— Слушаю, — я посмотрел на него и кивком показал на свободное место.
— Меня зовут Константин Сергеевич, — представился он, усаживаясь за стол. — Некий Гена Пешков, муж моей двоюродной сестры, сегодня обратился ко мне за помощью, а я сразу не разобрался, послал своего подопечного. Но Доктор — пацан умный, сразу сообразил, что к чему, и что Пешков не прав.
Манера его речи менялась от вежливой и официальной до полублатной. Но старался он говорить как можно спокойнее, не заискивая, но и без агрессии.
— Понятно, — сказал я. — Видел их двоих сегодня.
— А я уже потом выяснил, что это сын Пешкова варежку свою раскрыл… в общем, оскорбил девушку, вы уж простите, — он кивнул Тамаре и легко улыбнулся. — И вообще, отец зря не следит за его воспитанием, пацан совсем берега попутал. В общем, займусь сам, тем более, родственники. А сейчас пришёл, чтобы лично пояснить за всё.
— Сынок много болтал, а его отец не меньше.
— Не повторится, оба будут держаться от девушки подальше. А чтобы забыть обо всём, — он посмотрел в сторону стойки и щёлкнул пальцами. — За счёт заведения этот столик сегодня. Пусть что угодно заказывают.
Он ушёл, а Тамара посмотрела ему вслед, а потом на меня.
— Знаешь, кто это был? — шёпотом спросила она. — Мне тогда его показывали.
— И кто он?
— Бекас! Говорят, большой бандит!
— Слышал, — я пожал плечами.
— И так вежливо с тобой говорил!
Это один из крупнейших авторитетов Читы, из спортсменов. Мы с ним не пересекались раньше, но сам Бекас правильно рассудил, что ссориться из-за какого-то сопляка нам ни к чему.
Тем лучше для него, а мне самому меньше мороки с очередным бандитом. Мы с Тамарой спокойно продолжили обед…
* * *
Чита, областная психиатрическая больница
Мишаня с детства боялся психушек. Был один случай, когда он ещё учился в школе и ездил с братом в Шахтогорск. Там он увидел психиатрическую больницу, мрачную и жуткую.
Было это в самом начале 90-х. Та больница закрылась в прошлом году, но тогда ещё как-то работала. Финансирования у психушки почти не было, пациенты, у которых не было родственников, голодали. Поэтому они часто ходили побираться на улицах, их спокойно выпускали. Всем было на них плевать.
Вот тогда Мишаня впервые встретил пациентов психушки, этих грязных, небритых и жутковатых мужиков, которые бродили по улицам и смотрели на него, иногда что-то бормоча себе под нос. В первую же ночь после этого они ему приснились, и он даже закричал от страха. Брат потом ещё долго его подкалывал по этом поводу.
Сейчас, когда Мишаня увидел это серое здание с решётками на окнах, вернулись те неприятные воспоминания из детства. Но придётся идти, ведь дела шли ужасно, а Эдика засунули именно сюда для экспертизы. Якобы он свихнулся, но вор хитрил.
Несмотря на все меры безопасности, здесь с ним было встретиться намного проще, чем в СИЗО. Делом интересовалась ФСБ, и поэтому администрация изолятора на контакт не шла, их за это гоняли. Но вот психушку из вида как-то упустили, а Монтёр нашёл кого подмазать.
Пришлось ехать самому, оставив в Новозаводске Монтёра за старшего. Кто из них главный, пока Эдик заперт, они так и не могли решить самостоятельно, сегодня об этом должен сказать сам вор. И придётся с его приказом мириться, если они хотят выстоять, ведь Череп и пивзавод будут не против воспользоваться слабостью и вытеснить их с рынка.
— Ща, покурю, — сказал крепкий смуглый санитар у чёрного хода, когда Мишаня протянул ему тонкую пачку новых сторублёвок. — И проведу.
Мишаня смерил его взглядом. Вспомнилось, как говорили по телевизору, что сотрудники психбольницы такие же безумные, как пациенты. И если бы не белые халаты, их легко можно было бы спутать.
Рядом бродил лысый мужик в грязной полосатой пижаме, глядя себе под ноги, чуть дальше ходил другой, иногда поднимая голову и внимательно глядя на Мишу, щуря глаза, а потом торопливо отворачиваясь.
— Анекдот тут рассказывали, — санитар тонко хихикнул. — Приходит новый русский в салон красоты, говорит, сделайте всё как надо. Выходит к нему пацанчик, весь такой расфуфыренный, как Боря Моисеев, говорит, присаживайтесь, я мастер педикюра. А новый русский ему — слышь, Юра, иди-ка ты отсюда, я просто ногти пришёл постричь!
Он захихикал ещё громче и тоньше. Мишаня поёжился от этого смеха. Санитар, наконец, докурил, затушил сигарету и выбросил в сторону. К бычку тут же подскочил лысый мужик в полосатой пижаме и убрал его в карман, но санитар уже поднимался по лестнице и этого не видел.
Мишаня направился за ним и вышел в коридор с грубо оштукатуренными стенами и вздыбившимся грязным линолеумом. Как обычная больница, но намного беднее. Топили здесь плохо, поэтому было очень холодно, а кормили и того хуже.
Мишаня нёс в руке пакет с передачкой и сигаретами, замечая на себе голодные взгляды здешних обитателей. Он вздохнул, злой сам на себя. Побывал на войне, пережил кучу бандитских разборок и гибель брата, а вот психи, которых он боялся с детства, всё ещё его беспокоят.
Санитар завёл Мишаню в маленький кабинет, где стоял только стол, накрытый оргстеклом, ободранная кушетка и два покосившихся стула со сломанными спинками. Мишаня сел на один из них и принялся ждать.
Через несколько минут выкрашенная в белый дверь со скрипом открылась, и другой санитар завёл Эдика, одетого в халат. Старик как будто сдал, и ничего не замечал вокруг себя. Очки сидели на нём криво, взгляд остановившийся, он едва передвигал ногами в тёплых тапочках, шоркая подошвами. Санитар молча усадил его на кушетку и вышел.
— Всё, хана, — прошептал Мишаня, глядя на Эдика. — Ты с ними посидел и свихнулся. Капец мы все попали.
Он подошёл ближе, помахал перед ним рукой и вздрогнул, когда Эдик повернулся к нему и посмотрел осмысленным взглядом.
— Не придуривайся, — прошептал вор. — И тише, мне надо роль играть. Тут стукачи есть. Докторов подмазали, но если следак поймёт, что это развод, вернёт меня в СИЗО. А там ссученные в камере, чтобы меня колоть.
— А, ха! — Мишаня улыбнулся. — Я уж думал, ты рехнулся, когда здесь посидел.
— Тише, — напомнил вор. — Короче, расклад плохой. Рынком пусть рулит Монтёр, а ты на подхвате…
— Эдик, я так не собираюсь…
— Ты держи всех людей под рукой, а ещё, — Эдик внимательно посмотрел на него. — Договорись с пивзаводом сам. Они понимают, что Черепа на рынок пускать нельзя, поэтому на контакт с тобой пойдут. Лучше с нами работать, чем с ним, или он их кинет.
— С пивзаводом? Там же Студент, а он, падла…
— Я тебе чё сказал? — Эдик аж скрипнул зубами. — Времени мало, сейчас придут. Иди к Волку…
— Зачем?
— А чтобы он…
Эдик подтянул Мишаню и начал шептать на ухо, держа за куртку. Но не закончив фразу, замолчал, а рука так и осталась висеть в воздухе. Взгляд остановился.
— Опять придуриваешься? — Мишаня хмыкнул. — Ладно, понял, Эдик. Сделаю.
Он вышел из кабинета и покинул психбольницу, а Эдик так и остался сидеть, глядя перед собой, пока его не увёл санитар.
Глава 12
Новозаводск, центральный рынок
— Ермак, здарова! — Ваня Студент окликнул знакомого, едва его увидев. — Чё каво, ходишь тут?
— За костюмом пришёл, — Руслан Ермаков остановился напротив него и вытер лицо рукавом. Одет он был в старую армейскую куртку с заплаткой на рукаве. — Расписываемся же с Катькой через неделю, а у меня из костюмов только Адидас, и тот поддельный. Вот и надо чего-нибудь взять.
— И чё ты, здесь что ли брать собрался? — Студент помотал головой и полез в карман. — Ты же там у Волка большой человек, начальник смены. Выглядеть надо соответственно, представительно! А ты как Будулай какой-то с похмелья!
— Да блин, все деньги куда-то уходят, — Руслан развёл руками. — Везде нужны, не до костюмов.
— Короче, — Ваня достал визитки и выбрал одну. — Вот номерок Филиппа, он знает одного барыгу, который костюмчики возит приличные, не китайские. Скажи, что от меня, чтобы подобрали чё получше. И жене своей будущей тоже выбери. На свадьбу же, чё! Подарочек, ха!