Только в три ночи мы прибыли в дачный посёлок к югу от Читы. Слава уже был с нами, мало ли, вдруг против нас отправят кого-нибудь посерьёзнее, и придётся отстреливаться. За городом будет уже не до разговоров, стрелять придётся на поражение.

Дачный посёлок зимой был необитаем. Да и судя по его плачевному состоянию, летом здесь тоже было не особо людно. Заборы давно поломались, редкие постройки разрушены. Юлия подробно описала нужную дачу, она была здесь в детстве. Правда, она не учитывала, что маленькая избушка совсем развалилась от старости за столько-то лет.

Двери в халупу не было, внутри только мусор, засохшая трава, ещё летом проросшая через сгнившие половицы, и старые часы с кукушкой, разломанные на две части. Хлам, будто здесь никого не было уже много лет. Но это маскировка, Револьд был здесь недавно. Слишком уж искусственно здесь лежит мусор такой кучей.

— Я проверю, — сказал Денис, заходя первым.

Я его пропустил, у бывшего капитана ВДВ больше боевого опыта, сможет найти растяжку. Но Револьд, похоже, и правда думал, что его внучка может приехать сюда без него, поэтому никаких ловушек не оставил.

Пришлось поискать, но мы нашли две относительно свежие доски в углу, недавно прибитые гвоздями, а отодрав их монтировкой, взятой из машины, нашли чёрный стальной ящик длиной около метра. Под ним ещё два таких же. Вот и тот самый архив ветерана КГБ? Похоже на то. Немало он накопил, но главное, чтобы это пригодилось.

Ящик был заперт, но замочек совсем слабый, какими запирали почтовые ящики. Машуков проверил, что и там нет никаких проводков, и мы его сломали той же монтировкой.

Я заглянул внутрь. Слава полез с другой стороны мне посветить и чихнул.

— Ну и бумаг тут, — он потёр нос.

Да, ящик был доверху набит картонными папками с делами. Остальные два ящика тоже, но там на бумагах очень толстый слой пыли, будто Револьд не вскрывал его с советских времён. А вот верхний выглядел так, будто кто-то недавно перебирал все эти стопки.

На каждой папке аккуратные надписи твёрдым почерком с именами и фамилиями, каждое дело пронумеровано. Я вскрыл одну из самых свежих, на которой было написано «Сергей Воронов. Пр. Ворон».

Внутри чёрно-белое фото мужчины в телогрейке с таким большим носом, что он походил на молодого Бен Ладена. Но бумаг мало, только копия судебного протокола, справка об освобождении, и всё. То ли и было мало, то ли кто-то это всё вытащил.

Но этого мужика я знал, правда, он уже давно покойный.

— Это же Ворон с пивзавода, — шепнул Слава, светя мне фонариком из-за плеча. — Только молодой здесь ещё, и ничего тут нет. Хотя какая разница? Он же в прошлом году сдох, его Череп привалил.

Я взял следующую папку. Борис Кобылкин, прозвище Бармалей. Ничего мне это не сказало, но папка внушительная. На фото был изображён толстомордый мужик с маленьким носом и сломанными борцовскими ушами. Этого я не знал, но сейчас он должен быть старше.

— Бармалей и сорок разбойников, — Слава усмехнулся.

— Али-баба и сорок разбойников, — поправил я.

— Блин, точно! Только Ковалю не говори, засмеёт.

Вот и ещё папка, без пыли, будто её листали совсем недавно, и тесёмки развязаны. Ага, уже лучше. «Эдуард Волгин. Пр. Эдик», на фото ещё молодой.

В ней бумаги есть, так что её я и отложил. Полистаю потом, узнаю, что там есть на Эдика, пригодится всё.

А вот, то, что я искал. «Виктор Маградзе. Пр. Витя Батумский». на фото ему будто лет шестнадцать, но взгляд узнаваемый. Тот самый человек, с которым я разговаривал в ресторане.

Тесёмки на папке завязаны так плотно, что пришлось их разрезать. Пыльные бумаги едва не рассыпались, толстую пачку не подшили, а просто вложили в дело.

Я взял один лист, написанный от руки, и вчитался в твёрдый почерк, такой же, каким были сделаны надписи на обложках. Неужели… Да, оно. То, что нужно.

Это не просто бомба, это даже сильнее. Это его уничтожит, если он не захочет нам помогать.

Эти протоколы я покажу Латыпову, а вот остальной архив старого Револьда заберу себе. Никогда не знаешь, когда такое может пригодиться.

— Вот ты и попался, Витя Батумский, — сказал я, складывая листы в папку. — Теперь ты расскажешь всё. Погнали парни. Он наш.

Я отложил папки с делами Вити Батумского и Эдика отдельно, а остальное мы перетащили в просторный багажник Паджеро, все три металлических ящика с компроматом. Пусть большинство из тех, кто упомянут в бумагах, давно мертвы, я был уверен, что много чего найду и на живых.

— Это всё в ФСБ увозить? — спросил Денис Машуков, захлопывая заднюю дверь.

— Нет, — я помотал головой. — Пригодится нам, мало ли что будет завтра.

— Ты хочешь сразу к Батумскому поехать? — он удивился.

Было бы неплохо самому держать Витю Батумского на крючке, но это вряд ли выйдет, ему проще будет нас убить при первой возможности. Да, могу отдать бумагу другому вору, и тогда Вите конец. Но тогда он так и не скажет, кто работает с приезжими, и смысла от всех моих действий этой ночью не будет никакого.

Нет, надо сделать так, чтобы он даже не помышлял мне навредить, а для этого есть только один способ.

— Нет, он просто-напросто нас грохнет, — сказал я. — Отдам его чекистам, чтобы они помогли мне с Горбанем. А пока… Слава, посвети, кажется, это оно.

Я открыл папку Эдика и глянул несколько бумаг. Сразу увидел копию расписки, где молодой заключённый Волгин, который ещё не стал вором в законе, обязался работать с органами госбезопасности. Принимал расписку лейтенант Т. Ф. Горбань. Скорее всего, оригинал у него, раз он так уверенно командует, но хватит и копии, чтобы посеять смуту.

Возможно, здесь есть и другие полезные расписки, но даже на беглое изучение всего уйдёт несколько часов, которых у меня не было.

— Короче, парни, — я протянул лист Славе. — Слава, ты езжай в Новозаводск, Денис, ты с ним.

— А ты? — спросил Машуков.

— Не пропаду, утром вызову Артёма. Там ещё будет старая гвардия Ремезова, прикроют. Слава, тебе надо отдать эту бумажку Жене, пусть он кошмарит Эдика и Черепа, а тебе я уже говорил, кого надо найти и что с этим делать. А ты, Денис, отвечаешь за комбинат и прикрываешь парней. И листай бумаги, как будет время, держи меня в курсе, что найдёшь интересного. Чем больше будем знать про местную братву, тем лучше.

— Понял, — Денис кивнул.

Слава осторожно сложил листок и убрал в карман куртки. Не хотелось их отпускать, но в Новозаводске может быть жарко, а я как-нибудь вывернусь.

— Если остановит ГАИ, денег не жалей, — я сунул ему все свои наличные, какие были при себе. — И на поиски трать сколько надо. Возьми у Жени, если будет нужно, я потом ему всё возмещу.

— Ладно, Волк, удачи. Лучше бы нам с тобой.

— Тут вопросы решим, а там будет жёстко. Готовьтесь.

Парни пожали мне руку на прощание, и я поехал в сторону Читы с компроматом на Витю Батумского. Ехать к нему напрямую опасно, так что надо провести подготовительную работу, чтобы он не только не пытался меня завалить, а вообще пылинки сдувал, чтобы со мной ничего не случилось. Для этого мне пригодятся люди Ремезова и сам Латыпов, который меня ждал.

Около четырёх утра я постучался к нему в дверь. С той стороны сначала раздалось мяуканье, потом тяжёлый кашель старого комитетчика.

Латыпов, уже одетый в чёрный деловой костюм, открыл дверь. На его глазах большие очки, настолько мощные, что зрачки глаз казались очень большими. Вид бодрый, хотя в его возрасте работать по ночам сложно.

— Он наш, — сказал я. — За такое его не только раскоронуют, а вообще закопают. Хорошо, что Горбань про это не знает, а то бы Батумский перед ним вприсядку бы танцевал, чтобы угодить.

Латыпов отпихнул ногой кошку, чтобы не выскочила в подъезд, и взял лист, который я ему протянул. В папке оставались ещё документы, но этот был самый важный.

— Отлично, — проговорил он, одобрительно качая головой. — А дальше мы сами всё изучим, что там ещё есть, — он протянул руку за папкой. — Можешь отдыхать. Другие материалы тоже привези, пригодятся. Наверняка у Револьда ещё много чего было.