И — о, чудо! Глаза напротив разом пыхнули тем самым, уже хорошо мне знакомым маньячистым огоньком.

“Термос” встретил уже знакомым ярким бестеневым светом. Я, входя, поморщился, но вариантов немного — присел на стул, пока Либанов запирался и включал приборы на закрытой стойке в углу. Всё бы ничего, но в какой-то момент и без того давящая атмосфера будто качнулась вся целиком, а мгновением позже у меня возникло ощущение, что комната мелко и противно завибрировала.

— Ого… — озадаченно проговорил я. — Это что за новшество?!

Либанов поднял голову.

— Это ты о чём? А, это? — он описал указательным пальцем круг по контуру потолка. — Ну, это то самое. Не прикидывайся, я ж рассказывал!

— Что мы как бы не совсем тут? Это да, но я про другое. Пищит что?!

— А, ты про это. Ну да, есть такой эффект. Побочный. Здоровью не вредит. Не обращай внимания, быстро привыкнешь.

— Ничего себе — “привыкнешь”... — я потёр пальцами виски.

— Если в прошлый раз даже не заметил, то точно привыкнешь, — уверил меня завлаб, потом отлип от своей стойки и плюхнулся на стул напротив.

Я прикрыл глаза и сосредоточился, пытаясь увидеть тот квази-портал, который, по идее, и должен нас так надёжно скрывать от любого возможного внимания со стороны. Однако, зацепиться не получилось! Тот самый всплеск, который я так надёжно фиксировал при работе оборудования для Телепорта, тут вроде и существовал, мерцал неровным зыбким светом где-то на периферии поля зрения, но при попытке “повернуться” в ту сторону сбегал, уворачивался, словно невероятно динамичный боксёр. Я уж совсем было собрался открыть глаза и завести разговор о том, ради чего мы сюда пришли, но, спохватившись, осторожно потянулся вверх — туда, где, по идее, должен был болтаться мой “якорь”. Пробьюсь через “термос”? Пробился.

Я уже несколько дней постоянно возвращался к одному и тому же камню, висевшему, видимо, на геостационарной орбите — ну, насколько я это дело понимаю. Конечно, орбита вполне могла формально геостационарной и не быть, но эта каменюка (по моим интуитивным прикидкам — где-то с баскетбольный мяч размером) была единственным объектом, который я неизменно находил там, “вверху”. Я боялся притрагиваться к нему, и, уж тем более, толкать в какие-то окна — упаси, Боже! Ищи потом другой по всему космосу… да ещё и не факт, что такой удобный вообще найдётся. Так что, гладил, будто раскалённую печку: подносишь раскрытые ладони, близко, близко, ближе… ой! не так близко.

Услышав нетерпеливое кряхтенье Либанова, я очнулся, открыл глаза и — снова ощутил назойливый зуд проклятой аппаратуры. Поморщившись, спросил:

— А музыки тут никакой нет? Может, не так давить на мозги будет…

— Почему нет? Всё есть, не вопрос.

Либанов, не вставая, опасно склонился со стула набок, выловил из беспорядка на журнальном столе пульт от какого-то девайса, потыкал в кнопки — вуаля, заиграло. Хрень какая-то симфоническая — и кто только выбирал, интересно мне? Сам-то Либанов вроде в таком не замечен. Я повертел головой, пытаясь понять, где конкретно расположены замаскированные колонки, но не преуспел. Пришлось забить.

Либанов сидел напротив меня, но не рядом, так что, пришлось наклониться к нему. Он, видимо, ждал чего-то такого, потому как с готовностью согнулся в мою сторону тоже, да так активно, что мы едва не столкнулись головами. Это предсказуемо ввергло нас обоих в нервный смех — ещё пять минут коту под хвост!

Кое-как успокоившись и вытерев слёзы, мы с преувеличенной аккуратностью поставили стулья бок о бок и лицом друг к другу, чтоб особенно не наклоняться, но при этом сидеть почти вплотную.

— Вот это хорошо получилось, кстати, — чуть ли не в самое ухо резюмировал Либанов удовлетворённо. — В принципе, вот так, вплотную, да с музыкой на фоне, можно и прямо в лабе говорить, наверное — сомневаюсь я, что бывают микрофоны с такой чувствительностью, чтоб хоть слово разобрать.

— Ну — сейчас нам в лабе делать нечего… А на будущее — запоминай, — согласился я. — Короче, дело такое…

И я рассказал всё, чем развлекался на досуге в последние недели. Про водопады, камни, окна, космос, выложил все свои идеи по управлению удалёнными космическими телами, про очистку от космического мусора, про возможность скидывать ядерные отходы прямо на Солнце… ну, или почти прямо. Либанов сосредоточенно молчал, не проронив за весь мой монолог ни единого слова, я даже засомневался — он не спит там? Однако, стоило мне наклониться, чтобы взглянуть ему в глаза, он отрицательно помотал головой: мол, проверять не надо, я внимательно слушаю. Но порыв меня уже покинул, ничего нового в голову больше не лезло, так что я тоже замолчал и уставился на него требовательно: твоя очередь.

Отвечать Андрей не торопился, совершенно спокойно глядя на меня. Ещё ведь и сидит так расслабленно, зараза, на спинку стула откинулся, всё хорошо у него! А я изогнулся буквой зю, чтоб в глаза ему смотреть а не в стену мимо! Нет, всё-таки, не очень это удачная позиция, кому-то обязательно неудобно будет. Надо думать ещё.

О! Отмер:

— Ты же понимаешь, что это всё идеи очень разные? По степени… м-м-м, опасности, что ли, пусть так будет. К примеру, про камни на орбите — ты это к чему вообще? Ну вот даже, допустим, научились мы с этим делать что-то, куда-то их ронять. Какое ты видишь развитие у этого сетапа?

Я только молча пожал плечами, на что Либанов удовлетворённо кивнул и выдал наставительным тоном:

— Поэтому, очень надеюсь, что болтать раньше времени мы об этом не станем. Ведь не станем же? — и повернулся сам, заглядывая мне в глаза.

Очень захотелось врезать от души. Тоже мне, умник выискался!

Но Андрей вдруг добавил каким-то заискивающим тоном:

— Просто это такое слово… хрен поймаешь, если вылетит. Ещё и эти заседатели вчерашние ооновские… у нас же сейчас все кипят, все на нервах! Вот мамой клянусь, стоит только нам заикнуться про что-то такое — моментом заставят всё бросить, будут стоять за спиной и канючить круглосуточно: “ну когда?!”. А как только сделаем — сразу применят! И только потом кто-нибудь соизволит подумать. И то не факт. Вспомни Хиросиму!

— То есть, предлагаешь запереть идею в тёмный пыльный чулан? — тихо спросил его я.

— Да ты что?! — он аж отшатнулся. — Наоборот! Срочно делать! Срочно пробовать! Это самое важное сейчас. Нахрен мусор, нахрен транспорт, хоть земной, хоть космический. Оружие! Это сейчас важнее всего.

Он, в порыве чувств, вскочил со стула и сделал несколько кругов по комнате нервным шагом. Потом резко сел — даже стул скрипнул жалобно, даром, что из массива сделан, наклонился ко мне и зашептал в ухо:

— Предлагаю сделать, но никому пока не показывать. Чтоб если что, самим и применить! Без вот этой волокиты, политиканства и прочего. А то с этих станется по городу влупить какому-нибудь!

— Ха! А ты куда хочешь? — я, признаться, опешил: не ожидал от нашего “главмозга” такой кровожадности. Ведь ничего ещё нет, а он уже цели подбирает!

— Я? — Либанов выдохнул, откинулся на спинку и проговорил одними губами: — Ты меня знаешь, я никуда не хочу. Я человек мирный. Потому и не готов кому-то постороннему отдавать, чтоб если уж припрёт, так долбануть самостоятельно. И без лишних жертв, в угоду телекартинке! Но доходчиво! Пустыню какую-нибудь подберём, к примеру… в Неваде. Или где там они свои ядерные испытания проводят? Ещё и в нарушении договора о запрете можно будет обвинить — и пусть изворачиваются!

Я тоже откинулся на спинку — устал сидеть в скрюченной позе.

— Сдаётся мне, мы делим шкуру неубитого медведя.