– Настоящей? – Эдвина интуитивно дёрнулась, но безуспешно: верёвки держали крепко и за время нашего разговора, увы, никуда не делись. – Тётя… о чём это она?

– Ты ей не рассказала? – Шанетт опустилась перед девочкой на колени и состроила гримасу, лишь отдалённо напоминающую сочувствие и жалость. – Бедная, бедная Эдвина. Твои опекуны ни во что тебя не ставят. Ни прошлая Раннвей, ни эта.

– Я тебе потом всё объясню. Мы с Эндером, – шепнула я девочке.

– Потом? – Моё заявление Флеминг явно развеселило. – Разве ты ещё не поняла? Не будет никакого «потом». Никакого завтра и счастливого будущего. Для вас всё закончится сегодня.

– Хорошо бы уже сейчас, – оглядываясь на искажённых, нервно заметил похититель.

Чертыхнувшись в мыслях, я поспешила спросить:

– Вы с Гиллеаном вместе собирались провести обряд?

Не отрывая от Эдвины пристального взгляда, взгляда, под которым девочка вся сжалась, Шанетт сказала:

– Гиллеан не верил в легенду о сокровище, а если даже и допускал, что такое возможно, не хотел рисковать. Всё, что его волновало, – это бизнес. На магию ему было плевать и, наверное, его можно понять. Зачем проводить древний и, возможно, опасный обряд, когда у тебя и так всё есть. Ну или почти всё… Родингеров, всех до единого, всегда интересовала только материальная выгода. Деньги, земли, месторождения огненной крови. Рабы, в конце концов. Всё, что можно продать подороже. Пока он создавал свою империю, я жила в его тени и обзаводилась полезными знакомствами. Это он представил мне Доуна, – она скосила взгляд на мрачно молчащего преступника. – И он же согласился обратить на меня внимание королевы. Девочкой я мечтала о роли фрейлины, о весёлой жизни при дворе, но родители посчитали, что мне куда больше пойдёт роль жены и матери. – Драконица с искренним отвращением скривилась, после чего добавила: – К счастью, второго пока не случилось, а с первым я уже свыклась.

– Лейф знает о твоих грандиозных планах?

– Разумеется. Мы же одно целое! – весело отозвалась Флеминг. – Хоть он и не в восторге от моих прожектов. Увы. Лейф труслив, малодушен и, к счастью для меня, привык пресмыкаться перед более сильными. Именно эти качества и сделали нас крепкой парой. В мире, где правят мужчины, женщине очень сложно заставить других воспринимать себя всерьёз. Даже драконице. Особенно драконице с репутацией пустоголовой модницы, интересующейся только столичными сплетнями и новомодными курортами. Тут-то муж мне и пригодился. Все мои контакты проходили через него. Я предпочитала до последнего оставаться в тени.

Больше я Флеминг не перебивала, слушала внимательно, и кусочки мозаики наконец сложились в чудовищную картину, которую Шанетт Флеминг писала не один год. И всё ради того, чтобы сегодня оказаться здесь вместе с Эдвиной, а в будущем – на кармарском троне.

– Корделия возненавидела мужа за бесконечные попытки её обрюхатить. Даже заболев (с подачи её величества, разумеется), Вильхельм не оставлял попыток заиметь наследника. Королева продолжала успешно беременеть и не менее успешно теряла детей. Может, её тело отвергало ненавистное, прорастающее в ней семя, а может, она просто не способна выносить ребёнка… Как бы там ни было, Гиллеан поделился с ней одним интересным заклинанием, медленно убивающим нашего монарха. К сожалению, слишком медленно. Вильхельм оказался живуч, а королева слишком труслива, чтобы перейти к более решительным действиям. Когда Родингера арестовали, она испугалась, что тот попытается выторговать помилование и раскроет все её грязные секретики. Вильхельм привык её слушать, ну прямо как меня мой Лейф, поэтому Гиллеана расстреляли, ни в чём толком не разобравшись. Король решил, что это с подачи Родингеров в королевстве назревал заговор. На самом же деле Родингер был всего лишь посредником, через которого велась переписка между правителем Вокрэйна и нашей королевой. Корделия искренне верит, что жизнь этой девочки, – она опустила на Эдвину взгляд, – я подарю ей. А когда поймёт, что её обыграли, будет уже поздно. Уже сегодня Вильхельм узнает о том, что любимая жена его медленно убивает, и поспешит с ней поквитаться. Мне лишь останется подвинуть с трона немощного старика. С поддержкой Вокрэйна и моими новыми способностями это будет несложно. И нескольких дней не пройдёт, как Кармар преклонится перед единственной в мире Перерождённой! Настоящей драконицей!

Казалось, ещё немного и Шанетт лопнет. От гордости, от осознания собственной значимости, хитрости и непревзойдённости. Я была бы не против, если бы это случилось по-настоящему, а не фигурально. Увы, лопасться и исчезать из этого мира Флеминг не собиралась. Но продолжала с увлечением рассказывать, что явно не нравилось её подельнику и искажённым. Те смотрели на нас с таким видом, словно мечтали скорее сожрать. Тени пока что не приближались, как будто намеренно таясь во тьме каменного зала.

– Когда Гиллеан представил меня её величеству, я уже была невестой Лейфа, – рассказывала Флеминг. – Моё время во дворце оказалось коротким, но очень плодотворным. Я узнала об истоках странного недуга короля, о том, что из-за этого Корделия делала всё возможное, чтобы Вильхельм закрывал глаза на маленькие и не очень «шалости» Родингеров. Я сумела с ней подужиться и заразить её идеей поисков загадочного сокровища. Дальше оказалось просто. Покровительство королевы дало ещё больше возможностей и открыло даже те двери, которые не мог или же не хотел открывать передо мной Гиллеан.

Шанетт продолжала говорить, мы с Эдвиной с ужасом слушали. Искажённые «рождались», если так можно выразиться, надев маску и приняв яд, который Флеминг с елейной улыбочкой назвала лекарством. Дрянь! Одних людей ублюдки калечили, прибегая к обману: сулили магические дары и горы золота, безбедную беззаботную жизнь; других обращали насильно. Так и случилось с Лувисом Келлером, случайно попавшим в поле зрения этой драконьей мерзости.

– Увидев тебя вместе с Эндером спустя столько лет, Лейф запаниковал. Он боялся, что ты расскажешь о ритуале, на который, между прочим, сама подписалась, и о нашем в нём участии. О том, что мы тебя тогда просто выбросили. С другой стороны, а что нам оставалось? – Флеминг безразлично пожала плечами. – Ты была мертвее любого покойника, и ни нам с Лейфом, ни Вольмару не хотелось, чтобы кто-то, например, Делагарди, решил, что его жена погибла с нашей подачи. К тому же никто не должен был узнать о масках и лекарстве… Тогда, на борту дирижабля, я собиралась сначала с тобой поговорить. Понять, где ты всё это время была, что помнишь о той ночи и собираешься ли раскрывать свой хорошенький ротик. Но мой трусливый муж решил, что будет лучше не разговоры вести, а действовать. И превратил Келлера в нашу убийственную марионтетку. Но тебе повезло. Эндер успел прежде, чем искажённый свернул твою тонкую шейку.

– Убийство лордов и того ультора, Хильмара Стенбока, – тоже твоих рук дело? – спросила я, когда Шанетт примолкла.

– Лорды – это от Родингера. Гиллеан просто убирал тех, кто мешал ему налаживать дела в Кармаре. Что же касается Стенбока… В прошлом этот ультор был напарником Нильса Польмана. Твой отец, Эдвина, – с каким-то садистским удовлетворением обратилась к девочке стерва, – вляпался в раследование, которое вести не должен был. Он заинтересовался искажёнными и сумел выйти на Родингера. Но у милого Нильса не было доказательств. А выступать против главы Высокого дома без доказательств может быть чревато. Гиллеан не стал дожилаться, пока Польман начнёт доставлять настоящие проблемы, и быстро с ним разобрался. К сожалению, погибла и твоя мама. К счастью, тебя в ночь пожара с ними не было, иначе бы я осталась без своего сокровища. Без тебя, дорогая.

Я не была эмпатом, но даже без этого дара смогла ощутить боль и ярость, накрывшие Эдвину. Она побледнела настолько, что и сама уже могла сойти за искажённую. Не будь на девочке блокирующего магию браслета, который должны были снять перед самым началом состязаний, и, боюсь, Шанетт бы уже активно занималась ритуальным самосожжением.