— Так пойди займи серебро и можешь заглянуть в мою палатку…

— Ты же прекрасно знаешь, что никто мне не займёт деньги! Зато ты набил полный кошелёк серебра, вот у тебя и займу!

Оба караульных проворонили момент, когда из темноты в свет факела мелькнули две тени. А затем, выскочившие как черти из табакерки, Тигран и Ростос перерезали обоим глотки. Как и было договорено, Тигран потушил факел.

Далее настали несколько минут томительного ожидания, потом факела начали гаснуть в других местах.

— За мной — распорядился гладиатор.

Отряд беспрепятственно проник в лагерь. Единожды пришлось отвлечься, когда один из римских легионеров вышел из своей палатки и решил справить нужду. он выплатил глаза при виде Тиграна, но пикнуть не успел — свалился замертво.

Радиатор схватил один с факелов, освещавших лагерь и оббежав палатку командующего, поджог ее с нескольких сторон. Пожар должен был стать сигналом к выступлению основных сил.

Я понимал, что в нашем лагере присутствуют доносчики римлян. А значит о построении невольников римляне узнают за некоторое время до того, как я подведу свою центурию на позицию атаки. Выход из ситуации я видел в приказе не покидать лагерь. Был введён комендантский час, патрули, а количество часовых было увеличено вдвое. Для обеспечение мер внутренней безопасности, пришлось выделить дополнительно несколько десятков человек. Но это определённо стоило того — мне кровь износу нужен был эффект неожиданности.

Только убедившись, что из нашего лагеря и мышь не проскочит не замеченной, я выдвинулся во главе центурии в сторону римского лагера.

Шли в полной темноте, что ввиду пересечённой местности периодически порождала звуки от спотыкавшихся воинов и мат на разных языках. Будь моя армия несколько больших размеров, и я бы отказался от участия в предстоявшей битве на передке. Но действовать я собирался несколько иначе, здесь не понадобится тактического управления контуберниями.

Приблизившись к лагерю врага, мы взяли его в кольцо, растянув контубернии по диаметру римского укрепления. Ждали около получаса, когда наконец Тигран перешёл к действию и на постах часовых один за другим начали тухнуть факела.

— Приготовиться, — я отдал приказ, переводя бойцов в полную боевую готовность.

Со своей позиции я отчётливо видел, как малая диверсионная группа, засланная в римской лагерь, нейтрализуют часовых и проникают внутрь.

Не прошло и десяти минут, как центре лагеря начала полыхать палатка римского командующего.

— В атаку! — проревел я.

Десятка, возглавленная лично, устав ждать, ринулась в атаку. Следуя нашему примеру, с позиций сорвались остальные контубернии.

Мы передвигались бесшумно, а вот из римского лагеря послышались крики. Вражеские солдаты выбегали из палаток, пытались бороться с пожаром. Угроза возгорания других палаток заставляла римлян действовать неосмотрительно, многие выбегали на улицу даже без оружия и почти голые. А когда сотня моих людей ворвалась в лагерь, у римлян началась паника.

Я приказал по максимуму сохранить жизни тех, кто готов сдаться в плен. Как такового сражения не было. Мы прошлись по лагерю, напирая одновременно со всех сторон, сжимая кольцо. По итогу вооруженное сопротивление успели оказать лишь несколько десятков человек, но те были снесены нашим мощным напором. Бежать не удалось никому, не оказавших сопротивление мы взяли в плен…

Капитуляцию римской когорты прославленных ветеранов, олицетворял никто иной, как градоначальник. Этот толстый мужик решил самолично возглавить подавление восстания рабов. Он наверняка полагал, что для ветеранов с опытом борьбы с восставшими, вылазка станет лёгкой прогулкой. Он ошибался. Пожар заставил перепуганного мужика выбежать полуголым из своей палатки. Вместе с ним выбежали несколько рабов и рабынь, с которыми он устраивал оргию. Теперь, на холоднуом ветру, он смотрел на меня затравленным зверем. Судя по липком ужасу, застывшему в его глазах, он ожидал немедленной казни.

Ожидал, что группа выбравшихся на свободу зверей, какими он видел гладиаторов, растерзают его на куски.

Нет, не он был зачинщиком всего того дерьма, что происходило в Республике. Он был лишь ставленником этих мерзавцев. Пешкой в большой политической игре. Но разгром его сил станет достаточным основанием для того, чтобы в Риме поняли всю полноту угрозы, исходящей от нового восстания.

— Свяжите его, оденьте и проследите за тем, чтобы он не свел счёты с жизнью, этот поросенок нужен мне живым.

Несколько бойцов бросились исполнять распоряжение. А я собрал своих командующих и объяснил, что мы будем делать дальше.

Клиний Арф всю свою сознательную жизнь воспринимал рабов, как этакий источник неприятностей. Вот взять корову — пользы от этих животин немало, но кто-нибудь когда-нибудь слышал, чтобы корова возмущалась и проявляла недовольство? Корми вовремя, ухаживай за ней, и корова долгие годы будет служить своему хозяину. А вот рабы, получая все тоже самое, почему-то высказывали недовольство. От того, самую дохлую корову, Арф предпочитал самому лучшему рабу. Корова не вонзит нож в твою спину, а вот раб — запросто.

Арф считался одним из лучших специалистов в Сицилии по подавлению мятежей невольников. Качество работы Арфа можно было проверить по количеству столбов с казненными смутьянами, развешанных вдоль дорог по всей Сицилии. Арф всегда отличался особой жестокостью в подавлении восстаний и получал удовольствие от расправ. Нет, он не считал себя жестоким человеком, просто играл по тем правилам игры, которые ему предлагались.

Арф понимал, что стоит проявить слабину, как восставшие разорвут его на куски. Чем-то такие люди напоминали Клинию раненых зверей, да и правила, выработанные для подавления восстаний, на протяжении последнего полувека писались кровью его отца и деда. Дед Клиния возглавлял карательный отряд во время первого сицилийского восстания 136 — 132 годов и подчинялся лично ПублиюРупилию. Отец также во главе карательного отряда разбивал остатки сил восставших рабов.

И теперь Клиний был готов перенять знамя своих отца и деда и самолично выкорчевать рабский мятеж. Признаться честно, Арф всю свою жизнь ожидал возможности проявить себя по-настоящему. И вот, наконец, дождался. Арфу было поручено подавить вспыхнувший мятеж невольников. И не просто невольников, а гладиаторов, опаснейших из рабов. Но, в отличие от отца деда, Арфу было вменено руководство двух когорт римских ветеранов. Одна из них уже встала лагерем возле лагеря восставших, а вторую он лично ввёл на воссоединение сил.

Арф не собирался откладывать дело в долгий ящик и утром намеревался провести штурм укрепление невольников.

Единственное, чего боялся опытный воин — не оправдать возложенных на него надежд. Поэтому штурм должен бытьпроведён незамедлительно.

Эти мысли посещали римлянина, когда перед его взглядом предстал лагерь союзников — первой когорты мобилизованных ветеранов. Он смотрел на лагерь, сидя верхом на коне.

— Заходим, — Арф зычно отдал команду центурионам.

Те заорали, командуя своим ветеранам. Когорта Клиния на рассвете зашла в лагерь, где их встречали несколько братьев римлян. Один из них, совсем еще молодой человек, одетый в белоснежную тогу, вскинул руку в римском приветствии.

— Клиний Арф, — расплылся в улыбке он, — Наслышан о подвигах ваших предков! Их слава гремела на весь Рим! Полагаю, что привлечь вас для подавления восстания — лучшая идея из возможных.

Клинию сразу понравился этот молодой человек. Он любил, когда его заслугам и заслугам его предков отдают должное. Однако, Арф был бы куда более доволен, встречай его лично командующий, а не какой-то пацан. Но Клинийпредположил, что тот в столь раньше час и в столь преклонном возрасте, решил дать своему организму отдохнуть. Ровно, как и дал отдохнуть своим солдатам. С одной стороны, похвальное решение, потому, что впереди солдатом предстоит много тяжелой работы.