— Избалуется ещё. Хвалить людей нельзя, испортятся.

Он ушёл, обойдя по дуге Кирилла, который держал в руках видеокамеру, снимая застолье. Я думал, ему будет скучно находиться без ровесников среди пьяных дядек и тёток, но брату так нравилось снимать, что он не обращал на это внимание. Ещё бы, тогда же видеокамера была очень дорогой штуковиной, чтобы так запросто ей пользоваться, а до телефонов с камерами было ещё долго. Да и неплохо у него получалось, когда его просили снять что-нибудь раньше.

Парни заржали чуть ли не хором, когда из колонок запел Сектор Газа:

— Тёща моя, злая свинья…

Громче всех ржал тесть Руслана, поглядывая на свою жену, а вот отчим лично подошёл к технику, чтобы вырубить музыку, а потом кого-то заругал. У Сектора Газа была ещё одна песня про свадьбу, но, как мне кажется, она ещё не вышла, а то бы включили и её.

Плавно переходили к конкурсам, а в ресторан прибыли ещё гости. Сначала прибыл Старый, но бригадир пивзавода работал с этой точкой, так что быстро скрылся в подсобных помещениях. В зале ему делать было нечего, раз всё спокойно.

А вот следом за ним приехал БМВ Крюкова, на котором теперь ездил Студент. Сам он, одетый в новенький костюм с иголочки, вошёл в зал и сразу направился к жениху.

— Короче, Ермак, — он усмехнулся и достал из пиджака конверт. — Чтобы всё путём у тебя было, ха! Не бухай, да это, бабло зарабатывай. И детей побольше. Ну и чё там ещё, короче, сам знаешь! Удачи, братан!

Студент протянул Руслану конверт, пожал ему руку и начал оглядываться в зале. Я поднял руку, чтобы он меня заметил, и Ваня сразу прошёл ко мне за стол.

— Здарова, Волк, — он плюхнулся рядом. — Слушай, а ты как смотрящего напряг, чтобы он за тебя вписался?

— Ты о чём?

— Да я же слышал, что Витя Батумский звонил этим фраерам на севере области, чтобы они с твоей точки сдриснули подальше.

— У меня много знакомых, и говорить с ними умею. Тебе Иваныч сказал? Как он там?

— А, депутатствует, — Ваня налил себе компота из графина, спиртное он пил крайне редко. — Всё серьёзно и официально.

— А сам-то не хочешь стать депутатом? — я усмехнулся. — Куда-нибудь в Госдуму пробиться?

— Я? — он засмеялся. — Ха, да я ж бандит!

— Ваня, кого это хоть когда-то останавливало?

Ваня захохотал ещё громче и ударил кулаком по столу. В зале раздался протяжный свист, когда тамада взяла микрофон, а он зафонил.

— Ты меня видеть хотел, — Студент стал серьёзнее. — Говорил, какой-то базар, но не по телефону.

— Да, давай сейчас обсудим. Когда я был в Чите, ко мне подходил Мишаня Дунаев с рынка.

— И чё ему надо?

В зале раздался смех, когда собирали две команды на конкурс. Своебразный футбол, где надо было загнать под стул спичечный коробок, но не ногами, а картошкой, которую привязали между ног каждому участнику.

— Хочет с тобой поговорить, — сказал я.

— Он же меня грохнуть хотел! — возмутился Студент.

— Я ему тоже самое сказал. Но у него сейчас выбор — или договориться с пивзаводом, или их подомнёт под себя Череп. А что Мишаня думает про Черепа — ты и сам знаешь. И что будет, если Череп их задавит, тоже понимаешь.

Снова смех. Мы говорили медленно, делая паузы, чтобы не приходилось кричать, но и чтобы нас не подслушали в редкие моменты тишины.

— Ну слушай, Волк, — Ваня почесал затылок. — Расклад такой, только между нами.

— Само собой.

— Эдик — отработанный материал, он на волю не выйдет. Ему или не поверят и закроют на зоне, или поверят и оставят в дурдоме… ха, как в рифму вышло. Короче, это настолько всем понятно, что за него даже Витя Батумский не вписывается, хотя за вора в законе он должен впрячься. И по сути, вот если бы ты с ним поговорил, чтобы он вписался за остатки банды, тогда был бы толк.

— У меня комбинат, мне не до рынка. А Витю привлекать я могу только в тех случаях, когда не выходит договориться с кем-то из блатных. Зато раз у меня нет интереса к рынку…

— Да, вот поэтому они к тебе и пришли, — он кивнул. — Ты вообще, Волк, уже иначе на всё смотришь, чем мы, тебе этот рынок не нужен, он слишком мелкий. Но это, Череп на жопе не сидит, я слышал, он клинья подбивает к блатным. Хотя хрен его знает, что у него выйдет, там недавно одного бугра с мясухи грохнули, который этим занимался.

— Даже если у него получится, самая боеспособная бригада рынка — это не Монтёр и те урки, а Мишаня и его вояки. Договоришься с ним, блатные спорить не будут, а Череп лезть не рискнёт. Тогда ничего и не изменится, статус кво не нарушится, хотя бы какое-то время. Вряд ли вам война с ним нужна, тем более прямо сейчас…

Снова смех. На это раз конкурс другой. Взяли несколько женатых пар, и женщинам завязали глаза. Они должны были ощупать лицо сидящих перед ними мужчин, и понять, где их муж. А засмеялись все, когда жена Лёни Леснякова ощупала лицо Антонова и решила, что это её муж, хотя Лёня и Антонов вообще никак не походили друг на друга.

— И мне тоже не нужна эта война в городе, — продолжил я. — И если вы мирно обсудите всё между собой у меня на территории, то к чему-нибудь и придёте, а я буду только рад, что всё спокойно. Поговори с Иванычем по этому вопросу… а ещё с Виктором Крюковым, он достаточно умный, чтобы следить за обстановкой.

— Ещё бы, этот тип хитрожопый, — Студент снова закивал. — Ладно, замётано, Волк. Держи этого Мишаню в курсе, а я переговорю с кем надо… ха, чё творят! Этот Антонов — кадр.

— А какая свадьба без драки? — я пожал плечами.

Конкурс продолжался, но команды поменялись местами. Мужчинам с завязанными глазами требовалось ощупать колени дамы, но один из родственников невесты полез сильно выше, чем разрешалось правилами.

Он думал, что это его жена, и решил повеселиться. Но он ошибся, ведь это была жена Антонова. Директор комбината разбушевался и тут же ему врезал в лицо, и то, что мужик был выше его аж на целую голову, Антонова не остановило. Их едва разняли, а тамада начала новый конкурс, пока драка не переросла в нечто большее. Благо, рядом стояли непьющие парни, и всех развели по сторонам.

— Ладно, Волк, — Студент хлопнул ладонями по столу и поднялся. — Переговорю с нашими и сразу тебе звякну.

— Договорились.

Чита, областная психиатрическая больница

В палате было четыре места, заняты были все. Эдику полагалось лежать в отдельной палате, так как по нему проходила экспертиза, но отдельных палат не было, его положили в общую. Всё равно на ночь запирали всё отделение.

У окна лежал Эдик, у стены недалеко от него Андрей, девятнадцатилетний парень, направленный сюда военкоматом для проверки, косит он от армии или нет.

Ещё здесь находился Павел Петрович, толстый железнодорожник, прозванный Литровичем. Он был алкоголиком, у него от пьянок срывало крышу, а когда его выпускали, он почти сразу же уходил в новый запой и вскоре возвращался в больницу.

А у самого входа на кровати лежал Чухан. Настоящего имени этого пожилого больного никто из пациентов не знал, на ночь его привязывали к кровати, а в рот вставляли кляп, чтобы не орал. По ночам он буйный, но за ним никто не присматривал. Раньше под него стелили клеёнку, но в последний месяц это ни разу не пригодилось. Худой мужчина с редкими седыми волосами косил глаза, смотря на игру, но карты в руки ему никогда не давали.

— Вот бы мне так научиться, Эдуард Владимирович! — восторженно сказал Андрей. — Ты столько всего знаешь.

Эдик только что взял колоду карт и начал так быстро их перетасовывать, что они просто размывались у него в руках. Потом он начал их раскладывать на кровати перед собой.

— Был у нас один талант, — сказал Эдик. — Учил меня по молодости один. Там времени много, чему хочешь научишься. Но лучше в шахматы играй, полезнее.

— А я в дурака бы сыграл, — вздохнул Литрович. — Да ты же меня опять без штанов оставишь, Эдуард Владимирович.

— Кляп лучше проверь, — Эдик показал на связанного. — А то опять ночью орать будет.