Ха! Как школьники в кабинете директора — уставились в пол и молчат, детинушки. Только Либанову всё похрен — ему уже захорошело, судя по всему! А вот нефиг было завтраком пренебрегать.

— Мы тут... не рассчитали слегка, — Лёха прорезался. — Поставили коэффициент усиления побольше, чтоб точно услышать. А у нас же нету уверенно-позитивных срабатываний, кто ж знал, что оно так заорёт...

— А цвет? Красный — зачем?!

— Ну... какой был... диод... — промямлил кто-то из молодых.

— А, так это у вас тут сирена орала? — вдруг сообразил Артемьев. — Ну вы даёте, мы за бронедверями услышали, на другом этаже! Я думал — это на улице где, или вообще за территорией...

— Ага, — повернулся к нему я, — а прикинь, как меня прямо тут глушануло?!

— Да ладно вам! Ну подумаешь — оглушило слегка! — пьяно качнувшись, Либанов обнял нас с капитаном сразу обоих. — Главное-то что? — тут он отпустил меня и поднял палец назидательно: — Главное — что у нас прибор работает! Работает, понимаешь? Всё не зря!

Дальше он ещё что-то бормотал несвязно, но стало понятно, что от него толку сегодня не будет. Наскоро перемигнувшись с капитаном, двое молодых, подхватив босса с двух сторон, утащили его в коридор, Артемьев с остальными учёными тоже куда-то умёлся (как бы не запасы самогона шерстить), а мы остались вдвоём с Лёхой.

— Ты хоть мне расскажи — с чего весь сыр-бор?

— Да это я виноват, — признался парень, — надо было всё ещё проверить получше, прежде чем шефу говорить. У нас там проблема была — никак поломать не могли, две недели почти уже бьёмся. Он выдал там одну задумку, всё должно было получиться красиво, по идее, но мы никак не могли в железе реализовать.

— Он — это кто? — спросил я, усаживаясь на какой-то ящик. — Ой, а это ничего? Можно? — я похлопал ладонью по крашеному металлическому боку.

— Да можно, без проблем, отключено, — махнул рукой Лёха. — Он — это Либанов. Кому ж ещё идеи генерить? Руководящие... Только начальству. Не, я не жалуюсь, идея годная! Только мы всё никак её освоить не могли. Вместе сидели до часу ночи, потом все разошлись, а мне не спалось почему-то, решил ещё поковырять — и срослось, внезапно! Я и на завтрак даже не ходил. Девайс бы ещё подпилить, конечно, но у них такие рожи были убитые с утра, что я не выдержал, поделился. Думал — обрадую. А оно вон как вышло...

— Да ладно, нормально вышло. Образуется, не парься, — я успокаивающе хлопнул его по плечу. — Ты мне про сам прибор скажи — что за зверь-то в итоге?

— Ну — то самое, что обещали. Детектор дара. Я, конечно, расшифровку логов ещё не смотрел, но, судя по тому, как заорало, работает прям на отлично. Ещё на слабеньких проверять, конечно... ну и вообще — программа тестов, статистику собрать по-честному, это пара недель. А потом — всё, можно рапортовать!

— Так, погоди, не спеши. Слабеньких? А оно должно по-разному орать, что ли?

— Ну да. Чем сильнее сигнал от детектора — тем больше ток на динамик. С коэффициентом перемудрили только...

Мы посидели несколько минут молча.

— Даже жалко, что Андрей срубился — можно было бы прям сейчас взять девайс в охапку и двинуть в большой дом, пред светлы очи начальства. Ну — рапортовать об успехах, там ждут очень, — пояснил я, видя непонимающий Лёхин взгляд.

Но он повёл себя как-то странно: задышал часто, спрятал глаза, задвигал пальцами судорожно. Потом, видимо решившись, поднял голову:

— Понимаешь... Во-первых, взять в охапку не получится. Это ж только вершина айсберга, а так-то тут ещё всякого железа используется тонна, грузовик нужен. Да ещё и не всякое показывать можно... Короче, демонстрацию лучше устраивать тут. Ну и это... Чего шеф орал-то больше всего... Не, ну, конечно, за тебя волновался — это первым делом. Но у нас ещё проблема есть. Оборудование погорело, уникальное. И поэтому мы сейчас ничего показать не сможем. И завтра не сможем.

— Э, постой, постой! Как это — погорело?! Почему?

— Ну... разбираться надо. По первым прикидкам — это из-за того, что ты Даром воспользовался, да ещё и дури влил от души со стра... от неожиданности. А всё ж чувствительное очень — вот и погорело, — вид у меня, судя по всему, был оччень красноречивый, так что Лёха даже вздёрнулся, выпрямился и зачастил: — Но зато мы теперь гораздо точнее очертили круг взаимодействий для детектора твоих, ну этих... порталов! А оборудование мы восстановим, быстро! У нас всё есть, чертежи, датчики запасные, закажем, там парни быстро сделают!

— Ну вы даёте, блин, — обескураженно выдохнул я. — А нельзя защиту какую-то предусмотреть, предохранители там, я не знаю...

— Можно, — коротко глянув на меня и пожевав губами, нехотя ответил учёный. — Только заниматься этим должна группа, в разы больше нашей. И то не гарантия. Кто ж знал, от чего экранироваться надо? Это вообще-то у нас розовая научная мечта — найти, чем ты фонишь во время своего прыжка. Как решим — всё, можно на пенсию смело. Или на пьедестал, памятником. А ты так легко — "предохранитель"... Знал бы, где упасть!

— Соломки, да, я помню, — подхватил я. — И какие планы в итоге?

— Планы... — медленно проговорил Лёха, — планов, пожалуй, никаких. Все в недосыпе жутком, да ещё и стресс нереальный... я народ выгнал спать, короче, — и, видя, что я не понял, пояснил: — Охрана тут у нас запасливая — они себе лишних коек натырили, правда без белья, так Андрей пошёл к завхозу, договорился — мол, ночуем в лабе иногда, набрал всего и побольше. Ну а гэбня днём-то в бегах, по большей части, приютят нас до вечера легко, ну или до утра даже. А завтра пойдём уже на свежую голову разбираться, восстанавливать.

— Но прибор точно работает? И на слабых тоже?

— Точно. Помнишь, тебе Валерик утром сказал, что на нас он не реагирует, но оговорился: "почти"? Так вот это потому, что у двоих всё-таки показывает что-то минимальное. А мы ведь все уверены были, что "пустые", на 100 процентов...

— Кстати, да, — усмехнулся я, вставая. — Вот ты, например, точно одарённый, без всякого прибора могу тебе сказать.

Лёха на это только молча развёл руками.

Оставшись один, после того, как Лёха тоже убрёл спать к охране, я остановился в задумчивости посреди коридора, решая нелёгкий вопрос: что мне делать с известием об удачном тестировании нового прибора. Идти горделиво рапортовать, наверное, не стоит — и виновники торжества дрыхнут все без задних лап, и, действительно, прямо сейчас показать нечего. А вот Потапченко... Ему, по идее, стоило бы шепнуть, хоть неофициально, по секрету — всё какой-никакой, а вклад в отношения, да? К тому же — ну у меня ведь есть отмазка железобетонная: договаривались на помощь с "прокачкой" гильдейских силовиков? Договаривались. Ну и вот он я! Так что, надо идти, а там — как кривая вывезет, если что — съеду влево. Хотелось бы — технично, но тут уж как получится.

Решительно выдернул телефон из кармана... "вне зоны действия сети". Да что ж ты делать-то будешь?! Но переобуваться уж не стану, решил поговорить — и не буду откладывать. Врёшь, от нас так легко не отделаться!

И я нагло прыгнул прямо под двери кабинета Потапченко в научном корпусе.

Тихо как... тут вообще есть кто живой? Что это за нахрен?! У нас народу — и десятой части нет от всей толпы, что должна тут шустрить в круглосуточном режиме, но в нашем корпусе такое кладбище даже ночью не застать! Обязательно кто-то шустрит, чем-то грохочет, ну или пищит хотя бы. В лабе на монитор кто-нибудь краснючими глазами пялится если не круглосуточно, то недалеко от того, а уж охрана — и вовсе бдит 7х24. А тут — тишина. У нас ЧП или не ЧП?

Дверь кабинета Потапченко оказалась предсказуемо закрытой, даже секретаря нет. "Шоб я так жил", — как сказал бы капитан Артемьев. Набрал научного начальника ещё раз — всё равно нету. Ну, что сделать... последняя попытка: прыгнул в главный корпус. Сейчас мы у самого главного и спросим.