или это только мне такое показывают, а друг друга они видят нормально? Всё равно, никакого смысла в этом шоу реально не было, поскольку ни на том, ни на другом сходняке слова мне так и не предоставили. Я даже попытался во время речи очередного нудного ФСБшника улечься на стол и поспать, но Данила, так и таскающийся за мной неотступной тенью всё это время, чуть не выпрыгнул из штанов от эдакого святотатства. Пришлось сделать каменное лицо и продолжить медитировать на экран.

Все эти люди почему-то говорили на каком-то странном птичьем языке… когда вроде знаешь все слова, но смысл — ускользает. Нет, я понял, что нас ругают. Слава богам — довольно осторожно. Но — ругают всё равно. Причём, сколько-то внятно причину претензий никто ни разу так и не сформулировал…

Рыжая все эти дни отсыпалась в номере, решив, видимо, поставить новый мировой рекорд по увиливанию от неприятностей. Лаборатории нам закрыли фсбшники, не просто взяв слово там не появляться, но и поставив внутри круглосуточные посты. Либанов тихо бесился от безделья в нашем бывшем учебном классе, поскольку все более подходящие помещения как-то неожиданно оказались кем-то заняты. Я было предложил ему — пока суд да дело — “поработать на перспективу” с подрастающей сменой, но ответом мне был настолько дикий взгляд, что даже договаривать не было никакого смысла. Данила обосновался в ивлевском кабинете, вернул часть своей банды и занял тем самым свои же старые помещения. “Перспективную” отжали под секретные нужды секретные фсбшные технари, ежедневно подтягивая туда всё новые ящики с чрезвычайно секретным оборудованием. И даже оставшееся рабочим крыло гостиницы полностью выселили, напихав туда нереальное количество разного военизированного люда. Все наши институтские кадры затаились по своим долгопским общагам и квартирам.

Всё замерло.

И только Артемьев цвёл, пах и колосился. Похоже, ему начальство выдало карт-бланш, и количество всяких подписок, инструкций и формуляров, которыми нас одолевали секретчики, исчислялось, кажется, десятками. В день. Штат ему тоже изрядно расширили, так что, мы теперь из гостиницы в “аквариум” шли буквально через строй охраны, да и вообще, создавалось такое впечатление, что Биоцентр у МФТИ отжали всерьёз и надолго. Всю еду откуда-то привозили уже готовой, централизованно. О доставке пришлось наглухо забыть, не говоря уж о том, чтоб выскочить пообедать в “Теорию”...

Самое весёлое, что от заклятых друзей тоже не доносилось ни звука. Каждый день я ждал сообщения, что американцы собрали СБ ООН и выкатили там обвинения в кровавых преступлениях с душераздирающими подробностями, но ничего подобного, даже самая что ни на есть жёлтая пресса не проронила ни словечка. Ну, насколько мы могли судить из нашего почти-заточения.

Но я-то — знал!Мы все знали. И это было тяжелее всего.

-*-*-

На четвёртый день этого дурдома Данила неожиданно не встретил меня утром у двери. Вместо него пришёл подпол, но и он не стал держать меня за ручку, только коротко глянул “сквозь” и упилил вперёд, а внутри Биоцентра и вовсе свернул куда-то, предоставив меня самому себе. Есть с утра не хотелось, поэтому я сразу поднялся к себе и обнаружил возле двери профессора в окружении охраны. Одинцев был непривычно тих и скромен, чтоб не сказать — “мялся”, потому мы вместе зашли в кабинет, где я немедленно отвлёкся на звонок генерала. И пока мы с ним в очередной раз перегавкивались ни о чём по видеосвязи, проф чего-то пробубнил, сунул мне на стол какую-то бумагу и свалил в туман.

Ивлев же на этот раз решил вынести мне мозг по максимуму. Все эти его поучения и воззвания к лучшим чувствам советского пионера мне в какой-то момент до того надоели, что я чуть не взорвался и не послал его прямым текстом, но тот, видно почуяв приближающийся надлом, спешно попрощался и вырубил камеру. Ещё несколько минут я сидел, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Получалось так себе.

Видимо, поэтому в ответ на осторожный стук в дверь я рявкнул что-то среднее между “Кто?!” и “Какого … ?!” таким голосом, что стучавший затих и от намерений своих отказался. Я, однако, немедленно устыдился такому своему поведению, встал и открыл дверь сам, обнаружив там Либанова.

— Заходи.

— А ты… не говоришь сейчас? — осторожно осведомился Андрей из коридора. — А то я, может, потом…

— Поговорил уже… давай, не стой на пороге.

Сначала ноги сами меня понесли на обычное место, начальственное, но я тут же опомнился и свернул в сторону, к креслам у окна. Уж точно не перед Либановым мне бигбосса изображать… Он с видимым облегчением сел рядом и тут же свернул голову бутылке воды. Несколько минут мы сидели молча.

— Если ты думаешь, что я тебе расскажу что-то новое — зря. Никто ничего мне так и не сказал, только нервы мотают, сволочи.