— Я знаю, — сквозь зубы сказал Миша. — И только потому, что я тебя уважаю, на это иду. Ты для меня очень много сделал, иначе я бы со Студентом даже говорить бы не стал. Слушай, ещё такой вопрос…

— Мы с твоим Колькой тогда на рыбалку ездили, — сказал Эдик, глядя в окно. Взгляд сразу стал каким-то мечтательным. — Ты только ему не говори, я тогда у него три рубля взял. Он их в Капитал Маркса положил, от отчима прятал, чтобы не пропил, а я их взял украдкой у него.

— Какой Колька? — удивился Миша. — Какие три рубля?

— Ну ты чё, — Эдик посмотрел на него. — Брат твой Колька, ты чё, забыл? Я когда на первую ходку ходил, он как раз откинулся. Ты ещё сопатый тогда был, Лёша.

— Не шути так. Как сказанёшь порой. У меня Пахой брата звали, а ты про какого-то Кольку.

Мишаня подошёл к столу и поставил на него пакет. Внутри хлеб, сыр, палка колбасы и бутылка из-под минералки, но напиток в ней красный. Там же был прозрачный пластиковый стаканчик.

— Вина тебе твоего принёс. Сказал, что морс, а то вино нельзя. Пей, хорош придуриваться.

Миша налил вина и поставил стакан на стол рядом с кушеткой. Эдик не шелохнулся, он так и смотрел в окно.

— Лёша, ты к матери моей потом зайди, проведай, — очень тихо сказал Эдик. — А то когда за мной пришли, она сказала, что больше не увидимся. Сердцем чует, говорит, что в последний раз видимся. Проведай её, как она там? Так и не видел её с тех пор.

Он вздохнул и замолчал. Мишаня медленно выпил вино сам, вспоминая, что родители Эдика умерли давным-давно.

В дверь постучали, заглянул санитар.

— Пора, там доктор идёт, — торопливо бросил он и скрылся.

— Скоро тебя заберём, — сказал Миша, медленно поднимаясь и глядя себе под ноги. — А то мало чем тебя здесь пичкают, так любой свихнётся.

Эдик не ответил, продолжая смотреть в окно…

Чита, Первая городская больница

— Сколько ещё прохлаждаться будешь, Серёга? — спросил подполковник Латыпов, откашлявшись. — Работать пора, а ты лежишь!

— Опять ты за своё, — ответил Ремезов, перелистывая страницы записной книжки. — Через две недели должны выгнать, но я сразу в отпуск.

— На юга поедешь? — Латыпов уселся на табуретку рядом с кроватью.

— Нет, Москва и Петербург, — Ремезов продолжил листать книжку. — В Ленинграде же учился, вот, ищу старые контакты.

— Значит, работать ты не будешь, кх…

— Тебе бы самому на отдых, — Сергей посмотрел на своего бывшего руководителя, который стал его подчинённым. — Ты эти лёгкие скоро выплюнешь. И куришь ещё как паровоз. Ходил к доктору?

— А-а, — Латыпов отмахнулся. — Я к ламе ездил в дацан…

— Ты же неверующий, — Ремезов пожал плечами и усмехнулся. — И к ламам никогда не ходил. Они сами к тебе приходили, на допрос, ещё в когда в КГБ мы работали.

— А, с внучкой зашёл. Лама говорит, съездить в дацан один потом, в Бурятию, где полечат… кх… я по делу зашёл, нашего с тобой кента обсудить.

— Какого? Макса Волкова?

— Ага, он делиться-то собирается? — Латыпов засмеялся. — А то Револьд это всё не для него собирал. Волков хитрый, мне вот несколько старых дел отдал, где все фигуранты уже померли, а свежее себе припрятал.

— Ты про это говорить пришёл, Ринчиныч?

— Не, — Латыпов снова закашлялся. — Короче, там из-за Новозаводска мне старый знакомый позвонил, говорит, снова заряжают нефрит на отправку через пивзавод, вот бы наш кент поглядел бы, что это. А то, говорят, мутно всё как-то, слишком много предосторожностей. Как в тот раз.

— Позвоню, — Ремезов кивнул. — Но он сейчас на севере области, там связь не ловит.

— В курсе, он оттуда уже Витька подтянул, чтобы тот братву с Амура прогнал. Тут ещё другое дело есть, как раз связано. Там приехал какой-то тип и интересуется за дело Горбаня.

— Из наших? — спросил Ремезов.

— Неизвестно, но контакты там навёл, с Черепом они там чуть ли не вась-вась, друзья по жизни. И тип этот за комбинат спрашивает постоянно, пробивает, что-то мутит, в посёлок ездил на разведку.

— И что за тип?

— Не знаю, но отправил его некий Иса. Я по своей стороне пробиваю, кто такой, но как-то глухо всё. Может, Волков выяснит? Он-то у себя всю братву знает.

— Передам, — сказал Ремезов. — Посмотрим, что это за Иса. Лишь бы не тот, о ком я думаю.

Новозаводск, неделю спустя

Ночью прошёл снег, причём такой, какого не было всю зиму, теперь все улицы в сугробах. Поэтому БМВ я брать не стал, пусть стоит в тёплом гараже. Вместо него я занял комбинатовский Чероки, чтобы поездить по городу, всё равно машина пока стояла без дела.

Водителя отпустил, сел за баранку сам, захватил Женю, который хотел осмотреть свой двор, сарай и гараж, всё, что уцелело после того пожара.

Пару ночей назад, когда мы были в командировке, туда залезали воровайки, беспризорники из старого одноэтажного барака с соседней улицы. Там было несколько семей, где родители бухали, а дети были предоставлены сами себе. Они часто добывали себе еду, клянча её у соседей, ну или воруя.

Хорошо, что Женька оставил свою собаку жить в моём старом доме, овчарка почуяла через дорогу, что пришли посторонние, залаяла и разбудила деда, а он уже спугнул несовершеннолетних вороваек.

Мобильная связь на севере области не ловила, мы узнали об этом не сразу, только на следующий день, когда я звонил домой узнать как дела.

Новозаводск — город солнечный, вот и сейчас, пока мы ехали, солнце и лежащий повсюду снег меня слепили. Уже идёт вторая неделя марта, но всё равно, погода зимняя, холодно. Снег ещё чистый, не измазанный золой и просеянной угольной пылью, на углу одной из улиц дети даже лепили снеговика.

— И чё думаешь, Волк? — спросил Женя, выключая радио, где только что рассказывали новости. — Про это Косово? А то сейчас каждый день там стреляют.

— Ничего хорошего не будет, — сказал я. — Там уже почти полноценная война, а дальше будет ещё хуже, целая мясорубка с бомбёжками городов и всем остальным.

Он внимательно посмотрел на меня и пожал плечами, о чём-то раздумывая.

— А как думаешь, с Чечнёй же ещё не закончилось?

— Это точно не закончилось, ещё будет через пару лет, — неопределённо сказал я. — Но эту новость мы с тобой не пропустим.

— Лишь бы такого п*** не было, как в тот раз, — Женя вздохнул. — Вот чё подумал, кстати. Надо твоему деду сказать, чтобы так не делал больше.

— Ты про что?

— Ну чтобы ночью не ходил. Ментам бы лучше позвонил, а то вдруг там наркоманы. Ударили бы по башке трубой, сколько таких случаев-то уже было.

— Я с тобой согласен, поговорим.

— Он у тебя конечно боевой, кхе, но всё равно, из-за чужого так рисковать.

— Так ты для него не чужой. Поговорим сейчас, да и баню затопим, всё-таки большое событие завтра.

— Ага, свадьба у Руслана. А эта твоя Тамара не приедет?

— Нет, у неё по учёбе завал, пусть пока в Чите остаётся. Если всё вовремя подготовит, в Питер с нами съездит. Так, деда Боря уже уехал.

Мы подъехали к дому. В снегу видны две свежие колеи, идущие от ворот. Дед куда-то отправился, а Кирилл должен быть ещё в школе. Серый уже лаял из нашего двора, почуяв хозяина. Захватили его и пошли с ним на осмотр территории сгоревшего дома Жени.

Обугленные брёвна и сломанная крыша так и лежали на месте, а снег присыпал следы воров. Гараж был заперт, но на советском навесном замке, который поставил деда Боря, видны свежие зарубки, будто кто-то неумело пытался сбить его топором.

Собака обошла территорию, всё обнюхивая и помечая каждый столбик. Женя заглянул в сарай, хотя всё ценное из него мы ещё в январе перетащили к нам. Там остался только мусор, сломанный деревянный армейский ящик и немного угля, купленного ещё по осени.

— Как потеплеет, будьдозер пригоню, — сказал Женя, закуривая. — Новый дом построю, побольше. Главное, очистить всё. Только из чего строить? Из шпал, может? А то узнавал, сколько брус стоит, так у него цена, будто он из золота, кхе! А кирпич ещё дороже.