— Вы что? — возмущался он. — Мы же всё обговорили с…

— Сидеть!

Пожилого грубо посадили на ближайший стул, ударили кого-то из охранников гостей. В зале становилось всё громче и громче, все говорили одновременно, крича о связях и должностях, но омоновцы осаживали всех быстро.

— Я депутат Законодательного собрания! — верещал красный от выпитого Мещеряков, копаясь в карманах. — Вы не имеете права выкручивать мне руки…

— Документы есть? Нет! Пакуем его, потом разберёмся, — распорядился усатый опер в потёртом сером пиджаке. — Везём в отделение для установления личности!

Что-то мне кажется, что личность установить у них с первого раза не выйдет, и депутату придётся посидеть в обезьяннике. Мелкая подлость.

Но это странно, потом же к ним нагрянет прокуратура для проверки. Не так-то просто засадить депутата, как мне рассказывал Крюков. Этот опер или слишком храбрый, или слишком глупый, или кое-кто влиятельный приказал ему так сделать.

Опер направился ко мне, отдав распоряжение и не обращая внимание на вопли Мещерякова. Два омоновца взяли депутата Заксобрания под руки и потащили к выходу, а Мещеряков яростно орал и пытался вырваться. Кто-то случайно наступил ему на пятку, и одинокий кожаный туфель слетел и остался лежать на полу.

Ну теперь я уверен, что это генерал Горностаев решил показать свою власть. Вламывается на закрытое мероприятие и даже задерживает депутата. Значит, настолько уверен в себе, раз так рискует.

Хотя из-за таких денег он может пойти на всё. Ну или у генерала есть ещё какой-то козырь в виде компромата на Мещерякова, кто знает, вот и наглеет. Странно это всё.

Но понятно, что это показ сил. Вот только неужели это представление лично для меня? Генерал хочет показать, что он здесь всесилен и может действовать так, как захочет, а заодно помешать нашему знакомству с Мещеряковым и бывшими военными.

Впрочем, Горностаев себе же сделал хуже, ведь Мещеряков скоро выйдет на волю, и он будет очень зол. Тогда с ним будет проще найти общий язык.

— Максим Волков? — спросил подошедший ко мне опер и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Прошу за мной, с вами хотят поговорить. Остальных пакуем.

— Во чё нашёл! — второй опер, рыжий, в коричневом пиджаке, как фокусник провёл рукой рядом со Славой, будто залез ему в карман. И как у фокусника, в руке у него оказался маленький бумажный свёрток. — А это у нас чё такое? Да тут ещё есть! Где понятые?

Снаружи милиции тоже было немало. Среди дорогих машин гостей сорванного мероприятия стояли два автобуса с надписью «ОМОН», серые уазики с синей полоской, на которой было написано «Милиция», служебные шестёрки и одна чёрная Волга с выключенной мигалкой.

Но нет ни одного автозака, значит, массовых арестов не планировалось или всех, кого нужно, собирались паковать в уазики.

— Вам туда, — показал на Волгу опер, который сопровождал меня, и сам открыл в ней дверь, но не для того, чтобы я сел, а чтобы со мной поговорил пассажир, сидящий внутри.

Не особо мне хотелось говорить с этим седым мужиком, но у Славы большие проблемы и так легко его не вытащить. С дурью он не связывался никогда, да и любому ясно, что травка не его и тот пакетик ему подкинули. Причём сработали грубо, только для того, чтобы выдвинуть мне условия. А что со Славой будет дальше, зависит от того, как мы договоримся.

Вот только зря они так сделали, ведь с каждым таким шагом они сами закапывают себя всё глубже. Но и этот генерал опасный, стоит ему сказать всего одно слово, и меня закроют по какому-нибудь поводу, а из СИЗО я уже могу и не выйти живым. Ну а то, что он меня туда легко засадит без лишней волокиты, я не сомневался, у генерала для этого достаточно влияния.

Горбань в своё время пожадничал, вредный хапуга решил заполучить лично себе акции и машину, поэтому дал мне время до утра, что его и погубило. Клюнет ли на это генерал, если я буду хитрить?

Увидим. Сейчас одной ночью не обойтись, надо минимум неделю или того больше. Буду её выбивать. А как его напугать, ведь он-то явно понимает, что я не смогу сорвать открытие комбината и как-то помешать им ограбить его. Значит, надо пугать деньгами, вернее, тем, что кто-то более влиятельный их у него отберёт, если не я. Вот только кто? Я начал очень быстро придумывать и отметать варианты…

Генерал Горностаев, а это мог быть только он, смотрел на меня усталым взглядом. Лицо красное, под глазами огромные мешки. Одет он был в серый генеральский китель и брюки с широкими красными лампасами.

— Ты, значит, Волков? — сипло спросил он. — Слушай сюда, значит, Волков, говорю один раз…

— Товарищ генерал, давно хотел с вами познакомиться, — прервал его я, начиная следовать своему плану. — Мне вас только показывали, но лично мы с вами не говорили. Хотелось бы обсудить дела.

— Какие дела? — не привыкший к тому, что его перебивают, Горностаев сбился с мысли и свирепо на меня посмотрел.

— Ну так мы раньше охраняли комбинат там, а вы здесь. Почти коллеги.

— И к чему ты…

— Мы же деловые люди, товарищ генерал, — я наклонился к машине ближе. — Холдинг здесь, комбинат там. Здесь Питер, большой город, вы здесь главный, но территория комбината для вас неизведанная, там много всяких проблем со стороны местных. Вот я и хотел обсудить взаимовыгодные условия…

— Ты меня не перебивай! — вспылил он и сжал кулаки. — Тебе один раз говорю! И без твоих этих угроз, как ты запуск комбината сорвёшь и производством остановишь. Не сорвёшь, не сможешь, ты меня этим на понт не возьмёшь. Завтра организовываешь мне встречу с Вишневскими, и чтобы на ней они не вы***сь и делали то, что им говорят. Они тебя послушают. Подумай, как это лучше сделать… а что тебе думалось сегодня получше, эту ночь ты проведёшь…

— На комбинат наехал губернатор, — сказал я, выдумывая на ходу, и генерал тут же замолчал. — Прознал про какие-то инвестиции, захотел их отнять. И перед ним сейчас большая дилемма. С одной стороны, работающий комбинат — это плюс ему перед выборами, мол, безработицу сокращает, да и меньше будет деньги в Москве клянчить. С другой — эти деньги-то, с инвестиций, ему в карман могут пойти, а не в бюджет, да и особняк в Греции сам себя не построит. Я только начал над этим работать, нашёл как на него повлиять, чтобы он не лез к нам до самых выборов, но тут такое началось в Питере, сами знаете. Так что всё на паузе.

— И чё ты предлагаешь?

Клюнул! Точно клюнул, даже взгляд изменился. С одной стороны, он мне не доверяет, с другой — риск потерять деньги очень большой, ведь губернатор на другом конце страны цель для питерского генерала почти недосягаемая. Ладно бы он работал в министерстве, а так… он даже вряд ли знает, кто сейчас в Читинской области губернатор.

Если буду продолжать в том же духе, придётся генералу согласиться со мной и отвалить на время. Даже несколько дней может нам хватить, чтобы отбиться от него.

— Чтобы что-то предлагать, — я нагло сел к нему в машину. — Мне нужно быть уверенным в завтрашнем дне. А какая может быть уверенность, если меня здесь закрыть могут, а против моих людей уже дело шьют? Да и старые договорённости уйти могут, пока я не в Чите, а в Питере.

— Не Питер, а Петербург, — поправил меня генерал. — Понаедут тут.

— Я там много кого знаю, — продолжил я. — Из политиков, из его замов, из братвы, даже с местным смотрящим встречался. И они все меня знают. Отбиться-то смогу, есть у меня варианты на такой случай, я готовился, но… — я сделал паузу. — Какой мне смысл заниматься этим, если Вишневские сдадут холдинг вам, и контракт со мной разорвут, и всё остальные договорённости исчезнут? Мне нужны гарантии, а вы, как я слышал, деловой человек. Да и действовать надо сразу, а не потом, или упустим время.

— И сколько надо времени?

— Думаю, хватит недели, — я сделал вид, будто глубоко задумался. — Его сейчас Вишневские морозят обещаниями, он ждёт запуска, а то бы уже натравил налоговую полицию и ментов, или вообще, обратился бы в прокуратуру и суд, чтобы пересмотреть итоги приватизации. Пока он сидит, но скоро начнёт подозревать неладное. Но если вы меня закроете… потом его оттуда даже пушками не выбить, он из этого комбината все соки выпьет.